Форум » Поговорим о... » Любимые авторы (продолжение) » Ответить
Любимые авторы (продолжение)
Natalie: Которые здесь самые любимые, после Пушкина, разумеется?
Марта: Андрей Белый ВЕСНА Всё подсохло. И почки уж есть. Зацветут скоро ландыши, кашки. Вот плывут облачка, как барашки. Громче, громче весенняя весть. Я встревожен назойливым писком: Подоткнувшись, ворчливая Фекла, нависая над улицей с риском, протирает оконные стекла. Тут известку счищают ножом... Тут стаканчики с ядом... Тут вата... Грудь апрельским восторгом объята. Ветер пылью крутит за окном. Окна настежь — и крик, разговоры, и цветочный качается стебель, и выходят на двор полотеры босиком выколачивать мебель. Выполз кот и сидит у корытца, умывается бархатной лапкой. Вот мальчишка в рубашке из ситца, пробежав, запустил в него бабкой. В небе свет предвечерних огней. Чувства снова, как прежде, огнисты. Небеса всё синей и синей, Облачка, как барашки, волнисты. В синих далях блуждает мой взор. Все земные стремленья так жалки... Мужичонка в опорках на двор с громом ввозит тяжелые балки.
Марта: Душе моя, ликуй и пой В.Кюхельбекер Душе моя, ликуй и пой, Наследница небес: Христос воскрес, Спаситель твой Воистину воскрес! Так! Ад пред Сильным изнемог Из гробовых вериг, Из ночи смерти Сына Бог И с Ним тебя воздвиг. Из света вечного Господь Сошел в жилище тьмы, Облекся в перст, оделся в плоть - Да не погибнем мы! Неизреченная Любовь Всех таинств высота! За всех Свою святую кровь Он пролил со креста. Чистейшей кровию Своей Нас, падших, искупил От мук и гроба, из сетей И власти темных сил. Христос воскрес, Спаситель мой Воистину воскрес. Ликуй, душа: Он пред тобой Раскрыл врата небес!
Марта: Уважаемая Зизи напомнила мне о стихотворении Давида Самойлова, которое я очень люблю: Давид Самойлов Была туманная луна, И были нежные березы... О март-апрель, какие слезы! Во сне какие имена! Туман весны, туман страстей, Рассудка тайные угрозы... О март-апрель, какие слезы - Спросонья, словно у детей!.. Как корочку, хрустящий след Жуют рассветные морозы... О март-апрель, какие слезы - Причины и названья нет! Вдали, за гранью голубой, Гудят в тумане тепловозы... О март-апрель, какие слезы! О чем ты плачешь? Что с тобой?
Зизи: Уважаемой Зизи нынче хочется спеть: "Тихо вокруг..." Жаль, не знаю до конца слов этой замечательной песни... На форуме - тишина...Людиииииииаууууууу!!!!!
Марта: Дорогая Зизи, нежный соловей души моей!!!! Мы с вами поём на этой ветке вдвоем. И я так Вам благодарна!
Марта: Ахмадулина Белла ДЕНЬ: 12 МАРТА 1981 ГОДА Дни марта меж собою не в родстве. Двенадцатый — в нём гость или подкидыш. Черты чужие есть в его красе, и март: «Эй, март!» — сегодня не окликнешь. День — в зиму вышел нравом и лицом: когда с холмов ее снега поплыли, она его кукушкиным яйцом снесла под перья матери-теплыни. Я нынче глаз не отпускала спать — и как же я умна, что не заснула! Я видела, как воля Дня и стать пришли сюда, хоть родом не отсюда. Дню доставало прирожденных сил и для восхода, и для снегопада. И слышалось: «О, нареченный сын, мне боязно, не восходи, не надо». Ему, когда он челядь набирал, всё, что послушно, явно было скушно. Зачем позёмка, если есть буран? Что в бледной стыни мыкаться? Вот — стужа. Я, как известно, не ложилась спать, Вернее, это Дню и мне известно. Дрожать и зубом на зуб не попасть мне как-то стало вдруг не интересно. Я было вышла, но пошла назад. Как не пойти? Описанный в тетрадке, Дня нынешнего пред... — скажу: пред-брат — оставил мне наследье лихорадки. Минувший день, прости, я солгала! Твой гений — добр. Сама простыла, дура, и провожала в даль твои крыла на зябких крыльях зыбкого недуга. Хворь — боязлива. Ей невмоготу терпеть окна красу и зазыванье — в блеск бытия вперяет слепоту, со страхом слыша бури завыванье. Устав смотреть, как слишком сильный День гнёт сосны, гладит против шерсти ели, я без присмотра бросила метель и потащилась под присмотр постели. Проснулась. Вышла. Было семь часов. В закате что-то слышимое было, но тихое, как пенье голосов: «Прощай, прощай, ты мной была любима». О, как сквозь чернь березовых ветвей и сквозь решетку... там была решетка — не для красы, а для других затей, в честь нищего какого-то расчета... сквозь это всё сияющая весть о чём-то высшем — горем мне казалась. Нельзя сказать: каков был цвет. Но цвет чуть-чуть был розовей, чем несказанность. Вот участь совершенной красоты: чуть брезжить, быть отсутствия на грани. А прочего всего — грубы черты. Звезда взошла не как всегда, а ране. О День, ты — крах или канун любви к тебе, о День? Уж видно мне и слышно, как блещет в небе ровно пол-луны: всё — в меру, без изъяна, без излишка. Скончаньем Дня любуется слеза. Мороз: слезу содеешь, но не выльешь. Я ничего не знаю и слепа. А Божий День — всезнающ и всевидящ. 12-13-14 марта 1981, Таруса Это так длинно, но так прекрасно!
