Форум » Поговорим о... » Любимые авторы (продолжение) » Ответить
Любимые авторы (продолжение)
Natalie: Которые здесь самые любимые, после Пушкина, разумеется?
Кот: Все кажется, что восьмидесятые годы - это вот, совсем рядом... А этому фильму уже 27 лет.
Зизи: Почему-то я думала, что музыку к этому фильму написал С. Никитин
барышня-крестьянка: а о каком фильме речь?
Кот: Уважаемая Барышня-крестьянка, речь идет о фильме "Военно-полевой роман" Тодоровского. О нем говорилось на предыдущей странице, которая оказалась последней страницей предыдущего продолжения темы "Любимые авторы".
бык: В. Гафт У лживой тайны нет секрета, Нельзя искусственно страдать. Нет, просто так не стать поэтом, Нет, просто так никем не стать... Кто нас рассудит, Боже правый, Чего ты медлишь, что ты ждешь, Когда кричат безумцы: «Браво!» — Чтоб спели им вторично ложь. И есть ли истина в рожденьи, А может, это опыт твой, Зачем же просим мы прощенья, Встав на колени пред Тобой? И, может, скоро свод Твой рухнет, За всё расплатой станет тьма, Свеча последняя потухнет, Наступит вечная зима. Уйми печальные сомненья, Несовершенный человек, Не будет вечного затменья, Нас не засыплет вечный снег. И просто так не появилась На свете ни одна душа. За все в ответе Божья милость, Пред нею каемся, греша. Но мир — не плод воображенья, Здесь есть земные плоть и кровь, Здесь гений есть и преступленье, Злодейство есть и есть любовь. Добро и зло — два вечных флага Всегда враждующих сторон. На время побеждает Яго, Недолго торжествует он. Зла не приемлет мирозданье, Но так устроен белый свет, Что есть в нем вечное страданье, Там и рождается поэт.
Зизи: Прекрасные стихи Гафта! Талантливый человек - талантлив во всем! Это про него!
барышня-крестьянка: можно еще Гафта? Хотя уже юбилей и отметили вроде! Домик движется на лапках, Вся спина в сплошных заплатках. В этом костяном жилете Не так страшно жить на свете. Как из норки, торчит шейка, Вся в чешуйках, словно змейка. Как погладить черепашку Через толстую рубашку? Будет ей не до испуга, Если встретит она друга. Там под тяжестью щита Сердце есть и теплота. Черепахи не торопятся - Не спеша в них мудрость копится. Очень медленно ползут, Словно тяжести везут. Не спеши, если забудешь: Тише едешь - дальше будеш
бык: Конечно, эти стихи уже наверняка были, но Заболоцкий должен приходтиь к нам каждый год так же ,как и сетнябрь Николай Заболоцкий СЕНТЯБРЬ Сыплет дождик большие горошины, Рвется ветер, и даль нечиста. Закрывается тополь взъерошенный Серебристой изнанкой листа. Но взгляни: сквозь отверстие облака, Как сквозь арку из каменных плит, В это царство тумана и морока Первый луч, пробиваясь, летит. Значит, даль не навек занавешена Облаками, и, значит, не зря, Словно девушка, вспыхнув, орешина Засияла в конце сентября. Вот теперь, живописец, выхватывай Кисть за кистью, и на полотне Золотой, как огонь, и гранатовой Нарисуй эту девушку мне. Нарисуй, словно деревце, зыбкую Молодую царевну в венце С беспокойно скользящей улыбкою На заплаканном юном лице.
Зизи: На ветке об игрушках я вспомнила А. Дольского. А вот и его песня (опять же пожалеем, что нет звука ) От прощанья до прощанья Возвращение - одно, Частых писем обещанье, Позабытое давно. Мы играем, словно дети, В провожанье вновь и вновь Разделилось все на свете На любовь и нелюбовь. Припев: Кто-то уйдет, кто-то вернется, Кто-то простит, кто-то осудит, Меньше всего любви достается Нашим самым любимым людям. Много ветра, снегу много - Неоглядна эта даль, Бесконечная дорога, Быстротечная печаль. Улыбнись мне на прощанье. Слышишь поезда гобой? Я уеду не с вещами - Я уеду сам с собой. Припев. То, что в шутку ты сказала, Буду помнить я всерьез. Видят старые вокзалы Слишком много новых слез. Принимай судьбу отрадно, Не ищи других причин. Разделились беспощадно Мы на женщин и мужчин. Припев.
Таша: Спасибо за песню, дорогая Зизи! А музыка к ней и зама звучит, когда читаешь эти строки. Кстати, зная наизусть эту песню, впервые вижу ее текст. И сразу открытие: "Слышишь поезда гобой" мы, не разобрав, пели "слышишь поезд за тобой"
Зизи: Да, сама эту песню очень люблю! И помню, как Дольский приходил на Мойку с сыном, и пел эту песню. На празднование (фуршет) открытия выставки не остался именно из-за сына. Очень скромный человек! Наш кабинет тогда еще был во флигеле на втором этаже.
бык: Расул Гамзатов БЕРЕГИТЕ ДРУЗЕЙ Знай, мой друг, вражде и дружбе цену И судом поспешным не греши. Гнев на друга, может быть, мгновенный, Изливать покуда не спеши. Может, друг твой сам поторопился И тебя обидел невзначай. Провинился друг и повинился - Ты ему греха не поминай. Люди, мы стареем и ветшаем, И с теченьем наших лет и дней Легче мы своих друзей теряем, Обретаем их куда трудней. Если верный конь, поранив ногу, Вдруг споткнулся, а потом опять, Не вини его - вини дорогу И коня не торопись менять. Люди, я прошу вас, ради бога, Не стесняйтесь доброты своей. На земле друзей не так уж много: Опасайтесь потерять друзей. Я иных придерживался правил, В слабости усматривая зло. Скольких в жизни я друзей оставил, Сколько от меня друзей ушло. После было всякого немало. И, бывало, на путях крутых Как я каялся, как не хватало Мне друзей потерянных моих! И теперь я всех вас видеть жажду, Некогда любившие меня, Мною не прощенные однажды Или не простившие меня. Пер. Н.Гребнева. Вот это хороший переводчик!!!!
Зизи: Я тоже люблю Гамзатова. А про переводчиков как-то всегда мало думаю. Это, должно быть, обидно для переводчиков, что о них никто не вспоминает, когда читает Шекспира, Гейне, Бальзака. Хотя и есть прекрасные переводчики, о которых все знают. И мы о них вспоминали. О Маршаке, например. Щепкина-Куперник, Лозинский, Пастернак - это все любимые переводчики. И спасибо им большое! Хорошо, что вспомнили о них. Вот и Гамзатова читаем, благодаря Гребневу и Я. Козловскому. Обратила внимание, что везде, оказывается. написано, кто является переводчиком. ЕСЛИ В МИРЕ ТЫСЯЧА МУЖЧИН... Если в мире тысяча мужчин Снарядить к тебе готова сватов, Знай, что в этой тысяче мужчин Нахожусь и я - Расул Гамзатов. Если пленены тобой давно Сто мужчин, чья кровь несется с гулом, Разглядеть меж них не мудрено Горца, нареченного Расулом. Если десять влюблены в тебя Истинных мужей - огня не спрятав, Среди них, ликуя и скорбя, Нахожусь и я - Расул Гамзатов. Если без ума всего один От тебя, не склонная к посулам, Знай, что это с облачных вершин Горец, именуемый Расулом. Если не влюблен в тебя никто И грустней ты сумрачных закатов, Значит, на базальтовом плато Погребен в горах Расул Гамзатов. Пер. Я.Козловского
Зизи: Геннадий Шпаликов ПЕСНЯ С паровозами и туманами В набегающие поля На свидания с дальними странами Уезжаем и ты и я. Уезжаем от мокрых улиц, Безразличия чьих-то глаз, Парусами странствий надулись Носовые платки у нас. Мы вернемся, когда наскучит Жизнь с медведями, без людей, В город мокрый и самый лучший, В город осени и дождей.
Кот: "Город осени и дождей" - это хорошо.
барышня-крестьянка: Михаил Лермонтов Осень Листья в поле пожелтели, И кружатся и летят; Лишь в бору поникши ели Зелень мрачную хранят. Под нависшею скалою, Уж не любит, меж цветов, Пахарь отдыхать порою От полуденных трудов. Зверь, отважный, поневоле Скрыться где-нибудь спешит. Ночью месяц тускл, и поле Сквозь туман лишь серебрит.
Зизи: Тема осени бесконечна! Вот и у Набокова есть стихотворение, посвященной этой поре И снова, как в милые годы тоски, чистоты и чудес, глядится в безвольные воды румяный редеющий лес. Простая, как Божье прощенье, прозрачная ширится даль. Ах, осень, мое упоенье, моя золотая печаль! Свежо, и блестят паутины... Шурша, вдоль реки прохожу, сквозь ветви и гроздья рябины на тихое небо гляжу. И свод голубеет широкий, и стаи кочующих птиц - что робкие детские строки в пустыне старинных страниц...
Кот: Ну и Блок уж: Медлительной чредой нисходит день осенний, Медлительно крутится желтый лист, И день прозрачно свеж, и воздух дивно чист - Душа не избежит невидимого тленья. Так, каждый день старается она, И каждый год, как желтый лист кружится, Все кажется, и помнится, и мнится Что осень прошлых лет была не так грустна.
Зизи: А как же нам без Левитана?
Зануда: ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!!!
Зизи: ПОЮТ ВСЕ!!!! Только никого нет , к сожалению... Осень Слова: Е. Белогорский, В. Козин Музыка: В. Козин Осень, прозрачное утро, Небо как будто в тумане, Даль из тонов перламутра, Солнце холодное раннее. Где наша первая встреча? Яркая, острая, тайная, В тот летний памятный вечер, Милая, словно случайная. Не уходи, тебя я умоляю, Слова любви стократ я повторю. Пусть осень у дверей, я это твердо знаю, Но все ж не уходи, тебе я говорю. Наш уголок нам никогда не тесен, Когда ты в нем, то в нем цветет весна. Не уходи, еще не спето столько песен, Еще звенит в гитаре каждая струна.
Кот: Ой-ой-ой! еще не спето сколько песен!
Зизи: В день рождения Есенина, конечно, ОН - самый любимый! Ты прохладой меня не мучай И не спрашивай, сколько мне лет, Одержимый тяжелой падучей, Я душой стал, как желтый скелет. Было время, когда из предместья Я мечтал по-мальчишески — в дым, Что я буду богат и известен И что всеми я буду любим. Да! Богат я, богат с излишком. Был цилиндр, а теперь его нет. Лишь осталась одна манишка С модной парой избитых штиблет. И известность моя не хуже,— От Москвы по парижскую рвань Мое имя наводит ужас, Как заборная, громкая брань. И любовь, не забавное ль дело? Ты целуешь, а губы как жесть. Знаю, чувство мое перезрело, А твое не сумеет расцвесть. Мне пока горевать еще рано, Ну, а если есть грусть — не беда! Золотей твоих кос по курганам Молодая шумит лебеда. Я хотел бы опять в ту местность, Чтоб под шум молодой лебеды Утонуть навсегда в неизвестность И мечтать по-мальчишески — в дым. Но мечтать о другом, о новом, Непонятном земле и траве, Что не выразить сердцу словом И не знает назвать человек.
бык: И Есенин, и осень ОСЕНЬ Р. В. Иванову Тихо в чаще можжевеля по обрыву. Осень, рыжая кобыла, чешет гривы. Над речным покровом берегов Слышен синий лязг ее подков. Схимник-ветер шагом осторожным Мнет листву по выступам дорожным И целует на рябиновом кусту Язвы красные незримому Христу.
Марта: В "Поздравлениях" речь зашла о приметах. Пушкин Приметы Старайся наблюдать различные приметы: Пастух и земледел в младенческие леты, Взглянув на небеса, на западную тень, Умеют уж предречь и ветр, и ясный день, И майские дожди, младых полей отраду, И мразов ранний хлад, опасный винограду. Так, если лебеди, на лоне тихих вод Плескаясь вечером, окличут твой приход, Иль солнце яркое зайдет в печальны тучи, Знай: завтра сонных дев разбудит дождь ревучий Иль бьющий в окны град В— а ранний селянин, Готовясь уж косить высокой злак долин, Услыша бури шум, не выйдет на работу И погрузится вновь в ленивую дремоту. 1821
Зизи: А у меня с приметами другие пушкинские стихи ассоциируются! Я ехал к вам: живые сны За мной вились толпой игривой, И месяц с правой стороны Сопровождал мой бег ретивый. Я ехал прочь: иные сны... Душе влюбленной грустно было, И месяц с левой стороны Сопровождал меня уныло. Мечтанью вечному в тиши Так предаемся мы, поэты; Так суеверные приметы Согласны с чувствами души. Очень люблю это стихотворение и романс Исаака Шварца из к/ф "Станционный смотритель"!
Марта: Анненский И. Невозможно Есть слова. Их дыханье - что цвет: Так же нежно и бело-тревожно; Но меж них ни печальнее нет, Ни нежнее тебя, невозможно. Не познав, я в тебе уж любил Эти в бархат ушедшие звуки: Мне являлись мерцанья могил И сквозь сумрак белевшие руки. Но лишь в белом венце кризантэм, Перед первой угрозой забвенья, Этих вэ, этих зэ, этих эм Различить я сумел дуновенья. И, запомнив, невестой в саду, Как в апреле, тебя разубрали,— У забитой калитки я жду, Позвонить к сторожам не пора ли. Если слово за словом, что цвет, Упадает, белея тревожно, Не печальных меж павшими нет, Но люблю я одно — невозможно.
Зизи: Сегодня день рождения Александра Галича! Как символично, что он родился именно 19 октября! Мы давно называемся взрослыми И не платим мальчишеству дань, И за кладом на сказочном острове Не стремимся мы в дальнюю даль. Ни в пустыню,ни к полюсу холода, Ни на катере...к этакой матери. Но поскольку молчание -- золото, То и мы,безусловно, старатели. Промолчи -- попадешь в богачи ! Промолчи, промолчи, промолчи ! И не веря ни сердцу, ни разуму, Для надежности спрятав глаза, Сколько раз мы молчали по-разному, Но не против, конечно, а за ! Где теперь крикуны и печальники ? Отшумели и сгинули смолоду... А молчальники вышли в начальники, Потому что молчание -- золото. Промолчи -- попадешь в первачи ! Промолчи, промолчи, промолчи !
Зизи: Игорь Северянин Октябрь Люблю октябрь, угрюмый месяц, Люблю обмершие леса, Когда хромает ветхий месяц, Как половина колеса. Люблю мгновенность: лодка... хобот... Серп... полумаска... леса шпиц... Но кто надтреснул лунный обод? Кто вор лучистых тонких спиц? Морозом выпитые лужи Хрустят и хрупки, как хрусталь; Дороги грязно-неуклюжи, И воздух сковывает сталь. Как бред земли больной, туманы Сердито ползают в полях, И отстраданные обманы Дымят при блеске лунных блях. И сколько смерти безнадежья В безлистном шелесте страниц! Душе не знать любви безбрежья, Не разрушать душе границ! Есть что-то хитрое в усмешке Седой улыбки октября, В его сухой, ехидной спешке, Когда он бродит, тьму храбря. Октябрь и Смерть - в законе пара, Слиянно-тесная чета... В полях - туман, как саван пара, В душе - обмершая мечта. Скелетом черным перелесец Пускай пугает: страх сожну. Люблю октябрь, предснежный месяц, И Смерть, развратную жену!.. 1910
Зизи: Л. Пастернак "Золотая осень. Воробьевы горы"
Таша: Спасибо за Пастернака, дорогая Зизи. Вчера досмотрели с мужем фильм А. Прошкина "Доктор Живаго" (он у нас на видеокассете). Мы смотрим его по одной-две серии уже несколько месяцев; не потому, что не нравится, а потому что некогда. А тут, удача! я приболела. Больную надо развлекать... Правда после вчерашней последней серии я полночи заснуть не могла, все думала о судьбе людей, попавших в этот водоворот событий.... Грустно. Очень грустно. ............................................. Но кто мы и откуда, Когда от всех тех лет Остались пересуды, А нас на свете нет?
Зизи: У И.А. Бунина - юбилей! ОКТЯБРЬСКИЙ РАССВЕТ Ночь побледнела, и месяц садится За реку красным серпом. Сонный туман на лугах серебрится, Черный камыш отсырел и дымится, Ветер шуршит камышом. Тишь на деревне. В часовне лампада Меркнет, устало горя. В трепетный сумрак озябшего сада Льется со степи волнами прохлада... Медленно рдеет заря. Дорогая Таша! "Доктора Живаго" тоже очень люблю. И фильм мне нравится, но... смотреть его так тяжело! Почему-то с первых кадров, когда появляется О. Меньшиков, мне уже плакать хочется...
Таша: Зизи пишет: Почему-то с первых кадров, когда появляется О. Меньшиков, мне уже плакать хочется... А меня он завораживает в этом фильме. Я готова смотреть и слушать его бесконечно. Но только не в финальных сериях, где сердце рвется на части! За юбилей любимейшего Бунина отдельное спасибо! Захотелось привести здесь не стихи его, а прозу. Помните, как героиня одного из его рассказов шептала подруге:Я в одной папиной книге,- у него много старинных смешных книг,- прочла, какая красота должна быть у женщины... Там, понимаешь, столько насказано, что всего не упомнишь: ну, конечно, черные, кипящие смолой глаза,- ей-богу, так и написано: кипящие смолой!-черные, как ночь, ресницы, нежно играющий румянец, тонкий стан, длиннее обыкновенного руки,- понимаешь, длиннее обыкновенного!-маленькая ножка, в меру большая грудь, правильно округленная икра, колена цвета раковины, покатые плечи,- я многое почти наизусть выучила, так все это верно! - но главное, знаешь ли что? - Легкое дыхание! А ведь оно у меня есть, ты послушай, как я вздыхаю, ведь правда, есть? Далее Бунин написал будто и о себе: Теперь это легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре
Зизи: Таша пишет: А меня он завораживает в этом фильме. Я готова смотреть и слушать его бесконечно Тысячу раз - "да"!!! Я вообще люблю игру Меньшикова! Даже в бездарном "Золотом теленке"!
Таша: Зизи пишет: Я вообще люблю игру Меньшикова Я тоже И была страшно обрадована, когда он отказался сниматься с фильме Н. Бондарчук в роли Пушкина.
Таша: После римско-флорентийских каникул не могу очнуться от чар любимейшего Микельанджело: Нет радостней веселого занятья: По злату кос цветам наперебой Соприкасаться с милой головой И льнуть лобзаньем всюду без изъятья! И сколько наслаждения для платья Сжимать ей стан и ниспадать волной, И как отрадно сетке золотой Ее ланиты заключать в объятья! Еще нежней нарядной ленты вязь, Блестя узорной вышивкой своею, Смыкается вкруг персей молодых. А чистый пояс, ласково виясь, Как будто шепчет: "не расстанусь с нею..." О, сколько дела здесь для рук моих! (перевод А.Эфрона) Я тем живей, чем длительней в огне. Как ветер и дрова огонь питают, Так лучше мне, чем злей меня терзают, И тем милей, чем гибельнее мне. Последний сонет Микельанджело подстать пушкинскому упоению в бою, у бездны мрачной на краю...
Зизи: Спасибо за восхитительные сонеты, дорогая Таша! Что еще принесет нам Ваше итальянское настроение?
Зизи: В юбилей Андрея Белого А вода? Миг — ясна… Миг — круги, ряби: рыбка… Так и мысль!.. Вот — она… Но она — глубина, Заходившая зыбко
Таша: Ответ на вопрос уважаемой Зизи - Саша Черный: Из Флоренции: В старинном городе чужом и странно близком Успокоение мечтой пленило ум. Не думая о временном и низком, По узким улицам плетешься наобум... В картинных галереях - в вялом теле Проснулись все мелодии чудес И у мадонн чужого Ботичелли, Не веря, служишь столько тихих месс... Перед Давидом Микельанджело так жутко Следить, забыв века, в тревожной вере За выраженьем сильного лица! О, как привыкнуть вновь к туманным суткам, К растлениям, самоубийствам и холере, К болотному терпенью без конца?.. <1910> А еще Александр Блок: Флоренция, ты ирис нежный; По ком томился я один Любовью длинной, безнадежной, Весь день в пыли твоих Кашин? О, сладко вспомнить безнадежность: Мечтать и жить в твоей глуши; Уйти в твой древний зной и в нежность Своей стареющей души... Но суждено нам разлучиться, И через дальние края Твой дымный ирис будет сниться, Как юность ранняя моя. Июнь 1909
Марта: Спасибо, дорогая Таша! Стихи прекрасны так же, как и Флоренция!
Зизи: Вот и ноябрь, поздняя осень. А что думают об этом наши любимые авторы? Константин Бальмонт ОСЕНЬ Осень. Мертвый простор. Углубленные грустные дали. Завершительный ропот шуршащих листвою ветров. Для чего не со мной ты, о друг мой, в ночах, в их печали? Столько звезд в них сияет в предчувствии зимних снегов. Я сижу у окна. Чуть дрожат беспокойные ставни. И в трубе без конца, без конца - звуки чьей-то мольбы. На лице у меня поцелуй - о, вчерашний, недавний. По лесам и полям протянулась дорога судьбы. Далеко, далеко по давнишней пробитой дороге, Заливаясь, поет колокольчик, и тройка бежит. Старый дом опустел. Кто-то бледный стоит на пороге. Этот плачущий - кто он? Ах, лист пожелтевший шуршит. Этот лист, этот лист... Он сорвался, летит, упадает... Бьются ветки в окно. Снова ночь. Снова день. Снова ночь. Не могу я терпеть. Кто же там так безумно рыдает? Замолчи. О, молю! Не могу, не могу я помочь. Это ты говоришь? Сам с собой - и себя отвергая? Колокольчик, вернись. С привиденьями страшно мне быть. О, глубокая ночь! О, холодная осень! Немая! Непостижность судьбы: расставаться, страдать и любить. 1908
Зизи: Любимый Левитан
Natalie: Осень - такое дивное русское явление природы, что кажется, нет поэта, художника или музыканта, родившегося или просто жившего в России, который бы ее не воспел Левитан, приведенный Вами, замечательный, и точно то, что у нас на дворе именно сейчас!!!
Таша: ЭТОТ любимый автор любим мною в любое время года: Мотив счастливый лишь однажды, Не зная нот, играет каждый На детской дудочке надежды, На тихой дудочке любви. Его губами не поймаешь, Его словами не обманешь, Его в неволю не заманишь, В какие сети не лови. Он сам слетает в чьи-то руки, И от улыбки до разлуки Нас приручают эти звуки Вернее самых добрых слов. И вот в саду шальные ветки, И вот промокшая до нитки Чудная музыка калитки, Родная музыка шагов. Мотив счастливый лишь однажды, Не зная нот, играет каждый На детской дудочке надежды, На тихой дудочке любви. Татьяна Калинина
Кот: Уважаемая Таша, а я совсем ее не знал. Посмотрел по приведенной Вами ссылке. Спасибо! Любопытно, что кроме Андрея Петрова, все композиторы, писавшие не ее стихи , имеют фамилии, начинающиеся на "Б": Баневич, Барт, Баснер, Бровко.
Зизи: Дорогой Кот, мы неоднократно вспоминали этого любимого автора! М.б. тогда Вы были в отъезде?
Зизи: Семен Надсон Осень, поздняя осень!.. Над хмурой землею Неподвижно и низко висят облака; Желтый лес отуманен свинцовою мглою, В желтый берег без умолку бьется река... В сердце - грустные думы и грустные звуки, Жизнь, как цепь, как тяжелое бремя, гнетет. Призрак смерти в тоскующих грезах встает, И позорно упали бессильные руки... Это чувство - знакомый недуг: чуть весна Ароматно повеет дыханием мая, Чуть проснется в реке голубая волна И промчится в лазури гроза молодая, Чуть в лесу соловей про любовь и печаль Запоет, разгоняя туман и ненастье,- Сердце снова запросится в ясную даль, Сердце снова поверит в далекое счастье... Но скажи мне, к чему так ничтожно оно, Наше сердце,- что даже и мертвой природе Волновать его чуткие струны дано, И то к смерти манить, то к любви и свободе?.. И к чему в нем так беглы любовь и тоска, Как ненастной и хмурой осенней порою Этот белый туман над свинцовой рекою Или эти седые над ней облака? 1880
Зизи: И.С. ТУРГЕНЕВ Корреспондент Двое друзей сидят за столом и пьют чай. Внезапный шум поднялся на улице. Слышны жалобные стоны, ярые ругательства, взрывы злорадного смеха. – Кого-то бьют, – заметил один из друзей, выглянув из окна. – Преступника? Убийцу? – спросил другой. – Слушай, кто бы он ни был, нельзя допустить бессудную расправу. Пойдем заступимся за него. – Да это бьют не убийцу. – Не убийцу? Так вора? Всё равно, пойдем отнимем его у толпы. – И не вора. – Не вора? Так кассира, железнодорожника, военного поставщика, российского мецената, адвоката, благонамеренного редактора, общественного жертвователя?… Все-таки пойдем поможем ему! – Нет… это бьют корреспондента. – Корреспондента? Ну, знаешь что: допьем сперва стакан чаю. Июль, 1878
Таша: Замечательный был бы литературный сюжет, если бы ... не леденящая душу история с Олегом Кашиным. Как-то уже и не смешно.
Зизи: Алексей Плещеев ОСЕНЬ Осень наступила, Высохли цветы, И глядят уныло Голые кусты. Вянет и желтеет Травка на лугах, Только зеленеет Озимь на полях. Туча небо кроет, Солнце не блестит, Ветер в поле воет, Дождик моросит.. Зашумели воды Быстрого ручья, Птички улетели В теплые края.
Марта: Вспомним и "Зайчика" Блока Маленькому зайчику На сырой ложбинке Прежде глазки тешили Белые цветочки… Осенью расплакались Тонкие былинки, Лапки наступают На жёлтые листочки. Хмурая, дождливая Наступила осень, Всю капустку сняли, Нечего украсть. Бедный зайчик прыгает Возле мокрых сосен, Страшно в лапы волку Серому попасть… Думает о лете, Прижимает уши, На небо косится – Неба не видать… Только б потеплее, Только бы посуше… Очень неприятно По воде ступать!
Таша: Про такого бедного зайчика никогда ничего не слышала. Спасибо, дорогая Марта, за ликвидацию пробела в моем образовании! Кстати, в воскресенье в Павловске, несмотря на грязь, все белочки предстали уже переодетыми в чистенькие серенькие шубки (от макушки до кончика хвоста!!!). Говорят, это к снежной зиме.... Но в прошлом году они все оставались рыжими, а вот снег не знали, куда и девать.
Марта: Кирилл Жуков Последняя осень Этой осенью думать о Дерпте, Тополиной желтухой болеть, Этой осенью помнить о смерти, Всех оплакать и всех пожалеть. Этой осенью быть заточенным, И дышать глубиною могил, И увидеть как на небе черном Проступает твой лик, Даниил. И наполнить моленьем разлуку, Злому Богу плетя словеса, И подать своей памяти руку, И читать, как Псалтырь, адреса. Этой осенью быть правдолюбцем, И скулу себе вдрызг раскровить, Слыть уродом, юродцем, безумцем, И кирзовые туфли носить. Этой осенью быть ясновидцем, Извлекать из глазниц по бельму: "Возвращение в Дерпт-небылица, Ты вернешься к себе самому". И сентябрьскую пить ностальгию, И в колодец ведерко бросать. И напившись, впадать в летаргию Двадцать восемь столетий проспать. И проспать. И пропасть в круговерти. Осениться. Ослепнуть. Прозреть. Этой осенью помнить о смерти, Этой осенью песен не петь. Дубно, 1985 Балет Барабанит дождь по крыше, плачет старая афиша, И гудят под низким небом провода, Вот в заплаканных трамваях чьи-то лица проплывают, По Литейному проспекту в никуда. И плывут за парой пара по стеклянным тротуарам, Волоча туман и морок за собой, Тени, тени, силуэты петербургского балета, Не пропасть бы в нем, не сгинуть с головой! А в оркестре плачут арфы, а в оркестре плачут скрипки, Превращая кровь мою в вино, И на скользких перекрестках, на асфальтовых подмостках Черно-красное танцует домино. И не спрятаться, не скрыться, и душа летит как птица, По Литейному проспекту в никуда, Ах, который час, скажите! Ах, постойте, не спешите! Неужели вправду вечность, господа?! Но ответа не расслышать, барабанит дождь по крышам, И промокший зонтик падает из рук…. Сколько лет мне это снится, сколько лет все это длится, Но не делает антракта Петербург! А в оркестре плачут арфы, а в оркестре плачут скрипки, Превращая кровь мою в вино, И на скользких перекрестках, на асфальтовых подмостках Черно-красное танцует домино.
Кот: "Последняя осень" не понравилась - какое-то нагромождение фраз. При этом с первых же строк вспоминаешь: "Февраль. Достать чернил и плакать..." Вспоминаешь, конечно, не в пользу Жукова. А "Балет", наверное, - хорошая песня. Я ее не слышал, но судя по стихам, должна хорошо петься.
Марта: Песни у него замечательные! Они есть в Интернете. Он учился в Тартуском университете, ученик Лотмана. Так мы о нем и узнали и ходили на все его концерты. У него много песен о Тарту, об унгиаерситете. И о Лотмане тоже: Пока профессор крутит ус, Весь этот мир исполнен муз, И есть на белом свете благодать! Сам поэт из Петербурга. Кажется, он работал (работает?) в музее Достоевского.
Кот: Между прочим, нельзя сказать "наполнен муз". Или "полон муз", или "наполнен музами".