Зизи: Кофейный чертик Опять четвертый час. Да что это, ей-богу! Ну, что, четвертый час, о чём поговорим? Во времени чужом люблю свою эпоху: тебя, мой час, тебя, веселый кофеин. Сообщник-гуща, вновь твой черный чертик ожил. Ему пора играть, но мне-то — спать пора. Но угодим — ему. Ум на него помножим — и то, что обретем, отпустим до утра. Гадаешь ты другим, со мной — озорничаешь. Попав вовнутрь судьбы, зачем извне гадать? А если я спрошу, ты ясно означаешь разлуку, но любовь, и ночи благодать. Но то, что обрели,— вот парочка, однако. Их общий бодрый пульс резвится при луне. Стих вдумался в окно, в глушь снега и оврага, и, видимо, забыл про чертика в уме. Он далеко летал, вернулся, но не вырос. Пусть думает свое, ему всегда видней. Ведь догадался он, как выкроить и выкрасть Тарусу, ночь, меня из бесполезных дней. Эй, чертик! Ты шалишь во мне, а не в таверне. Дай помолчать стиху вблизи его луны. Покуда он вершит свое само-творенье, люблю на труд его смотреть со стороны. Меня он никогда не утруждал нимало. Он сочинит свое — я напишу пером. Забыла — дальше как? Как дальше, тетя Маня? Ах, да, там дровосек приходит с топором. Пока же стих глядит, что делает природа. Коль тайну сохранит и не предаст словам — пускай! Я обойдусь добычею восхода. Вы спали — я его сопроводила к вам. Всегда казалось мне, что в достиженье рани есть лепта и моя, есть тайный подвиг мой. Я не ложилась спать, а на моей тетради усталый чертик спит, поникнув головой. Пойду, спущусь к Оке для первого поклона. Любовь души моей, вдруг твой ослушник — здесь и смеет говорить: нет воли, нет покоя, а счастье — точно есть. Это оно и есть. 12 марта 1981, Таруса
Марта: Я только что вспоминала её в связи со своим ремонтом и разговорами со строителями. Вот часть стихотворения Ахмадулиной, которая была мне так близка в дни затяжного ремонта (всё стихотворение полностью я помещала на форуме уже раньше): Мы начали вместе: рабочие, я и зима. Рабочих свезли, чтобы строить гараж с кабинетом соседу. Из них мне знакомы Матвей и Кузьма и Павел-меньшой, окруженные кордебалетом, Окно, под каким я сижу для затеи моей, выходит в их шум, порицающий силу раствора. Прошло без помех увядание рощ и полей, листва поредела, и стало светло и просторно. Зима поспешала. Холодный сентябрь иссякал. Затея томила и не давалась мне что-то. Коль кончилось курево или вдруг нужен стакан, ко мне отряжали за прибылью Павла-меньшого. Спрошу: — Как дела? — Засмеется: — Как сажа бела. То нет кирпича, то застряла машина с цементом. — Вот-вот, — говорю, — и мои таковы же дела. Утешимся, Павел, печальным напитком целебным. Октябрь наступил. Стало Пушкина больше вокруг, верней, только он и остался в уме и природе. Пока у зимы не валилась работа из рук, Матвей и Кузьма на моём появлялись пороге. .............
Зизи: Только что говорила с Таней Калининой, которая дружит с Б. Ахмадулиной. Я ее поздравила, а она мне сказала, что ведет переговоры по поводу вечера Беллы на Мойке, 12. Ура!!!
Марта: Ой! Я опять не смогу попасть......... Хорошо, что есть её сборник стихов.