Марта: Уважаемый Кот, это моя ошибка! Писала по памяти, а память иногда подводит. Бывает... Простите меня и да простит меня автор! Должно быть "исполнен". Я уже исправила в тексте.
Таша: "И не спрятаться, не скрыться..." Вспоминается песенка, кажется, Паулуса: И от осени не спрятаться, не скрыться... Листья желтые, скажите что вам снится?... Разумеется, каждый пишет, как он слышит и дышит etc... Но уж больно тоскливо на душе у поэта. Может потому он и "прибился" к Достоевскому? И еще вспомнился рассказ Юрия Кукина о том, как он сочинял ресторанные шлягеры. Он говорил, что обязательно должна быть слеза, тоска, свеча, кровь, любовь...
Зизи: В.Д. Поленов "Ранний снег"
Таша: Душа раскрывается от таких пейзажей! Какое же Вам спасибо, дорогая Зизи! Поленов и мой любимый автор! Вот они - бесконечно дорогие сердцу - Василий Поленов (слева) и Савва Мамонтов (как смотрит, а?) Как хорошо, что Вы догадались "раздвинуть" рамки этой темы: мы как-то позабыли, что в любимых авторах могут быть и художники, и философы, и композиторы...
Марта: На грязь, горячую от топота коней, Упала лёгкая одежда брата-снега. И лепет горестный иззябших голубей Ласкает сладостно, и даль всё голубей. Это "Ноябрь" Тихона Чурилина. Не могу найти всё стихотворение. Может, кто знает?
Таша: Спасибо, дорогая Марта! Это стихи Тихона Чурилина, который сам называл себя «анархистом-коммунистом» и «футуристом вне групп», вошедшего в литературу как фигура скандальная. Он был более известен не своим творчеством, а тем, что имел кратковременный роман с Мариной Цветаевой, которая называла его гениальным поэтом. Печально знаменит еще и тем, что трижды помещался в сумасшедший дом, где и умер в 1946 году. Вот, что вспоминала о нем Цветаева: В первый раз я о Наталье Гончаровой — живой — услышала от Тихона Чурилина, поэта. Гениального поэта. Им и ему даныбыли лучшие стихи о войне, тогда мало распространенные и не оцененные. Не знают и сейчас. Колыбельная, Бульвары, Вокзал и, особенно мною любимое — не все помню, но что помню — свято: Как в одной из стычек под Нешавой Был убит германский офицер, Неприятельской державы Славный офицер. Где уж было, где уж было Хоронить врага со славой! Лег он — под канавой. А потом — топ-топ-топ — Прискакали скакуны, Встали, вьются вкруг канавы, Как вьюны. Взяли тело гера, Гера офицера Наперед. Гей, наро-ды! Становитесь на колени пред канавой, Пал здесь прынц со славой… Так в одной из стычек под Нешавой Был убит немецкий, ихний, младший прынц. Неприятельской державы Славный прынц. — Был Чурилин родом из Лебедяни, и помещала я его, в своем восприятии, между лебедой и лебедями, в полной степи. Гончарова иллюстрировала его книгу «Весна после смерти», в два цвета, в два не-цвета, черный и белый Стихотворение НОЯБРЬ из цикла "Месяцеслов" опубликовано анонимно в альманахе "Гюлистан" (М., 1916. С. 128). Авторство установлено Р. Д. Тименчиком. Привожу цитату по Тименчику, более точную: На грязь, горячую от топота коней, Упала легкая одежда брата - Снега. И лепет горестный иззябших голубей - Ласкает сладостно, и тень все голубей. Эта Ваша "даль" как раз меня и смутила: в моем представлении это скорее весенний образ. Поэтому я очень была рада, что у Чурилина как раз тень - "существо" осенне-зимнее Ахматовой эти же строки читал Осип Мандельштам. Думаю, ему было бы приятно, что о нем и теперь есть, кому вспомнить... Фотография Чурилина и его биография представлены здесь
Марта: Спасибо, дорогая Таша! Именно эту статью о нём я и читала сегодня утром, но думала, что есть весь текст "Ноября". Наверное, это и всё, что известно.
Кот: Спасибо уважаемой Зизи за Поленова, а уважаемым Марте и Таше - за Чурилина! Сколько богатств в нашей культуре! А вот мальчишка, который шел от Шишкина к Левитану и так много обещал - Федор Васильев. О нем не часто сейчас вспоминают.
Марта: Михаил Иванович Лебедев (1811, Дерпт - 1835?) Сегодня у меня не загружаются картинки. Наконец-то получилось!
Зизи: Да, Васильева почему-то вспоминаем редко. Хотя любим, конечно... Очень! Милая Марта, а Ваша картина у меня не увеличивается! Жаль...
Таша: Дорогая Марта! Это Павловск? А Лебедев - ученик нашего Максима Воробьева? Это он продал перстень с бриллиантом, пожалованный ему императорской четой за успехи в учении? Нашла его работы в интернете. ХОРОШ!!! Любуйтесь: пейзаж 1836 года Окказывается он писал в Петербург из Италии: "Вы не можете себе представить, как трудно было после севера начать писать здешнюю природу... Здесь совершенно все иначе, все тоны – все краски гораздо деликатнее – Эффекты, которые составляют красоту нашей природы – здесь они ни к чему не служат" А вот тут интересное изображение могилы дочери Вяземских (1835 год): Какая же из могил - ее? Та, что в виде саркофага, что ли? Это Тестаччо? Карл Брюллов писал о ранней смерти Лебедева: "Боже мой! Какие потери в один год: Пушкин и Марлинский как поэты и Лебедев, коим Россия могла бы гордиться как лучшим пейзажистом в Европе" "
Марта: О Лебедеве говорили, что в его картины "можно войти". И так оно и есть, если посмотреть на открывающуюся перспективу! Это видно в его некоторых работах. Дорогая Таша, спасибо за Лебедева, которого я не знала. То есть, не знала, что он изобразил могилу Пашеньки Вяземской. И про перстень с бриллиантом тоже не знала. Надо бы мне перечитать его биографию.
Зизи: Спасибо, дорогие Марта и Таша! Просто открытие для меня! Брюллов считал потерю Лебедева равнозначной утрате Пушкина!
Марта: Надо будет узнать, нет ли в Тарту картин Лебедева.
Зизи: Умер совсем молодым. Причем, с годом рождения путанница: 1811(?), 1812 (?) А это "Утро в Риме" (1835)
Зизи: А.А.Блок Мы встречались с тобой на закате. Ты веслом рассекала залив. Я любил твое белое платье, Утонченность мечты разлюбив. Были странны безмолвные встречи. Впереди - на песчаной косе Загорались вечерние свечи. Кто-то думал о бледной красе. Приближений, сближений, сгорании Не приемлет лазурная тишь... Мы встречались в вечернем тумане, Где у берега рябь и камыш. Ни тоски, ни любви, ни обиды, Всё померкло, прошло, отошло.. Белый стан, голоса панихиды И твое золотое весло.
Таша: Вот и еще одна дата нам явилась - зарубка в памяти живущих.. .........Свет иссякал. Смеркались небеса. Твой облик ускользал от очевидца. Попав в силки безвыходного сна, до разрыванья сердца пела птица. Шла женщина - не ты! - примяв траву ступнями, да, но почему твоими? И так она звалась, как наяву зовут одну тебя. О, твое имя!..... - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Я столько раз была мертва иль думала, что умираю, что я безгрешный лист мараю, когда пишу на нем слова....
Кот: Хочу еще напомнить о Лебедеве из воспоминаний Айвазовского об академической выставке 1836 года, которую посетили Пушкин с Натальей Николаевной. Айвазовский вспоминал: "Узнав, что Пушкин на выставке <...>, мы, ученики, побежали туда и толпой окружили любимого поэта. Он под руку с женою стоял перед картиной художника Лебедева, даровитого пейзажиста , и долго рассматривал и восхищался ею".
Таша: Думаю, что в каталоге выставки легко найти эту картину, если ее уже, конечно, не нашли и не опубликовали находку...
Зизи: Кто знает - вечность или миг мне предстоит бродить по свету. За этот миг иль вечность эту равно благодарю я мир. Что б ни случилось, не кляну, а лишь благославляю легкость: твоей печали мимолетность, моей кончины тишину.
Марта: Бьют часы, возвестившие осень: тяжелее, чем в прошлом году, ударяется яблоко оземь - столько раз, сколько яблок в саду. Этой музыкой, внятной и важной, кто твердит, что часы не стоят? Совершает поступок отважный, но как будто бездействует сад. Все заметней в природе печальной выраженье любви и родства, словно ты - не свидетель случайный, а виновник ее торжества.
Марта: Любимая, проснись! Уж небосвод Окрашен в цвет карибского коралла; Метель у мира нас с тобой украла, Мороз сковал теченье быстрых вод Реки, пленивши лодки у причала, Как кот, прокрался в сени новый год, И жизнь опять считает от начала Годины наших счастий и невзгод. Морозным утром тройку запрягу. Звон бубенца. Летим в сребристой пыли, И разглядеть, в санях кто рядом - ты ли, Или Зима-Царевна, не могу. И волшебства таинственные тропы, Сверкая льдом, уводят к небесам, И неподвластен бег времен часам. Объемлю стан похищенной Европы И поневоле верю чудесам. Ф. Булгарин
Таша: Забавный у Вас любимый автор, уважаемая Марта! А сколько лет этому борзописцу и зачем он взял себе такой странный псевдоним? особенно восхитили такие атрибуты серебряного века как "цвет карибского коралла", Зима-Царевна, полет на тройке "в сребристой пыли", да и "любимая, проснись" - совсем как-то по-есенински или даже по-маяковски Не хватает только, чтоб гимназистка, "от мороза чуть пяная", "грациозно стряхнула" всю эту мишуру "с каблучка"
Кот: Почти "Пора, красавица, проснись... Вечор, ты помнишь, вьюга злилась... И речка подо льдом блестит... Но знаешь: не велеть ли в санки Кобылку бурую запречь?..." и т. д.
Марта: Меня разыграли! Проведу расследование.
Зизи: Да...
Марта: Оказывается, "Булгарин" писал много стихов. Это такая шутка.
Зизи: Кто же скрывается под именем "нашего" Яна Тадеуша? И зачем?
Марта: Попробуй, пойми, кто это? В "Лизу..." его! Стихи Ф.В. Блокнот Фаддея http://www.speakrus.ru/articles/fad-vers.htm#sertuk Сертук себе решил художник справить, И в шве нашел неровности изъян; Схватив иглу, кравец пустился править. А живописец, гневом обуян, Рек возмущенно: «Фалда не бонтонна, Обшлаг широк, к сукну тесьма не та!» Но тут портной сказал бесцеремонно: «Творишь холсты? Суди не сверх холста!» У молоденцев нынешних в привычке Нам прекословить во словесной стычке: Чуть попеняй – и полились слова! И дерзко речь берутся о петличке, Не различая толком даже шва
Таша: Кто скрывается не знаю, но вот еще один щедёвр этого писаки: Я монумент воздвиг себе во вечну славу. Прочней железа он и выше горних круч, И, гордо вознесясь над прочими по праву, Величествен, стоит, главой касаясь туч. Не камень, не металл, но лишь пиита слово, Бессмертью подлежа, презрит материй тлен, И дерзко возгремит от Жлобина до Шклова, От нынешних времен на тридевять колен. От аглицких лугов до джунглей папуасов, Персидския пустынь до самурайских вод, Романский кардинал, гаучо из пампасов И пензенский мужик мне имя назовет. И тем пребудет драг пиит для поколений, Что родники впитав народныя начал, Явил в подлунный мир блистательный свой гений И мудрости веков сограждан научал. Пегас, прими в седло наездника младого, Дай руцей ухватить удил твоих ремни И мчи меня к звездам от злого и худого, А критиков моих копытом крепким пни. Забавно: как можно создать произведение НИ О ЧЕМ!
Марта: Булгарину, наверное, понравилось бы....
барышня-крестьянка: Это мистификация?
Марта: http://www.speakrus.ru/articles/fad-vers.htm#sertuk Всё с этого сайта. Понимайте, как угодно
Natalie: Марта пишет: Понимайте, как угодно А разве можно понимать как-то иначе?
Марта: Нет-нет, нельзя.
Таша:
Зизи: Вдруг загрузился мой любимый Левитан!
Таша: Ура Левитану, Зизи и тому, что зовется "Бесплатный хостинг для ваших фотографий" Новообще-то Левитан меня сильно удивил. Француз какой-то, да и только!
Зизи: Эта картина называется "Бульвар зимой" (иногда пишут "Бульвар вечером"). 1863 г. click here
Зизи: А эти стихи Сэм Симкин посвятил одной из участниц нашего форума: В светлой ауре читального зала, войдя в филологический раж, Зоя Ивановна Кузнецова1 сказала: «Сэм Симкин – это Жуковский наш...» Вечер был посвящён юбилею Жуковского, что написал не тая чувств своих: «Прожить не умею ни дня без поступка доброго я...» Теперь и меня обязала себя под славным Жуковским чистить. Шёл я домой из читального зала, и под ногами шуршали листья, и улыбался шутке милой я Зои Ивановны Кузнецовой... Ведь доля истины здоровой в каждой шутке, честное слово, хоть и писано это вилами по воде... Кому бы это? Вот в чем вопрос!
Кот: Замечательно!
Марта: Спасибо, дорогая Зизи, за Левитана и Сэма Симкина! Наверное, о них можно сказать (ни в коем случае не сравнивая): "Ни дня без строчки!"
Зизи: Еще люблю Клода Моне Закат зимой Зима в Живерни А это - самая любимая, которую, конечно, невозможно воспроизвести
Кот: Я тоже очень люблю Моне. Одна из любимых:
Зизи: Да!!!!!
Зизи: И все-таки от "Моста Ватерлоо" я не могу оторвать глаз! Раньше бегала в Эрмитаж только для того, чтобы посмотреть на эту одну картину. "Где мои 17 лет..." Извините за повторение, но... это же Клод Моне!
Марта: И я люблю ! MERCI , Зизи!
Таша: Сколько дивного света и цвета! Чудеса!!!
Марта: Владимир Микушевич Так счастлив я, что сна боюсь дурного, Боюсь волос, клубящихся во сне, Как будто бы сияния дневного Не может быть, покуда на окне Седой цветок для мира остального, А для меня с тобой наедине Луч радужный в безжизненной стране, На стороне пространства ледяного, Как на стекле задолго до весны, Под веками моими недотрогу Рисующий в отсутствие луны, И совестно позвать мне на подмогу Тебя в ответ, не скрыв моей вины, Но, говорят, угодно счастье Богу.
Кот: Наверное, я не прав, но в сонетах ПОЧТИ всегда чувствуется искусственность, как в искусственных цветах.
Таша: Сонет слишком затеоретизирован и формализирован, чтобы не быть искусственным: Помните советы Буало: Французских рифмачей желаю извести, Законы строгие в Сонет решил внести: Дал двух катренов он единый строй в начале, Чтоб рифмы в них нам восемь раз звучали; В конце шесть строк велел искусно поместить И на терцеты их по смыслу разделить. В Сонете вольности нам запретил он строго: Счет строк ведь и размер даны веленьем бога; Стих слабый никогда не должен в нем стоять, И слово дважды в нем не смеет прозвучать И все-таки в руках Мастера и искусственный цветок может быть прекрасен: Суровый Дант не презирал сонета; В нем жар любви Петрарка изливал; Игру его любил творец Макбета; Им скорбну мысль Камоэнс облекал. И в наши дни пленяет он поэта: Вордсворт его орудием избрал, Когда вдали от суетного света Природы он рисует идеал. Под сенью гор Тавриды отдаленной Певец Литвы в размер его стесненный Свои мечты мгновенно заключал. У нас еще его не знали девы, Как для него уж Дельвиг забывал Гекзаметра священные напевы. <1830>
Natalie: Теоретик сонета XX века, автор книги "Философия сонета или Малое учение о сонете", немецкий писатель Иоганес Р. Бехер (перевод Ефима Эткинда): Ты думал, что классический сонет Стар, обветшал, и отдых им заслужен, Блеск новых форм и новый стих нам нужен, А в старой форме больше проку нет. Ты новых форм искал себе, поэт, Таких, чтоб с ними новый век был дружен. В сонете, в самой чистой из жемчужин. Не видел ты неугасимый свет. Презрев сонет, поэт отверг его, Твердил, что не нуждается в сонете, Что косны и негибки строфы эти, Что старых форм оружие мертво. Для новых форм послужит век основой: Они родятся в недрах жизни новой. Для желающих подумать о сущности сонета обращаю внимание на это
Кот: Уважаемая Таша, когда я написал "ПОЧТИ всегда", я имел в виду именно Пушкина. Но характерно, что, "показав", что он может и это, написав, по-моему, три сонета чуть ли не в течение нескольких дней в 1830 г., Пушкин к сонету больше не обращался.
Марта: Сонета не хули насмешливый зоил!
Марта: КАТЕНИН П.А. СЕЛЬСКАЯ ВЕЧЕРЯ Пора! устали кони наши, Уж солнца в небе нет давно; И в сельском домике мелькает сквозь окно Свеча. Там стол накрыт: на нем простых две чаши. Луна не вторится на пышном серебре; Но весело кипит вся дворня на дворе: Игра в веревку! Вот кричат: "Кузьму хватай-ка! Куда он суется, болван!" А между тем в толпе гудет губной варган, Бренчит лихая балалайка, И пляска... Но пора! Давно нас ждет хозяйка, Здоровая, с светлеющим лицом; Дадут ботвиньи нам с душистым огурцом, Иль холодец, лапшу, иль с желтым маслом кашу (В деревне лишних нет потреб), Иль белоснежную, с сметаной, простоквашу И черный благовонный хлеб! * * * ПЕРВЫЙ СНЕГ Постлалась белая, холодная постель, И, под стеклом, чуть живы воды! Сугроб высокий лег у ветхой изгороды... В лесах одна без перемены -- ель! В господский сельский дом теснится вьюга в сени, И забелелося высокое крыльцо, И видны ног босых по улицам ступени, И чаще трет ямщик полой себе лицо, И колокол бренчит без звона, Протяжно каркает обмоклая ворона, И стая вдруг явилася сорок; Везде огонь, везде дымятся трубы, Уж для госпож в домах готовят шубы, И тройкою сосед катит на вечерок. Куют коней, и ладят сани, И говорят о будущем катаньи. Пороша!.. и следят и зайцев и лисиц, И хвалятся борзых удалым бегом... И, по примете, первым снегом Умылись девушки для освеженья лиц! <1832> МОСКВА Город чудный, город древний, Ты вместил в свои концы И посады и деревни, И палаты и дворцы! Опоясан лентой пашен, Весь пестреешь ты в садах: Сколько храмов, сколько башен На семи твоих холмах!.. Исполинскою рукою Ты, как хартия, развит, И над малою рекою Стал велик и знаменит! На твоих церквах старинных Вырастают дерева; Глаз не схватит улиц длинных... Эта матушка Москва! Кто, силач, возьмет в охапку Холм Кремля-богатыря? Кто собьет златую шапку У Ивана-звонаря?.. Кто Царь-колокол подымет? Кто Царь-пушку повернет? Шляпы кто, гордец, не снимет У святых в Кремле ворот?! Ты не гнула крепкой выи В бедовой своей судьбе: Разве пасынки России Не поклонятся тебе!.. Ты, как мученик, горела Белокаменная! И река в тебе кипела Бурнопламенная! И под пеплом ты лежала Полоненною, И из пепла ты восстала Неизменною!.. Процветай же славой вечной, Город храмов и палат! Град срединный, град сердечный, Коренной России град! http://az.lib.ru/k/katenin_p_a/text_0100.shtml
Марта: Мицкевич писал сонеты?
Кот: А как же! У него был сборник "Крымские сонеты".
Марта: Верно!!!
Таша: Рождественские стихи Пастернака привожу опять, как и год назад. Что поделаешь, лучше-то никто не написал за этот год! РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЗВЕЗДА Стояла зима. Дул ветер из степи. И холодно было Младенцу в вертепе На склоне холма. Его согревало дыханье вола. Домашние звери Стояли в пещере, Над яслями теплая дымка плыла. Доху отряхнув от постельной трухи И зернышек проса, Смотрели с утеса Спросонья в полночную даль пастухи. Вдали было поле в снегу и погост, Ограды, надгробья, Оглобля в сугробе, И небо над кладбищем, полное звезд. А рядом, неведомая перед тем, Застенчивей плошки В оконце сторожки Мерцала звезда по пути в Вифлеем. Она пламенела, как стог, в стороне От неба и Бога, Как отблеск поджога, Как хутор в огне и пожар на гумне. Она возвышалась горящей скирдой Соломы и сена Средь целой вселенной, Встревоженной этою новой звездой. Растущее зарево рдело над ней И значило что-то, И три звездочета Спешили на зов небывалых огней. За ними везли на верблюдах дары. И ослики в сбруе, один малорослей Другого, шажками спускались с горы. И странным виденьем грядущей поры Вставало вдали все пришедшее после. Все мысли веков, все мечты, все миры, Все будущее галерей и музеев, Все шалости фей, все дела чародеев, Все елки на свете, все сны детворы. Весь трепет затепленных свечек, все цепи, Все великолепье цветной мишуры... ... Все злей и свирепей дул ветер из степи... ... Все яблоки, все золотые шары. Часть пруда скрывали верхушки ольхи, Но часть было видно отлично отсюда Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи. Как шли вдоль запруды ослы и верблюды, Могли хорошо разглядеть пастухи. - Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, - Сказали они, запахнув кожухи. От шарканья по снегу сделалось жарко. По яркой поляне листами слюды Вели за хибарку босые следы. На эти следы, как на пламя огарка, Ворчали овчарки при свете звезды. Морозная ночь походила на сказку, И кто-то с навьюженной снежной гряды Все время незримо входил в их ряды. Собаки брели, озираясь с опаской, И жались к подпаску, и ждали беды. По той же дороге чрез эту же местность Шло несколько ангелов в гуще толпы. Незримыми делала их бестелесность, Но шаг оставлял отпечаток стопы. У камня толпилась орава народу. Светало. Означились кедров стволы. - А кто вы такие? - спросила Мария. - Мы племя пастушье и неба послы, Пришли вознести Вам Обоим хвалы. - Всем вместе нельзя. Подождите у входа. Средь серой, как пепел, предутренней мглы Топтались погонщики и овцеводы, Ругались со всадниками пешеходы, У выдолбленной водопойной колоды Ревели верблюды, лягались ослы. Светало. Рассвет, как пылинки золы, Последние звезды сметал с небосвода. И только волхвов из несметного сброда Впустила Мария в отверстье скалы. Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба, Как месяца луч в углубленье дупла. Ему заменяли овчинную шубу Ослиные губы и ноздри вола. Стояли в тени, словно в сумраке хлева, Шептались, едва подбирая слова. Вдруг кто-то в потемках, немного налево От яслей рукой отодвинул волхва, И тот оглянулся: с порога на Деву, Как гостья, смотрела звезда Рождества. 1947
барышня-крестьянка: Новый год Н.А. Некрасов Что новый год, то новых дум, Желаний и надежд Исполнен легковерный ум И мудрых и невежд. Лишь тот, кто под землей сокрыт, Надежды в сердце не таит!.. Давно ли ликовал народ И радовался мир, Когда рождался прошлый год При звуках чаш и лир? И чье суровое чело Лучом надежды не цвело? Но меньше ль видел он могил, Вражды и нищеты? В нем каждый день убийцей был Какой-нибудь мечты; Не пощадил он никого И не дал людям ничего! При звуках тех же чаш и лир, Обычной чередой Бесстрастный гость вступает в мир Бесстрастною стопой — И в тех лишь нет надежды вновь, В ком навсегда застыла кровь! И благо!.. С чашами в руках Да будет встречен гость, Да разлетится горе в прах, Да умирится злость — И в обновленные сердца Да снидет радость без конца! Нас давит времени рука, Нас изнуряет труд, Всесилен случай, жизнь хрупка, Живем мы для минут, И то, что с жизни взято раз, Не в силах рок отнять у нас! Пускай кипит веселый рок Мечтаний молодых — Им предадимся всей душой... А время скосит их? — Что нужды! Снова в свой черед В нас воскресит их новый год...
Natalie: Сильное стихотворение. Грустно думать, что напрасно.... Хорошо, что не под самый Новый год!
Марта: Томас Грей Ода На смерть любимой кошки, утонувшей в вазе с золотыми рыбками У вазы рок несчастный ждал, Где мастер чудный написал Лазурные цветы. Скромнейшая из кошек там Глядела, предана мечтам, На воду с высоты. Премилой мордочки овал, И грудь – белее не видал, И мягкий бархат лап, И шерстка шёлковая – ах, Она с убранством черепах Соперничать могла б! Два ушка, чёрных, что гагат, Как изумруд, глаза горят, И, прелести полна, Чуть поводя хвостом своим, И радость выражая им, Мурлыкает она Так вечно было бы, Но вот Селима видит: в глуби вод Два ангела скользят. Пленяет милой дамы взор Горящий золотом убор И тирский пурпур лат И нимфа бедная в поток Свой жадный тянет коготок. О.женщины! Бог весть – Ну ,кто откажется из них От украшений золотых, А кошка – рыбку съесть? Спесивой дамы взгляд остёр: Ещё рывок, ещё напор- «Что бездна подо мной!» (Смеялся рядом злобный рок) И, соскользнув, она в поток Упала с головой Семь раз она среди валов Молила всех морских богов Спасти её скорей. Дельфинов нет и нереид, И друг на помощь не спешит К любимице моей. Красотки, знайте ж до седин: Неверный шаг ваш ни один Судьба не возвратит. Не всё, что видит алчный глаз Добычей может стать для вас, И злато, что блестит
Зизи: На смерть любимой кошки, утонувшей в вазе с золотыми рыбками Кошку жалко!....
Зизи: С. Надсон РОМАНС Я вас любил всей силой первой страсти. Я верил в вас, я вас боготворил. Как верный раб, всё иго вашей власти Без ропота покорно я сносил. Я ждал тогда напрасно состраданья. Был холоден и горд ваш чудный взгляд. В ответ на яд безмолвного страданья Я слышал смех и колких шуток ряд. Расстались мы - но прежние мечтанья В душе моей ревниво я хранил И жадно ждал отрадного свиданья, И этот час желаемый пробил. Пробил, когда, надломанный судьбою, Устал я жить, устал я ждать любви И позабыл измученной душою Желания разбитые мои. И чего-то это стихотворение мне напоминает...
Таша: Хотя Гаврила Романович Державин - не мой любимый автор, но помещаю его зимние мысли тут, т.к. я не знаю, куда еще можно: В убранстве козырбацком, Со ямщиком-нахалом, На иноходце хватском, Под белым покрывалом — Бореева кума, Катит в санях Зима. Кати, кума драгая, В шубеночке атласной, Чтоб Осень, баба злая, На Астраханский Красный Не шлендала кабак И не кутила драк. Кати к нам, белолика, Кати, Зима младая, И, льстя седого трыка И страсть к нему являя, Эола усмири, С Бореем помири. Правда, в стихотворении столько словечек, сочиненных Державиным, что можно было бы и на ветку "Хочу спросить..." Так и хочется спросить: а что такое козырбацком, шлендала или седого трыка Создается впечатление, что Державин не догадывался, что под его пером имеет место быть ВЕЛИКИЙ И МОГУЧИЙ!
Кот: Единственное словечко, которое мне знакомо, это - "шлёндать". Не могу сейчас дать точное определение, но "шлёндать" - это значит "гулять" в пониженном значении этого слова, - например "шлёндать по улицам".
Зизи: Таша пишет: его зимние мысли Ох, тяжелы!
Марта: Знаю "шлёндать", как "шляться без дела".
Кот: Вот-вот, уважаемая Марта, я как раз тоже вчера (уже поздно), наконец, вспомнил, что "шлёндать" - это синоним "шляться". А у Даля есть: ТРЫК м. яросл. вологодск. щеголь, модник, франт; ветрогон. По поводу "козырбацкий" предлагаются варианты: "козырбацкий (кизильбашский) - красный" (но тогда уж скорее - красноголовый) или "Козырбацкий—значение слова неясно; может быть, молодецкий; может быть, зимний, теплый (козырь – высокий стоячий воротник)". Мне кажется более вероятным его происхождение от "кизильбашский" (или "кызылбашский") - убранство козырбацкое - это, возможно, шапка с красным верхом.
Марта: Мы не на той ветке, перехожу в "Лихая мода....", чтобы рассказать о Трыке
Таша: Но в стихотворении Державина не только о моде речь, поэтому помещаю здесь то, что нашлось в ВИКИТЕКЕ об этом произведении. Там даны сноски на все наши неясности: Козырбацкий — возможно, молодецкий; может быть, Державин произвел это прилагательное от слова «козырь», которое в старину значило «высокий стоячий воротник» (Даль), т. е. «зимний», «теплый». Астраханский Красный кабак — вероятно, название одного из тамбовских кабаков, помещавшегося на дороге Тамбов — Астрахань. Шлендать — бродить, таскаться, шататься. Трык — ветреник, модник. Насчет "зимнего" и "теплого" сомневаюсь что-то... Остальное, как мы тут и думали. Ура!
Зизи: АГНИЯ БАРТО В ЗАЩИТУ ДЕДА МОРОЗА Мой брат (меня он перерос) Доводит всех до слез. Он мне сказал, что Дед Мороз Совсем не Дед Мороз! Он мне сказал: -В него не верь! - Но тут сама Открылась дверь, И вдруг я вижу - Входит дед. Он с бородой, В тулуп одет, Тулуп до самых пят! Он говорит: -А елка где? А дети разве спят? С большим серебряным мешком Стоит, обсыпанный снежком, В пушистой шапке дед. А старший брат твердит тайком: -Да это наш сосед! Как ты не видишь: нос похож! И руки, и спина! - Я отвечаю: - Ну и что ж! А ты на бабушку похож, Но ты же не она!