барышня-крестьянка: Белла Ахмадулина Не уделяй мне много времени, Вопросов мне не задавай. Глазами добрыми и верными Руки моей не задевай. Не проходи весной по лужицам, По следу следа моего. Я знаю - снова не получится Из этой встречи ничего. Ты думаешь, что я из гордости Хожу, с тобою не дружу? Я не из гордости - из горести Так прямо голову держу. 1957
Марта: Бенедиктов Владимир Григорьевич Все блестит: цветы, кенкеты, И алмаз, и бирюза, Люстры, звезды, эполеты, Серьги, перстни и браслеты, Кудри фразы и глаза. Все в движеньи: воздух, люди. Блонды, локоны и груди И достойные венца Ножки с тайным их обетом, И страстями и корсетом Изнуренные сердца. Бурей вальса утомленный Круг, редея постепенно, Много блеска своего Уж утратил. Прихотливо Пары, с искрами разрыва, Отпадают от него. Будто прах неоценимый - Пыль с алмазного кольца, Осьпь с пышной диадимы, Брызги с царского венца; Будто звезды золотые, Что, покинув небеса, Вдруг летят в края земные, Будто блестки рассыпные, Переливчато - цветные, С огневого колеса. Вот осталась только пара, Лишь она и он. На ней Тонкий газ - белее пара; Он - весь облака черней. Гений тьмы и дух эдема, Мниться, реют в облаках, И Коперника система Торжествует в их глазах. Вот летят! - Смычки живее Сыплют гром; чета быстрее В новом блеске торжества Чертит молнии кругами, И плотней сплелись крылами Неземные существа. Тщетно хочет чернокрылой Удержать полет свой: силой Непонятною влеком Как над бездной океана, Он летит в слоях тумана, Весь обхваченный огнем. В сфере радужного света Сквозь хаос и огнь и дым Мчится мрачная планета С ясным спутником своим. Тщетно белый херувим Ищет силы иль заклятий Разломить кольцо объятий; Грудь томится, рвется речь, Мрут бесплодные усилья, Над огнем открытых плеч Веють блондовые крылья, Брызжет локонов река, В персях места нет дыханью, Воспаленная рука Крепко сжата адской дланью, А другою - горячо Ангел, в ужасе паденья, Держит демона круженья За железное плечо.
Марта: Константин Симонов В корреспондентском клубе Опять в газетах пишут о войне, Опять ругают русских и Россию, И переводчик переводит мне С чужим акцентом их слова чужие. Шанхайский журналист, прохвост из «Чайна Ньюс», Идет ко мне с бутылкою, наверно, В душе мечтает, что я вдруг напьюсь И что-нибудь скажу о «кознях Коминтерна». Потом он сам напьется и уйдет. Все как вчера. Терпенье, брат, терпенье! Дождь выступает на стекле, как пот, И стонет паровое отопленье. Что ж мне сказать тебе, пока сюда Он до меня с бутылкой не добрался? Что я люблю тебя? – Да. Что тоскую? – Да. Что тщетно я не тосковать старался? Да. Если женщину уже не ранней страстью Ты держишь спутницей своей души, Не легкостью чудес, а трудной старой властью, Где, чтоб вдвоем навек – все средства хороши, Когда она – не просто ожиданье Чего-то, что еще, быть может, вздор, А всех разлук и встреч чередованье, За жизнь мою любви с войною спор, Тогда разлука с ней совсем трудна, Платочком ей ты не помашешь с борта, Осколком памяти в груди сидит она, Всегда готовая задеть аорту. Не выслушать... В рентген не разглядеть... А на чужбине в сердце перебои. Не вынуть – смерть всегда таскать с собою, А вынуть – сразу умереть. Так сила всей по родине тоски, Соединившись по тебе с тоскою, Вдруг грубо сердце сдавит мне рукою. Но что бы делал я без той руки? – Хелло! Не помешал вам? Как дела? Что пьем сегодня – виски, ром? – Любое. — Сейчас под стол свалю его со зла, И мы еще договорим с тобою! 1948
Зизи: Ольга Берггольц А я вам говорю, что нет напрасно прожитых лет, ненужно пройденных путей, впустую слышанных вестей. Нет невоспринятых миров, нет мнимо розданных даров, любви напрасной тоже нет, любви обманутой, больной, — ее нетленно-чистый свет всегда во мне, всегда со мной. И никогда не поздно снова начать всю жизнь, начать весь путь, и так, чтоб в прошлом бы — ни слова, ни стона бы не зачеркнуть.