Марта: Евгений Евтушенко Посвящено Анне Буниной Анна Первая Она вздыхала так: «Мной матушка скончалась…», мешая кочергой в печи свою печалость, и ни лежать, ни сесть от боли не могла, и так жила она в предсмертьи на коленях, и на нее в мучительных моленьях чуть золотой лицом от искр в поленьях Бог, побледнев, смотрел из красного угла. Прабабка всех — и Анны, и Марины, Одоевцевой и Раисы Блох, она всех женщин пишущих мирила, но тут, к несчастью, не помог и Бог. Когда из живота чекисты Ольге ребенка вышибали сапогом, кровавые ошметки и осколки из Анны Буниной и красной комсомолки над всей Россией реяли кругом. И, Беллы Ахмадулиной прапра, под шляпой, смётанной парижистой иголкой, - она явилась к Сахарову в Горький и хризантемами мильтонов прорвала. Есть в женщинах-поэтах постоянность достоинства, в отличие от нас. Та Анна на коленях настоялась за них за всех. Вот кто — не Бог их спас.
Таша: О трагической судьбе Павла Васильева мы вспоминали год назад - также в день его рождения. Родительница степь, прими мою, Окрашенную сердца жаркой кровью, Степную песнь! Склонившись к изголовью Всех трав твоих, одну тебя пою! К певучему я обращаюсь звуку, Его не потускнеет серебро, Так вкладывай, о степь, в сыновью руку Кривое ястребиное перо. Васильев Павел
Марта: Спасибо , дорогая Таша, за стихи ПАвла Васильева! Анну Петровну Бунину мы тоже вспоминали в прошлом году. Разве нет?
барышня-крестьянка: мы уже перебрали все рождественские стихи известных авторов. Поэтому не грех и повториться! Верно? Действительно, лучше кто может быть Лермонтова, Фета, Бунина, Гейне, Надсона? только другие поэты и другие стихи. правда же? Вот я нашла стихотворение Достовевского Крошку-ангела в сочельник Бог на землю посылал: “Как пойдешь ты через ельник, - Он с улыбкою сказал, - Елку срубишь, и малютке Самой доброй на земле, Самой ласковой и чуткой Дай, как память обо Мне”. И смутился ангел-крошка: “Но кому же мне отдать? Как узнать, на ком из деток Будет Божья благодать?” “Сам увидишь”, - Бог ответил. И небесный гость пошел. Месяц встал уж, путь был светел И в огромный город вел. Всюду праздничные речи, Всюду счастье деток ждет… Вскинув елочку на плечи, Ангел с радостью идет… Загляните в окна сами, - Там большое торжество! Елки светятся огнями, Как бывает в Рождество. И из дома в дом поспешно Ангел стал переходить, Чтоб узнать, кому он должен Елку Божью подарить. И прекрасных и послушных Много видел он детей. – Все при виде божьей елки, Все забыв, тянулись к ней. Кто кричит: “Я елки стою!” Кто корит за то его: “Не сравнишься ты со мною, Я добрее твоего!” “Нет, я елочки достойна И достойнее других!” Ангел слушает спокойно, Озирая с грустью их. Все кичатся друг пред другом, Каждый хвалит сам себя, На соперника с испугом Или с завистью глядя. И на улицу, понурясь, Ангел вышел… “Боже мой! Научи, кому бы мог я Дар отдать бесценный Твой!” И на улице встречает Ангел крошку, - он стоит, Елку Божью озирает, - И восторгом взор горит. Елка! Елочка! – захлопал Он в ладоши. – Жаль, что я Этой елки не достоин И она не для меня… Но снеси ее сестренке, Что лежит у нас больна. Сделай ей такую радость, - Стоит елочки она! Пусть не плачется напрасно!” Мальчик ангелу шепнул. И с улыбкой ангел ясный Елку крошке протянул. И тогда каким-то чудом С неба звезды сорвались И, сверкая изумрудом, В ветви елочки впились. Елка искрится и блещет, - Ей небесный символ дан; И восторженно трепещет Изумленный мальчуган… И, любовь узнав такую, Ангел, тронутый до слез, Богу весточку благую, Как бесценный дар, принес. Раньше я его не читала и вообще не знала, что Достоевский стихи писал.
Таша: Огромное спасибо за это удивительное стихотворение. Не знала, что Достоевский - ПОЭТ
Кот: Присоеиняюсь к общему удивлению!
барышня-крестьянка: сама удивилась
Зизи: Меня тоже очень удивило и заинтересовало стихотворение Достоевского. Помните, что в основу его рассказа "Мальчик у Христа на елке" положено немецкое стихотворение? Я подумала, что возможна какая-то связь, и попыталась поискать ее в интернете. И вот что нашла: click here Но ссылки на стихи самого Достоевского - нет! А это о его стихах: click here
барышня-крестьянка: Я не знаю. нашла в интернете.
Зизи: Такое совпадение: сегодня родились мои самые любимые авторы! Поэтому не могу не вспомнить их стихи! О.Э. Мандельштам Невыразимая печаль Открыла два огромных глаза, Цветочная проснулась ваза И выплеснула свой хрусталь. Вся комната напоена Истомой -- сладкое лекарство! Такое маленькое царство Так много поглотило сна. Немного красного вина, Немного солнечного мая -- И, тоненький бисквит ломая, Тончайших пальцев белизна.
Зизи: А.С. Грибоедов Романс Ах! точно ль никогда ей в персях безмятежных Желанье тайное не волновало кровь? Еще не сведала тоски, томлений нежных? Еще не знает про любовь? Ах! точно ли никто, счастливец, не сыскался, Ей друг? по сердцу ей? который бы сгорал В объятиях ее? в них негой упивался, Роскошствовал и обмирал?... Нет! Нет! Куда влекусь неробкими мечтами? Тот друг, тот избранный: он где-нибудь, он есть. Любви волшебство! рай! восторги! трепет! - Вами, Нет! - не моей душе процвесть. <Декабрь 1823 - январь 1824>
Зизи: Ж.-Б. Мольер СОНЕТ, посвященный Г. Ля-Мот-Ле-Вайе, по поводу смерти его сына Не бойся слез, дозволь себе рыдать: Чтоб сердце скорбь свободно выражало, Тебе пришлось так много потерять... Сама бы Мудрость слез не удержала. Напрасно нам рассудок говорит, Что об умерших плакать не годится, Здесь твердость боль глазам лишь причинит И добродетель в грубость обратится. Известно всем, что нет у скорби сил, Чтоб нарушать холодный сон могил, Но утешенье в этом все ж плохое... Все почитали сына твоего За ум, за нрав, за сердце золотое; Всем есть за что оплакивать его!
Марта: Спасибо, дорошая, любимая Зизи!
Зизи:
Таша: Дитя, очевидно, пишет Дедушке "на деревню"
Саша 2: Или такому же карапузу, с котором подружилась третьего дня в песочнице. Как же старательно малышка выводит буквы, вдумчиво. И где же ныне каллиграфия?
Зизи: "Любви все возрасты покорны..." click here
Таша: Юрий Левитанский: КИНЕМАТОГРАФ Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет. А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет. А потом в стене внезапно загорается окно. Возникает звук рояля. Начинается кино. И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной. Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной! Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса заставляет меня плакать и смеяться два часа, быть участником событий, пить, любить, идти на дно... Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино! Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер этот равно гениальный и безумный режиссер? Как свободно он монтирует различные куски ликованья и отчаянья, веселья и тоски! Он актеру не прощает плохо сыгранную роль - будь то комик или трагик, будь то шут или король. О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом в этой драме, где всего-то меж началом и концом два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно... Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино! Я не сразу замечаю, как проигрываешь ты от нехватки ярких красок, от невольной немоты. Ты кричишь еще беззвучно. Ты берешь меня сперва выразительностью жестов, заменяющих слова. И спешат твои актеры, все бегут они, бегут - по щекам их белым-белым слезы черные текут. Я слезам их черным верю, плачу с ними заодно... Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино! Ты накапливаешь опыт и в теченье этих лет, хоть и медленно, а все же обретаешь звук и цвет. Звук твой резок в эти годы, слишком грубы голоса. Слишком красные восходы. Слишком синие глаза. Слишком черное от крови на руке твоей пятно... Жизнь моя, начальный возраст, детство нашего кино! А потом придут оттенки, а потом полутона, то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана. А потом и эта зрелость тоже станет в некий час детством, первыми шагами тех, что будут после нас жить, участвовать в событьях, пить, любить, идти на дно... Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино! Я люблю твой свет и сумрак - старый зритель, я готов занимать любое место в тесноте твоих рядов. Но в великой этой драме я со всеми наравне тоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне. Даже если где-то с краю перед камерой стою, даже тем, что не играю, я играю роль свою. И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны, как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны, как сплетается с другими эта тоненькая нить, где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить, потому что в этой драме, будь ты шут или король, дважды роли не играют, только раз играют роль. И над собственною ролью плачу я и хохочу. То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу. То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно, жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино! И ЕЩЕ ЭТО хорошо, на мой взгляд: ЯЛТИНСКИЙ ДОМИК Вежливый доктор в старинном пенсне и с бородкой, вежливый доктор с улыбкой застенчиво-кроткой, как мне ни странно и как ни печально, увы — старый мой доктор, я старше сегодня, чем вы. Годы проходят, и, как говорится,— сик транзит глория мунди,— и все-таки это нас дразнит. Годы куда-то уносятся, чайки летят. Ружья на стенах висят, да стрелять не хотят. Грустная желтая лампа в окне мезонина. Чай на веранде, вечерних теней мешанина. Белые бабочки вьются над желтым огнем. Дом заколочен, и все позабыли о нем. Дом заколочен, и нас в этом доме забыли. Мы еще будем когда-то, но мы уже были. Письма на полке пылятся — забыли прочесть. Мы уже были когда-то, но мы еще есть. Пахнет грозою, в погоде видна перемена. Это ружье еще выстрелит — о, непременно! Съедутся гости, покинутый дом оживет. Маятник медный качнется, струна запоет... Дышит в саду запустелом ночная прохлада. Мы старомодны, как запах вишневого сада. Нет ни гостей, ни хозяев, покинутый дом. Мы уже были, но мы еще будем потом. Старые ружья на выцветших старых обоях. Двое идут по аллее — мне жаль их обоих. Тихий, спросонья, гудок парохода в порту. Зелень крыжовника, вкус кисловатый во рту. 1976
Кот: Юрий Левитанский вообще замечательный поэт. Даже странно, что он у нас не возникал раньше. И его стихи очень часто хорошо ложатся на музыку, ничего при этом не теряя.