Зизи: Андрей Вознесенский ТИШИНЫ! Тишины хочу, тишины... Нервы, что ли, обожжены? Тишины... чтобы тень от сосны, щекоча нас, перемещалась, холодящая словно шалость, вдоль спины, до мизинца ступни, тишины... звуки будто отключены. Чем назвать твои брови с отливом? Понимание - молчаливо. Тишины. Звук запаздывает за светом. Слишком часто мы рты разеваем. Настоящее - неназываемо. Надо жить ощущением, цветом. Кожа тоже ведь человек, с впечатленьями, голосами. Для нее музыкально касанье, как для слуха - поет соловей. Как живется вам там, болтуны, чай, опять кулуарный авралец? горлопаны не наорались? тишины... Мы в другое погружены. В ход природ неисповедимый, И по едкому запаху дыма Мы поймем, что идут чабаны. Значит, вечер. Вскипают приварок. Они курят, как тени тихи. И из псов, как из зажигалок, Светят тихие языки.
Кот: Уважаемая Зизи, а какого времени эти стихи Вознесенского? Я люблю раннего Вознесенского и, мягко говоря, не очень люблю позднего. А эти стихи мне нравятся.
Зизи: Эти стихи написаны в 1964 г., уважаемый Кот. Только я их поместила не потому, что нравится мне Вознесенский или нет, а потому, что они сейчас очень сопряжены со мной и моими ощущениями. Они стали очень личными, моими. Извините.
Таша: У нашей дорогой Зизи сейчас непростой период: сделать свой выбор в жизни это всегда крайне трудно и чрезвычайно ответственно, и в первую очередь, когда это связано с твоей работой. Ведь наша работа - это наше будущее. Но как же трудно противостоять при этом бессовестным и невежественным горлопанам, особенно, если они твои начальники! А раз уж мы на этой ветке, то пригласим в "группу поддержки" Эмилию Бронте: Надежды не теряй, пока Видны в ночи зарницы, Румянит вечер облака И утро золотится. Надежды не теряй - и пусть Рекою льются слезы: Уйдет из сердца злая грусть И вырвутся занозы. От боли стонет человек - Так ветер стонет тоже, Осенний дождь и зимний снег На плач людей похожи. Но лишь придет на землю май - Все оживет, как прежде. Беда с тобой ? Не унывай И верь своей надежде !
Кот: Уважаемая Зизи! Трудно так издалека предложить Вам какую-то разумную помощь, но верьте, что мы с Вами, как тот "надежды маленький оркестрик под управлением любви"!
Зизи: Милая моя группа поддержки (без кавычек)! Спасибо! Кажется, Михаил Светлов говорил, что дружба - понятие круглосуточное. А. Галич ПЕТЕРБУРГСКИЙ РОМАНС. Посвящается Н.Рязанцевой. " Жалеть о нем не должно, ... он сам виновник всех своих злосчастных бед, Терпя, чего терпеть без подлости - не можно..." Н.Карамзин. ...Быть бы мне поспокойней, Не казаться, а быть ! ...Здесь мосты,словно кони -- По ночам на дыбы ! Здесь всегда по квадрату На рассвете полки -- От Синода к Сенату, Как четыре строки ! Здесь, над винною стойкой, Над пожаром зари Наколдовано столько, Набормотано столько, Наколдовано столько, Набормотано столько, Что пойди -- повтори ! Все земные печали -- Были в этом краю... Вот и платим молчаньем За причастность свою ! Мальчишки были безумны, К чему им мои советы ?! Лечиться бы им, лечиться, На кислые ездить воды -- Они ж по ночам : " Отчизна ! Тираны ! Заря свободы !" Полковник я, а не прапор, Я в битвах сражался стойко, И весь их щенячий табор Мне мнился игрой, и только. И я восклицал : "Тираны !" И я прославлял свободу, Под пламенные тирады Мы пили вино, как воду. И в то роковое утро, ( Отнюдь не угрозой чести !) Казалось, куда как мудро Себя объявить в отъезде. Зачем же потом случилось, Что меркнет копейкой ржавой Всей славы моей лучинность Пред солнечной ихней славой ?! ...Болят к непогоде раны, Уныло проходят годы... Но я же кричал : "Тираны !" И славил зарю свободы ! Повторяется шепот, Повторяем следы. Никого еще опыт Не спасал от беды ! О, доколе, доколе, И не здесь, а везде Будут Клодтовы кони Подчиняться узде ?! И все так же, не проще, Век наш пробует нас -- Можешь выйти на площадь, Смеешь выйти на площадь, Можешь выйти на площадь, Смеешь выйти на площадь В тот назначенный час ?! Где стоят по квадрату В ожиданьи полки -- От Синода к Сенату, Как четыре строки ?! 22 августа 1968 г.
полная версия страницы