Таша: Действительно странно. Когда-то, в студенческие годы, мы им немного увлекались и распевали песни на его стихи
Зизи: Сегодня родился Байрон!! L'AMITIE EST L'AMOUR SANS AILES {*} Перевод А. Блока К чему скорбеть больной душою, Что молодость ушла? Еще дни радости за мною; Любовь не умерла. И в глубине былых скитаний, Среди святых воспоминаний - Восторг небесный я вкусил: Несите ж, ветры золотые, Туда, где пелось мне впервые: "Союз друзей - Любовь без крыл!" В мимолетящих лет потоке Моим был каждый миг! Его и в туче слез глубоких И в свете я постиг: И что б судьба мне ни судила, - Душа былое возлюбила, И мыслью страстной я судил; О, дружба! чистая отрада! Миров блаженных мне не надо: "Союз друзей - Любовь без крыл!" Где тисы ветви чуть колышут, Под ветром наклонясь, - Душа с могилы чутко слышит Ее простой рассказ; Вокруг ее резвится младость, Пока звонок, спугнувший радость, Из школьных стен не прозвонил: А я, средь этих мест печальных, Всё узнаю в слезах прощальных: "Союз друзей - Любовь без крыл!" Перед твоими алтарями, Любовь, я дал обет! Я твой был - сердцем и мечтами, - Но стерт их легкий след; Твои, как ветер, быстры крылья, И я, склонясь над дольней пылью, Одну лишь ревность уловил. Прочь! Улетай, призрак влекущий! Ты посетишь мой час грядущий, Быть может, лишь без этих крыл! О, шпили дальних колоколен! Как сладко вас встречать! Здесь я пылать, как прежде, волен, Здесь я - дитя опять. Аллея вязов, холм зеленый; Иду, восторгом упоенный, - И венчик - каждый цвет открыл; И вновь, как встарь, при ясной встрече, Мой милый друг мне шепчет речи: "Союз друзей - Любовь без крыл!" Мой Ликус! Слез не лей напрасных, Верна тебе любовь; Она лишь грезит в снах прекрасных, Она проснется вновь. Недолго, друг, нам быть в разлуке, Как будет сладко жать нам руки! Моих надежд как жарок пыл! Когда сердца так страстно юны, - Когда поют разлуки струны: "Союз друзей - Любовь без крыл!" Я силе горьких заблуждений Предаться не хотел. Нет, - я далек от угнетений И жалкого презрел. И тем, кто в детстве был мне верен. Как брат, душой нелицемерен, - Сердечный жар я возвратил. И, если жизнь не прекратится, Тобой лишь будет сердце биться, О, Дружба! наш союз без крыл! Друзья! душою благородной И жизнью - с вами я! Мы все - в одной любви свободной - Единая семья! Пусть королям под маской лживой, В одежде пестрой и красивой - Язык медовый Лесть точил; Мы, окруженные врагами, Друзья, забудем ли, что с нами - "Союз друзей - Любовь без крыл!" Пусть барды вымыслы слагают Певучей старины; Меня Любовь и Дружба знают, Мне лавры не нужны; Всё, всё, чего бежала Слава Стезей волшебной и лукавой, - Не мыслью - сердцем я открыл; И пусть в душе простой и юной Простую песнь рождают струны: "Союз друзей - Любовь без крыл!" 29 декабря 1806 {* Дружба - любовь без крыльев (франц.).}
Таша: И Джон Дон, о котором лично я впервые узнала из стихотворения И. Бодского "Большая элегия Джону Дону": Джон Донн уснул, уснуло все вокруг. Уснули стены, пол, постель, картины, уснули стол, ковры, засовы, крюк, весь гардероб, буфет, свеча, гардины. Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы, хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда, ночник, белье, шкафы, стекло, часы, ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду. Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье, среди бумаг, в столе, в готовой речи, в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле остывшего камина, в каждой вещи. В камзоле, башмаках, в чулках, в тенях, за зеркалом, в кровати, в спинке стула, опять в тазу, в распятьях, в простынях, в метле у входа, в туфлях. Все уснуло. Уснуло все. Окно. И снег в окне. Соседней крыши белый скат. Как скатерть ее конек. И весь квартал во сне, разрезанный оконной рамой насмерть. Уснули арки, стены, окна, все. Булыжники, торцы, решетки, клумбы. Не вспыхнет свет, не скрипнет колесо... Ограды, украшенья, цепи, тумбы. Уснули двери, кольца, ручки, крюк, замки, засовы, их ключи, запоры. Нигде не слышен шепот, шорох, стук. Лишь снег скрипит. Все спит. Рассвет не скоро. Уснули тюрьмы, за'мки. Спят весы средь рыбной лавки. Спят свиные туши. Дома, задворки. Спят цепные псы. В подвалах кошки спят, торчат их уши. Спят мыши, люди. Лондон крепко спит. Спит парусник в порту. Вода со снегом под кузовом его во сне сипит, сливаясь вдалеке с уснувшим небом. Джон Донн уснул. И море вместе с ним. И берег меловой уснул над морем. Весь остров спит, объятый сном одним. И каждый сад закрыт тройным запором. Спят клены, сосны, грабы, пихты, ель. Спят склоны гор, ручьи на склонах, тропы. Лисицы, волк. Залез медведь в постель. Наносит снег у входов нор сугробы. И птицы спят. Не слышно пенья их. Вороний крик не слышен, ночь, совиный не слышен смех. Простор английский тих. Звезда сверкает. Мышь идет с повинной. Уснуло все. Лежат в своих гробах все мертвецы. Спокойно спят. В кроватях живые спят в морях своих рубах. По одиночке. Крепко. Спят в объятьях. Уснуло все. Спят реки, горы, лес. Спят звери, птицы, мертвый мир, живое. Лишь белый снег летит с ночных небес. Но спят и там, у всех над головою. Спят ангелы. Тревожный мир забыт во сне святыми -- к их стыду святому. Геенна спит и Рай прекрасный спит. Никто не выйдет в этот час из дому. Господь уснул. Земля сейчас чужда. Глаза не видят, слух не внемлет боле. И дьявол спит. И вместе с ним вражда заснула на снегу в английском поле. Спят всадники. Архангел спит с трубой. И кони спят, во сне качаясь плавно. И херувимы все -- одной толпой, обнявшись, спят под сводом церкви Павла. Джон Донн уснул. Уснули, спят стихи. Все образы, все рифмы. Сильных, слабых найти нельзя. Порок, тоска, грехи, равно тихи, лежат в своих силлабах. И каждый стих с другим, как близкий брат, хоть шепчет другу друг: чуть-чуть подвинься. Но каждый так далек от райских врат, так беден, густ, так чист, что в них -- единство. Все строки спят. Спит ямбов строгий свод. Хореи спят, как стражи, слева, справа. И спит виденье в них летейских вод. И крепко спит за ним другое -- слава. Спят беды все. Страданья крепко спят. Пороки спят. Добро со злом обнялось. Пророки спят. Белесый снегопад в пространстве ищет черных пятен малость. Уснуло все. Спят крепко толпы книг. Спят реки слов, покрыты льдом забвенья. Спят речи все, со всею правдой в них. Их цепи спят; чуть-чуть звенят их звенья. Все крепко спят: святые, дьявол, Бог. Их слуги злые. Их друзья. Их дети. И только снег шуршит во тьме дорог. И больше звуков нет на целом свете. Но чу! Ты слышишь -- там, в холодной тьме, там кто-то плачет, кто-то шепчет в страхе. Там кто-то предоставлен всей зиме. И плачет он. Там кто-то есть во мраке. Так тонок голос. Тонок, впрямь игла. А нити нет... И он так одиноко плывет в снегу. Повсюду холод, мгла... Сшивая ночь с рассветом... Так высоко! "Кто ж там рыдает? Ты ли, ангел мой, возврата ждешь, под снегом ждешь, как лета, любви моей?.. Во тьме идешь домой. Не ты ль кричишь во мраке?" -- Нет ответа. "Не вы ль там, херувимы? Грустный хор напомнило мне этих слез звучанье. Не вы ль решились спящий мой собор покинуть вдруг? Не вы ль? Не вы ль?" -- Молчанье. "Не ты ли, Павел? Правда, голос твой уж слишком огрублен суровой речью. Не ты ль поник во тьме седой главой и плачешь там?" -- Но тишь летит навстречу. "Не та ль во тьме прикрыла взор рука, которая повсюду здесь маячит? Не ты ль, Господь? Пусть мысль моя дика, но слишком уж высокий голос плачет". Молчанье. Тишь. -- "Не ты ли, Гавриил, подул в трубу, а кто-то громко лает? Но что ж лишь я один глаза открыл, а всадники своих коней седлают. Все крепко спит. В объятьях крепкой тьмы. А гончие уж мчат с небес толпою. Не ты ли, Гавриил, среди зимы рыдаешь тут, один, впотьмах, с трубою?" "Нет, это я, твоя душа, Джон Донн. Здесь я одна скорблю в небесной выси о том, что создала своим трудом тяжелые, как цепи, чувства, мысли. Ты с этим грузом мог вершить полет среди страстей, среди грехов, и выше. Ты птицей был и видел свой народ повсюду, весь, взлетал над скатом крыши. Ты видел все моря, весь дальний край. И Ад ты зрел -- в себе, а после -- в яви. Ты видел также явно светлый Рай в печальнейшей -- из всех страстей -- оправе. Ты видел: жизнь, она как остров твой. И с Океаном этим ты встречался: со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой. Ты Бога облетел и вспять помчался. Но этот груз тебя не пустит ввысь, откуда этот мир -- лишь сотня башен да ленты рек, и где, при взгляде вниз, сей страшный суд совсем не страшен. И климат там недвижен, в той стране. Откуда все, как сон больной в истоме. Господь оттуда -- только свет в окне туманной ночью в самом дальнем доме. Поля бывают. Их не пашет плуг. Года не пашет. И века не пашет. Одни леса стоят стеной вокруг, а только дождь в траве огромной пляшет. Тот первый дровосек, чей тощий конь вбежит туда, плутая в страхе чащей, на сосну взлезши, вдруг узрит огонь в своей долине, там, вдали лежащей. Все, все вдали. А здесь неясный край. Спокойный взгляд скользит по дальним крышам. Здесь так светло. Не слышен псиный лай. И колокольный звон совсем не слышен. И он поймет, что все -- вдали. К лесам он лошадь повернет движеньем резким. И тотчас вожжи, сани, ночь, он сам и бедный конь -- все станет сном библейским. Ну, вот я плачу, плачу, нет пути. Вернуться суждено мне в эти камни. Нельзя прийти туда мне во плоти. Лишь мертвой суждено взлететь туда мне. Да, да, одной. Забыв тебя, мой свет, в сырой земле, забыв навек, на муку бесплодного желанья плыть вослед, чтоб сшить своею плотью, сшить разлуку. Но чу! пока я плачем твой ночлег смущаю здесь, -- летит во тьму, не тает, разлуку нашу здесь сшивая, снег, и взад-вперед игла, игла летает. Не я рыдаю -- плачешь ты, Джон Донн. Лежишь один, и спит в шкафах посуда, покуда снег летит на спящий дом, покуда снег летит во тьму оттуда". Подобье птиц, он спит в своем гнезде, свой чистый путь и жажду жизни лучшей раз навсегда доверив той звезде, которая сейчас закрыта тучей. Подобье птиц. Душа его чиста, а светский путь, хотя, должно быть, грешен, естественней вороньего гнезда над серою толпой пустых скворешен. Подобье птиц, и он проснется днем. Сейчас -- лежит под покрывалом белым, покуда сшито снегом, сшито сном пространство меж душой и спящим телом. Уснуло все. Но ждут еще конца два-три стиха и скалят рот щербато, что светская любовь -- лишь долг певца, духовная любовь -- лишь плоть аббата. На чье бы колесо сих вод не лить, оно все тот же хлеб на свете мелет. Ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит? Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет. Со всех концов. Уйдет. Вернется снова. Еще рывок! И только небосвод во мраке иногда берет иглу портного. Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь. Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло. Того гляди и выглянет из туч Звезда, что столько лет твой мир хранила.
Марта: Байрон Сердолик Перевод В. Брюсова Не блеском мил мне сердолик! Один лишь раз сверкал он, ярок, И рдеет скромно, словно лик Того, кто мне вручил подарок. Но пусть смеются надо мной, За дружбу подчинюсь злословью: Люблю я все же дар простой За то, что он вручен с любовью! Тот, кто дарил, потупил взор, Боясь, что дара не приму я, Но я сказал, что с этих пор Его до смерти сохраню я! И я залог любви поднес К очам - и луч блеснул на камне, Как блещет он на каплях рос... И с этих пор слеза мила мне! Мой друг! Хвалиться ты не мог Богатством или знатной долей, - Но дружбы истинной цветок Взрастает не в садах, а в поле! Ах, не глухих теплиц цветы Благоуханны и красивы, Есть больше дикой красоты В цветах лугов, в цветах вдоль нивы! И если б не была слепой Фортуна, если б помогала Она природе - пред тобой Она дары бы расточала. А если б взор ее прозрел И глубь души твоей смиренной, Ты получил бы мир в удел, Затем что стоишь ты вселенной!
Марта: Так много новостей за двадцать лет И в сфере звезд, и в облике планет. На атомы вселенная крошится, Все связи рвутся, все в куски дробится, Основы расшатались, и сейчас Все стало относительно для нас.
Зизи: Прошу прощения, но при имени Байрона (еще со времен школы) прежде всего, вспоминается вот это: Нет, я не Байрон, я другой, Еще неведомый избранник, Как он, гонимый миром странник, Но только с русскою душой. Я раньше начал, кончу ране, Мой ум немного совершит; В душе моей, как в океане, Надежд разбитых груз лежит. Кто может, океан угрюмый, Твои изведать тайны? Кто Толпе мои расскажет думы? Я - или бог - или никто!
Кот: Уважаемая Зизи, мне невольно вспомнилось то издание Лермонтова, презентация которого проходила в Лермонтовской библиотеке: Нет, я не Байрон, я другой, Но очень-очень дорогой.
Зизи:
Таша: Браво, уважаемый Кот! Жаль, что презентация прошла, а то можно было бы так ее и озаглавить
Марта: Браво!
Зизи: А я предлагаю спеть. Мелодию знает каждый, а слова... Был белый снег, шёл первый день каникул, Целый день вдвоём бродили мы с тобой. И было всё вокруг торжественно и тихо, И белый-белый снег над белою землёй. Но вдруг зима дохнула вешним ветром, Когда я на снегу у дома твоего Два слова начертил обломанною веткой: "Татьяна плюс Сергей", и больше ничего. Была земля белым-бела, мела метель, Татьянин день, Татьянин день. А для меня цвела весна, звенел апрель, Татьянин день, Татьянин день, Татьянин день. Вновь шли снега, и было их немало, Но тот Татьянин день забыть я не могу. Судьба нас не свела, но мне всегда казалось, "Татьяна плюс Сергей" пишу я на снегу. Пройдут снега, на мокром тротуаре Для девочки другой начертит кто-то вновь Те вечные слова, что мы не дописали, "Татьяна плюс Сергей равняется любовь". Была земля белым-бела, мела метель, Татьянин день, Татьянин день. А для меня цвела весна, звенел апрель, Татьянин день, Татьянин день, Татьянин день. Автор текста: Олев Н. Композитор: Саульский Ю.
Кот: Уважаемая Зизи! Действительно, эту мелодию знает каждый, но... что-то не пелось после событий в Домодедово.
Таша: Да. Я тоже будто онемела от этих новостей
Зизи: Джамбул Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, гордость моя! Мне в струе степного ручья Виден отблеск невской струи. Если вдоль снеговых хребтов Взором старческим я скользну, - Вижу своды ваших мостов, Зорь балтийских голубизну, Фонарей вечерних рои, Золоченых крыш острия... Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, гордость моя! Не затем я на свете жил, Чтоб разбойничий чуять смрад; Не затем вам, братья, служил, Чтоб забрался ползучий гад В город сказочный, в город-сад; Не затем к себе Ленинград Взор Джамбула приворожил! А затем я на свете жил, Чтобы сброд фашистских громил, Не успев отпрянуть назад, Волчьи кости свои сложил У священных ваших оград. Вот зачем на север бегут Казахстанских рельс колеи, Вот зачем Неву берегут Ваших набережных края, Ленинградцы, дети мои, Ленинградцы, гордость моя, Ваших дедов помнит Джамбул, Ваших прадедов помнит он: Их ссылали в его аул, И кандальный он слышал звон. Пережив четырех царей, Испытал я свирепость их; Я хотел, чтоб пала скорей Петербургская крепость их; Я под рокот моей струны Воспевал, уже поседев, Грозный ход балтийской волны, Где бурлил всенародный гнев. Это в ваших стройных домах Проблеск ленинских слов-лучей Заиграл впервые впотьмах! Это ваш, и больше ничей, Первый натиск его речей И руки его первый взмах! Ваших лучших станков дары Киров к нам привез неспроста: Мы родные вам с давней поры, Ближе брата, ближе сестры Ленинграду - Алма-Ата. Не случайно Балтийский флот, Славный мужеством двух веков, Делегации моряков В Казахстан ежегодно шлет, И недаром своих сынов С юных лет на выучку мы Шлем к Неве, к основе основ, Где, мужая, зреют умы. Что же слышит Джамбул теперь? К вам в стальную ломится дверь, Словно вечность проголодав, - Обезумевший от потерь Многоглавый жадный удав... Сдохнет он у ваших застав! Без зубов и без чешуи Будет в корчах шипеть змея! Будут снова петь соловьи, Будет вольной наша семья! Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, гордость моя! • • • • Ленинград сильней и грозней, Чем в любой из прежних годов: Он напор отразить готов! Не расколют его камней, Не растопчут его садов. К Ленинграду со всех концов Направляются поезда, Провожают своих бойцов Наши села и города. Взор страны грозово-свинцов, И готова уже узда На зарвавшихся подлецов. Из глубин казахской земли Реки нефти к вам потекли, Черный уголь, красная медь И свинец, что в срок и впопад Песню смерти готов пропеть Бандам, рвущимся в Ленинград. Хлеб в тяжелом, как дробь, зерне Со свинцом идет наравне. Наших лучших коней приплод, Груды яблок, сладких, как мед, - Это все должно вам помочь Душегубов откинуть прочь. Не бывать им в нашем жилье! Не жиреть на нашем сырье! • • • • Предстоят большие бои, Но не будет врагам житья! Спать не в силах сегодня я... Пусть подмогой будут, друзья, Песни вам на рассвете мои, Ленинградцы, дети мои, Ленинградцы, гордость моя! cентябрь 1941 Перевод с казахского М. Тарловского
Кот: Я эти стихи помню с детства (не наизусть, конечно).
Таша: А мы учили, помню, целиком, и в день снятия Блокады устраивали чтение с музыкальным сопровождением. Очень серьезно к этому относились, потому что знали: наши отцы - родом из Блокады, знали, на каком уголке площади упала бомба, когда отец-мальчишка бежал в соседний магазин за хлебом.... Все было будто у нас на глазах. Куда теперь это все подевалось? Почему обутафорилось?
Марта: Дмитрий Кедрин Дмитрий Кедрин ПОЕДИНОК К нам в гости приходит мальчик Со сросшимися бровями, Пунцовый густой румянец На смуглых его щеках. Когда вы садитесь рядом, Я чувствую, что меж вами Я скучный, немножко лишний, Педант в роговых очках. Глаза твои лгать не могут. Как много огня теперь в них! А как они были тусклы... Откуда же он воскрес? Ах, этот румяный мальчик! Итак, это мой соперник, Итак, это мой Мартынов, Итак, это мой Дантес! Ну что ж! Нас рассудит пара Стволов роковых Лепажа На дальней глухой полянке, Под Мамонтовкой, в лесу. Два вежливых секунданта, Под горкой - два экипажа, Да седенький доктор в черном, С очками на злом носу. Послушай-ка, дорогая! Над нами шумит эпоха, И разве не наше сердце - Арена ее борьбы? Виновен ли этот мальчик В проклятых палочках Коха, Что ставило нездоровье В колеса моей судьбы? Наверно, он физкультурник, Из тех, чья лихая стайка Забила на стадионе Испании два гола. Как мягко и как свободно Его голубая майка Тугие гибкие плечи Стянула и облегла! А знаешь, мы не подымем Стволов роковых Лепажа На дальней глухой полянке, Под Мамонтовкой, в лесу. Я лучше приду к вам в гости И, если позволишь, даже Игрушку из Мосторгина Дешевую принесу. Твой сын, твой малыш безбровый Покоится в колыбели. Он важно пускает слюни, Вполне довольный собой. Тебя ли мне ненавидеть И ревновать к тебе ли, Когда я так опечален Твоей морщинкой любой? Ему покажу я рожки, Спрошу: "Как дела, Егорыч?" И, мирно напившись чаю, Пешком побреду домой. И лишь закурю дорогой, Почуяв на сердце горечь, Что наша любовь не вышла, Что этот малыш - не мой. 1933
Кот: Спасибо огромное, уважаемая Марта, что Вы вспомнили о Кедрине. Мне даже странно, что мы его, по-моему, ни разу не вспоминали. Я очень люблю его стихи. Они у него очень разные. КОФЕЙНЯ ...Имеющий в кармане мускус не кричит об этом на улицах. Запах мускуса говорит за него. Саади У поэтов есть такой обычай - В круг сойдясь, оплевывать друг друга. Магомет, в Омара пальцем тыча, Лил ушатом на беднягу ругань. Он в сердцах порвал на нем сорочку И визжал в лицо, от злобы пьяный: "Ты украл пятнадцатую строчку, Низкий вор, из моего "Дивана"! За твоими подлыми следами Кто пойдет из думающих здраво?" Старики кивали бородами, Молодые говорили: "Браво!" А Омар плевал в него с порога И шипел: "Презренная бездарность! Да минет тебя любовь пророка Или падишаха благодарность! Ты бесплоден! Ты молчишь годами! Быть певцом ты не имеешь права!" Старики кивали бородами, Молодые говорили: "Браво!" Только некто пил свой кофе молча, А потом сказал: "Аллаха ради! Для чего пролито столько желчи?" Это был блистательный Саади. И минуло время. Их обоих Завалил холодный снег забвенья. Стал Саади золотой трубою, И Саади слушала кофейня. Как ароматические травы, Слово пахло медом и плодами, Юноши не говорили: "Браво!" Старцы не кивали бородами. Он заворожил их песней птичьей, Песней жаворонка в росах луга... У поэтов есть такой обычай - В круг сойдясь, оплевывать друг друга.
Марта: Уважаемый Кот, мы вспоминали его стихи и писала о нем. Это один из моих самых любимых поэтов. Завтра - день рождения Дмитрия Кедрина. Спасибо Вам за стихи!
Зизи: Сегодня родился Дмитрий Кедрин! МОРОЗ НА СТЕКЛАХ На окнах, сплошь заиндевелых, Февральский выписал мороз Сплетенье трав молочно-белых И серебристо-сонных роз. Пейзаж тропического лета Рисует стужа на окне. Зачем ей розы? Видно, это Зима тоскует о весне.
Марта: Дмитрий Кедрин Двойник Два месяца в небе, два сердца в груди, Орел позади, и звезда впереди. Я поровну слышу и клекот орлиный, И вижу звезду над родимой долиной: Во мне перемешаны темень и свет, Мне Недоросль - прадед, и Пушкин - мой дед. Со мной заодно с колченогой кровати Утрами встает молодой обыватель, Он бродит, раздет, и немыт, и небрит, Дымит папиросой и плоско острит. На сад, что напротив, на дачу, что рядом, Глядит мой двойник издевательским взглядом, Равно неприязненный всем и всему,- Он в жизнь в эту входит, как узник в тюрьму. А я человек переходной эпохи... Хоть в той же постели грызут меня блохи, Хоть в те же очки я гляжу на зарю И тех же сортов папиросы курю, Но славлю жестокость, которая в мире Клопов выжигает, как в затхлой квартире, Которая за косы землю берет, С которой сегодня и я в свой черед Под знаменем гезов, суровых и босых, Вперед заношу мой скитальческий посох... Что ж рядом плетется, смешок затая, Двойник мой, проклятая косность моя? Так, пробуя легкими воздух студеный, Сперва задыхается новорожденный, Он мерзнет, и свет ему режет глаза, И тянет его воротиться назад, В привычную ночь материнской утробы; Так золото мучат кислотною пробой, Так все мы в глаза двойника своего Глядим и решаем вопрос: кто кого? Мы вместе живем, мы неплохо знакомы, И сильно не ладим с моим двойником мы: То он меня ломит, то я его мну, И, чуть отдохнув, продолжаем войну. К эпохе моей, к человечества маю Себя я за шиворот приподымаю. Пусть больно от этого мне самому, Пускай тяжело,- я себя подыму! И если мой голос бывает печален, Я знаю: в нем фальшь никогда не жила!.. Огромная совесть стоит за плечами, Огромная жизнь расправляет крыла! 1934
Марта: В.А.Жуковский Явление В долину к пастырям смиренным Являлась каждою весной, При первом жаворонка пенье, Младая дева-красота. Откуда гостья прилетала И кто была – не знали там. Она, как милый сон, являлась, Как милый пропадала сон! Одушевительная благость Ея – счастливила сердца, Но вид небесно-величавый Благоговенье пробуждал. И всем она цветы дарила, Не обделяя никого; - Седой старик и отрок юный Все милый получали дар. Когда случайно ей встречалась Чета любовников младых, Им подавала, улыбаясь, Она избранный лучший цвет...
Зизи: Марина Цветаева СТИХИ К ПУШКИНУ Бич жандармов, бог студентов, Желчь мужей, услада жен - Пушкин - в роли монумента? Гостя каменного - он, Скалозубый, нагловзорый Пушкин - в роли Командора? Критик - ноя, нытик - вторя: - Где же пушкинское (взрыд) Чувство меры? Чувство моря Позабыли - о гранит Бьющегося? Тот, соленый Пушкин - в роли лексикона? Две ноги свои - погреться - Вытянувший - и на стол Вспрыгнувший при Самодержце - Африканский самовол - Наших прадедов умора - Пушкин - в роли гувернера? Черного не перекрасить В белого - неисправим! Недурен российский классик, Небо Африки - своим Звавший, невское - проклятым! Пушкин - в роли русопята? К пушкинскому юбилею Тоже речь произнесем: Всех румяней и смуглее До сих пор на свете всем, Всех живучей и живее! Пушкин - в роли мавзолея? Уши лопнули от вопля: - Перед Пушкиным во фрунт! А куда девали пекло Губ, куда девали - бунт Пушкинский, уст окаянство? Пушкин - в меру пушкиньянца! Что вы делаете, карлы, Этот - голубей олив - Самый вольный, самый крайний Лоб - навеки заклеймив Низостию двуединой Золота и середины. Пушкин - тога, Пушкин - схима, Пушкин - мера, Пушкин - грань.. Пушкин, Пушкин, Пушкин - имя Благородное - как брань Площадную - попугаи. Пушкин? Очень испугали!
Марта: Только что со мной произошла странная, мистическая история. Я помнила, что у Сэма Симкина есть стихотворение о Пушкине. В самом новом сборнике стихов, подаренном мне Сэмом, я его не нашла. Вдруг подумалось: "Сэм, не подводи меня! Ведь написал же о Пушкине!". Открыла титульный лист, чтобы посмотреть на автограф Сэма. А там, среди добрых слов, написано: "Обратите внимание на стр. 128". Открываю страницу - вот оно! Сэм подсказал. Сэм Симкин Случай в юности Я был ещё полускитальцем, с прихода заглянул в цырульню по части стрижки и бритья, хотелось жизни мне «разгульной», а Пушкин погрозил мне пальцем в насыщенном растворе бытия. А после я зашёл в кафушку. «Бараночки, конфетки, сушки», - с эстрады пела иностраночка, - «конфетки, сушки и бараночки...» Хоть не был жизнью я пресыщенным, вновь пальцем погрозил мне Пушкин в растворе бытия насыщенном. Под Пушкиным себя я чистил, шампанским угостил певичку, поскольку был пришедшим с моря, а Пушкин пальцем мне грозил, ведь находился я в подпитии и к жизни лип, как дрозофил, уже на грани бытия в таком насыщенном растворе. Очнулся — и дышала ночь таким восторгом сладострастья! А Пушкин пожелал мне счастья ну, и семь футов под килём так весело и не напыщенно мне вместе с нашим кораблём в растворе бытия насыщенном...
Кот: Замечательная история, уважаемая Марта!
Марта: Спасибо, уважаемый Кот. Сама удивляюсь. Ведь так случайно всё произошло. Могла бы и не посмотреть дарственную надпись на титуле книги Сэма... Почему-то вспомнились слова (Набокова? не уверена): "Случай - логика фортуны".
Зизи: Сегодня (и всегда!) самый любимый все-таки ОН! Я скоро весь умру. Но, тень мою любя, Храните рукопись, о други, для себя! Когда гроза пройдет, толпою суеверной Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный, И, долго слушая, скажите: это он; Вот речь его. А я, забыв могильный сон, Взойду невидимо и сяду между вами, И сам заслушаюсь, и вашими слезами Упьюсь... и, может быть, утешен буду я Любовью...
бык: Зизи пишет: Сегодня (и всегда!) самый любимый все-таки ОН! Безусловно! Федор Тютчев 29-е ЯНВАРЯ 1837 Из чьей руки свинец смертельный Поэту сердце растерзал? Кто сей божественный фиал Разрушил, как сосуд скудельный? Будь прав или виновен он Пред нашей правдою земною, Навек он высшею рукою В "цареубийцы" заклеймен. Но ты, в безвременную тьму Вдруг поглощенная со света, Мир, мир тебе, о тень поэта, Мир светлый праху твоему!.. Назло людскому суесловью Велик и свят был жребий твой!.. Ты был богов орган живой, Но с кровью в жилах... знойной кровью. И сею кровью благородной Ты жажду чести утолил - И осененный опочил Хоругвью горести народной. Вражду твою пусть тот рассудит, Кто слышит пролитую кровь... Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет!..
Зизи: Агния Барто ПРИХОДИТЕ МНЕ ПОМОЧЬ Уважаемые дети, Говорят, что среди вас Появился странный мальчик По прозванью «Напоказ». Смастерил он табуретку, Сбил ее он кое-как, Но зато раскрасил в клетку, Но зато сверкает лак. На нее нельзя садиться, Но мальчишка так сказал: — Напоказ она годится, Где тут выставочный зал? Уважаемые дети, Говорят, что среди вас Появился странный мальчик По прозванью «Напоказ». Он сестренке — при гостях — Нес конфеты в двух горстях, А потом — без посторонних — Пригрозил:— Попробуй, тронь их! А соседского кота Приласкал он неспроста: — У соседа есть «Победа«, Покатал бы до обеда! Уважаемые дети, Надо гнать мальчишку прочь, Если я одна не справлюсь, Приходите мне помочь!
Зизи: Даниил Хармс ДВОРНИК — ДЕД МОРОЗ В шубе, в шапке, в душегрейке Дворник трубочку курил, И, усевшись на скамейке, Дворник снегу говорил: "Ты летаешь или таешь? Ничего тут не поймешь! Подметаешь, разметаешь, Только без толку метешь! Да к чему я говорю? Сяду я да покурю". Дворник трубку курит, курит... И глаза от снега щурит, И вздыхает, и зевает, И внезапно засыпает. Глянь-ка, Маня... — крикнул Ваня. Видишь, чучело сидит И глазами-угольками На метлу свою глядит. Дед Мороз и дети Это вроде снежной бабки, Или просто Дед Мороз, Ну-ка дай ему по шапке, Да схвати его за нос!" А оно как зарычит! Как ногами застучит! Да как вскочит со скамейки, Да по-русски закричит: "Будет вам ужо мороз — Как хватать меня за нос!"
Таша: Еще люблю его "Иван Иваныч Самовар". Мой сын в его далеком детстве зачитал эту книжицу до дыр! Произносил текст (с выражением! ), листая стрнички...
барышня-крестьянка: Вы как-то говорили что любимые авторы это не только поэты и писатели, но и художники, музыканты. Жаль, что нельзя воспроизводить свои любимые музыкальные произведения. Но вот картина Б. Кустодиева (1919) - "Масленица". Мне она очень нравится.
Таша: Люблю и масленицу, и Кустодиева, и всю эту сказочную атмосферу румянощекого праздника!
Зизи: И. Грабарь "Февральская лазурь" До свидания, февраль!!!
Таша: Здравствуй, МАРТ! И.Левитан У нас в эти дни именно так выглядит и снег, и солнце, и свет! Лошадей только что-то не заметно...
Кот: Да, Петербург встретил меня ярким солнцем, а вокруг РГИА - ослепительный снег.
Марта: Е.А. Баратынский Элегия Мечты волшебные, вы скрылись от очей! Сбылися времени угрозы! Хладеет в сердце жизнь, и юности моей Поблекли утренние розы! Благоуханный май воскреснул на лугах, И пробудилась Филомела, И Флора милая на радужных крылах К нам обновленная слетела. Вотще! Не для меня долины и леса Одушевились красотою, И светлой радостью сияют небеса! Я вяну,- вянет всё со мною! О где вы, призраки невозвратимых лет, Богатство жизни - вера в счастье? Где ты, младого дня пленительный рассвет? Где ты, живое сладострастье? В дыхании весны всё жизнь младую пьет И негу тайного желанья! Всё дышит радостью и, мнится, с кем-то ждет Обетованного свиданья! Лишь я как будто чужд природе и весне: Часы крылатые мелькают; Но радости принесть они не могут мне И, мнится, мимо пролетают.
Кот: Уважаемая Марта, почему так грустно?
Марта: Уважаемый Кот, но это же не обо мне. Хотела выбрать что-то Баратынского, взгляд упал на это. Обещаю найти другое.
Марта: В. Тредиаковский Без любви и без страсти Все дни суть неприятны: Вздыхать надо, чтоб сласти Любовны были знатны. Чем день всякой провождать, Ежели без любви жить? Буде престать угождать, То что ж надлежит чинить? Ох, коль жизнь есть несносна, Кто страсти не имеет! А душа, к любви косна, Без потех вся стареет. Чем день всякой провождать, Ежели без любви жить? Буде престать угождать, То что ж надлежит чинить? Уважаемый Кот, это повеселее, да?
Кот: Да, уважаемая Марта! Чем день всякий провождать, ежели без любви жить? Василий Кириллович прав.
Марта: Ещё как прав, уважаемый Кот!
Natalie: Как точно Клара Цеткин выбрала время женского праздника - весна!!!!! Третий день у меня на сердце тютчевские строки: Еще в полях белеет снег, А воды уж весной шумят — Бегут и будят сонный брег, Бегут и блещут и гласят... Они гласят во все концы: «Весна идет, весна идет! Мы молодой весны гонцы, Она нас выслала вперед!» Весна идет, весна идет! И тихих, теплых, майских дней Румяный, светлый хоровод Толпится весело за ней.
Зизи: Я только что вернулась с концерта Венского филармонического оркестра. Нахожусь под впечатлением!!! Картина Андрея ЖИВОТИКОВА "Венский вальс". И, как вы понимаете, не художник с прелестной фамилией, мой любимый автор, а автор музыки (я подозреваю, что это Штраус ), под которую танцуют пары на полотне
Зизи: А над Москвою - снег сырой... Как будто с Финского залива его приносит к нам порой, и так становится тоскливо! Так снова хочется туда, в тот неуютный зимний город, где в Мойке черная вода ледком затянется не скоро, где снег , переходящий в дождь, смывает скуку постмодерна, где все, как прежде, соразмерно, где и тоскуешь - но живешь.
барышня-крестьянка: очень понравились мне эти стихи! А вот еще Евгений Ганин Весна повсюду хороша: На Юге, как всегда спесива, Но в Петербурге,госпожа, Скромна и горделива.
Марта: Весна в деревню вас зовет, Пора тепла, цветов, работ, Пора гуляний вдохновенных И соблазнительных ночей. В поля, друзья! скорей, скорей, В каретах, тяжко нагруженных, На долгих или на почтовых Тянитесь из застав градских. Весна в деревню нас зовет!
Natalie: Не рановато ли, дорогая Марта? Так и хочется предостеречь словами любимого автора: Теперь у нас дороги плохи, Мосты забытые гниют, На станциях клопы да блохи Заснуть минуты не дают; Трактиров нет. В избе холодной Высокопарный, но голодный Для виду прейскурант висит И тщетный дразнит аппетит, Меж тем, как сельские циклопы Перед медлительным огнем Российским лечат молотком Изделье легкое Европы, Благословляя колеи И рвы отеческой земли. Первая строка и две последние представляются мне особенно актуальными
Марта: Ах, Natalie, ...мне пышность эта, Постылой жизни мишура ............................. Что в них? Сейчас отдать я рада Всю эту ветошь маскарада, Весь этот блеск, и шум, и чад За полку книг, за дикий сад, За наше бедное жилище, ....................................... Да за смиренное кладбище, Где нынче крест и тень ветвей Над бедной нянею моей...
Зизи: Это Вы о себе, милая Марта? Иван Суриков Наконец-то я на воле!.. Душный город далеко; Мне отрадно в чистом поле, Дышит грудь моя легко. Наконец-то птицей вольной Стал я, житель городской, И вперёд иду, довольный, Сбросив горе с плеч долой. Люб мне страннический посох, Я душой помолодел; Ум мой, в жизненных вопросах Потемневший, просветлел. Я иду, куда - не знаю... Всё равно, куда-нибудь! Что мне в том, к какому краю Приведёт меня мой путь! Я иду искать свободы, Мира в сельской тишине - Горе жизни и невзгоды Истерзали душу мне. Я желаю надышаться Свежим воздухом с полей, Их красой налюбоваться, Отдохнуть душой моей. Может быть, судьбе послушный, Кину я полей красу... Но зато я в город душный Сил немало принесу, - Сил, окрепнувших на воле, Не измученных борьбой, - С ними вновь на скорбь и горе Выйду с твёрдою душой. 1876
Марта: Это тоже "обо мне", дорогая Зизи! Когда вечернею порою Сберется вместе вся семья, Пчелиному подобно рою, То я счастливее царя... Кто с книгою, кто с рукодельем Беседуют вокруг стола, Мешаючи дела с бездельем, Чтоб не сойти от дел с ума. А.М. Бакунин из поэмы «Осуга»
Кот: Уважаемая Марта! Эта "семья, пчелиному подобно рою", собиралась именно в Прямухине, куда я каждое лето езжу на Прямухинские чтения, а иногда и не только на них. Дома, где сбиралась семья, уже не осталось, но остался разросшийся парк, заложенный А.М.Бакуниным и выращивашийся его детьми, и в парке, в самой этой местности сохраняется очарование, которое кто-то из их современников (не Станкевич ли?) назвал "прямухинской гармонией". А речка Осуга, давшая название этой немудреной поэме, все так же бежит у подножия усадьбы, прозрачная, холодная и замечательная.
Марта: Как хорошо, уважаемый Кот! Спасибо Вам! Те же чувства испытываю и я, когда бываю в деревне. Наш хуторок гости называют "островом счастья". А одна дама даже сказала: "Хочу столько же детей и такой же пруд". Но признаюсь: дел очень много. Как и в Прямухине.
Кот: Замечательно, уважаемая Марта!
Зизи: Е.А. Баратынский Люблю деревню я и лето: И говор вод, и тень дубров, И благовоние цветов; Какой душе не мило это? Быть так, прощаю комаров! Но признаюсь — пустыни житель, Покой пустынный в ней любя, Комар двуногий, гость-мучитель, Нет, не прощаю я тебя!
Таша: Не рано ли завели здесь разговор о деревенском лете? Или так зима надоела? а ведь еще не наступил апрель, когда, как писал И. Бунин, Прошли дожди, апрель теплеет, Всю ночь - туман, а поутру Весенний воздух точно млеет И мягкой дымкою синеет В далёких просеках в бору. И тихо дремлет бор зелёный, И в серебре лесных озёр Ещё стройней его колонны, Ещё свежее сосен кроны И нежных лиственниц узор!
Кот: Прошли дожди, апрель теплеет, Всю ночь - туман, а поутру Весенний воздух точно млеет ... Как хорошо сказано!....
Зизи: Таша пишет: Не рано ли завели здесь разговор о деревенском лете? Просто сил уже нет терпеть эту "зимнюю весну"
Natalie: Будем надеяться, что это не "ядерная" и не "вулканическая" зима. ПЕРЕХОЖУ НА ВЕТКУ о природе - "ВОЛНА И КАМЕНЬ"
Арина: любимый автор теперь-неистовый Виссарион (Белинский).Готовлюсь к юбилею.делаю баннеры.А вы знаете что это такое?Всех приглашаю на выставку в июне.Белинскому 200 лет.УРА!!!
Таша: И куда будет помещен этот баннер с Белинским? Не на место ли дома на Невском, где он когда-то жил?
Саша 2: А может стоит вспомнить дом на Лиговском? На месте нынешнего дома 44, стоял дом с маленьким садиком, принадлежавший коллежскому советнику И.Ф. Галченкову. В нем в октябре 1847 года поселился Белинский. Но прожил всего ничего,ранним утром 26 мая 1848 года, в пушкинский День рождения, он скончался. Похоронили его на Волково кладбище. Так и покоятся сейчас рядом трое, ушедших молодыми: Белинский, Добролюбов и Надсон. Ф.М. Достоевский вcпоминал в «Дневнике писателя»,о прогулках больного Белинского по окрестностям Лиговки. Виссарион ходил вдоль Лиговского канала к Знаменской церкви, смотреть как строится железная дорога. Белинский говорил Достоевскому: «Я сюда часто хожу взглянуть, как идет постройка. Хоть тем сердце отведу, что постою и посмотрю работу. Наконец-то и у нас будет железная дорога. Вы не поверите, как эта мысль облегчает мне иногда сердце». Наконец у нас откроется "Галерея". Облегчил бы сей прогресс сердце Неистового Виссариога Григорьевича...
Марта: Александр Кушнер http://www.litera.ru/stixiya/razval/kushner.html#konechno-baratynskij-sxematichen Конечно, Баратынский схематичен, Бесстильность Фета всякому видна, Блок по-немецки втайне педантичен, У Анненского в трауре весна, Цветаевская фанатична Муза, Ахматовой высокопарен слог, Кузмин манерен, Пастернаку вкуса Недостает: болтливость вот порок, Есть вычурность в строке у Мандельштама, И Заболоцкий в сердце скуповат... Какое счастье даже панорама Их недостатков, выстроенных в ряд!
Таша: По-видимому у меня сегодня слишком критический настрой, но при всей любви к Кушнеру это стихотворение, как мне показалось, приналежит как раз к числу его собственных недостатков
Марта: В.Ф.Раевский К ДРУЗЬЯМ Итак, я здесь… за стражей я… Дойдут ли звуки из темницы Моей расстроенной цевницы Туда, где вы, мои друзья? Еще в полусвободной доле Дар Гебы пьете вы, а я Утратил жизни цвет в неволе, И меркнет здесь заря моя! В союзе с верой и надеждой, С мечтой поэзии живой Еще в беседе вечевой Шумит там голос ваш мятежный. Еще на розовых устах, В объятьях дев, как май, прекрасных И на прелестнейших грудях Волшебниц милых, сладострастных Вы рвете свежие цветы Цветущей девства красоты. Еще средь пышного обеда, Где Вакх чрез край вам вина льет, Сей дар приветный Ганимеда Вам негой сладкой чувства жжет. Еще расцвет душистой розы И свод лазоревых небес Для ваших взоров не исчез. Вам чужды темные угрозы, Как лед холодного суда, И не коснулась клевета До ваших дел и жизни тайной, И не дерзнул еще порок Угрюмый сделать вам упрек И потревожить дух печальный. Еще небесный воздух там Струится легкими волнами И не гнетет дыханье вам, Как в гробе, смрадными парами. Не будит вас в ночи глухой Угрюмый оклик часового И резкий звук ружья стального При смене стражи за стеной. И торжествующее мщенье, Склонясь бессовестным челом, Еще убийственным пером Не пишет вам определенья Злодейской смерти под ножом Иль мрачных сводов заключенья... О, пусть благое провиденье От вас отклонит этот гром! Он грянул грозно надо мною, Но я от сих ужасных стрел Еще, друзья, не побледнел И пред свирепою судьбою Не преклонил рамен с главою! Наемной лжи перед судом Грозил мне смертным приговором «По воле царской» трибунал. «По воле царской?» — я сказал И дал ответ понятным взором. И этот черный трибунал Искал не правды обнаженной, Он двух свидетелей искал И их нашел в толпе презренной. Напрасно голос громовой Мне верной чести боевой В мою защиту отзывался, Сей голос смелый пред судом Был назван тайным мятежом И в подозрении остался. Но я сослался на закон, Как на гранит народных зданий. «В устах царя,— сказали,— он, В его самодержавной длани, И слово буйное «закон» В устах определенной жертвы Есть дерзновенный звук и мертвый...» Итак, исчез прелестный сон!.. Со страхом я, открывши вежды, Еще искал моей надежды – Ее уж не было со мной, И я во мрак упал душой... Пловец, твой кончен путь подбрежный, Мужайся, жди бедам конца В одежде скромной мудреца, А в сердце — с твердостью железной. Мужайся! Близок грозный час, Он загремит в дверях цепями, И, может быть, в последний раз Еще окину я глазами Луга, и горы, и леса Над светлой Тирасы струею, И Феба золотой стезею Полет по чистым небесам Над сердцу памятной страною, Где я надеждою дышал И к тайной мысли устремлял Взор светлый с пламенной душою. Исчезнет всё, как в вечность день; Из милой родины изгнанный, Я буду жизнь влачить, как тень, Средь черни дикой, зверонравной, Вдали от ветреного света, В жилье тунгуса иль бурета, Где вечно царствует зима И где природа как тюрьма; Где прежде жертвы зверской власти, Как я, свои влачили дни; Где я погибну, как они, Под игом скорбей и напастей. Быть может — о, молю душой И сил и мужества от неба! — Быть может, черный суд Эреба Мне жизнь лютее смерти злой Готовит там, где слышны звуки Подземных стонов и цепей И вопли потаенной муки; Где тайно зоркий страж дверей Свои от взоров кроет жертвы. Полунагие, полумертвы, Без чувств, без памяти, без слов, Под едкой ржавчиной оков, Сии живущие скелеты В гнилой соломе тлеют там, И безразличны их очам Темницы мертвые предметы. Но пусть счастливейший певец, Питомец муз и Аполлона, Страстей и бурной думы жрец, Сей берег страшный Флегетона, Сей новый Тартар воспоет: Сковала грудь мою, как лед, Уже темничная зараза. Холодный узник отдает Тебе сей лавр, певец Кавказа; Коснись струнам, и Аполлон, Оставя берег Альбиона, Тебя, о юный Амфион, Украсит лаврами Бейрона. Оставь другим певцам любовь! Любовь ли петь, где брызжет кровь, Где племя чуждое с улыбкой Терзает нас кровавой пыткой, Где слово, мысль, невольный взор Влекут, как явный заговор, Как преступление, на плаху И где народ, подвластный страху, Не смеет шепотом роптать. Пора, друзья! Пора воззвать Из мрака век полночной славы, Царя-народа дух и нравы И те священны времена, Когда гремело наше вече И сокрушало издалече Царей кичливых рамена. Когда ж дойдет до вас, о други, Сей голос потаенной муки, Сей звук встревоженной мечты? Против врагов и клеветы Я не прошу у вас защиты: Враги, презрением убиты, Иссохнут сами, как трава. Но вот последние слова: Скажите от меня О<рлов>у, Что я судьбу мою сурову С терпеньем мраморным сносил, Нигде себе не изменил И в дни убийственныя жизни Немрачен был, как день весной, И даже мыслью и душой Отвергнул право укоризны. Простите... Там для вас, друзья, Горит денница на востоке И отразилася заря В шумящем кровью потоке. Под тень священную знамен, На поле славы боевое Зовет вас долг — добро святое. Спешите! Там волкальный звон Поколебал подземны своды И пробудил народный сон И гидру дремлющей свободы! 1822
Таша: Признаюсь честно: не смогла дочитать до конца. Узника, конечно, жалко, но уж больно речист... Заинтересовало выражение "вокалный звон". Сейчас бы мы точно так не сказали. Не его ли это словотворчество? А вот эти слова я помню: мы их цитировали в зале южной ссылки Пушкина в литературной экспозиции (я тогда не знала, что это такое длииииииииииииииииииинное произведение): Скажите от меня О<рлов>у, Что я судьбу мою сурову С терпеньем мраморным сносил, Нигде себе не изменил
Кот: Согласен с уважаемой Ташей. Я тоже не выдерживаю таких длинных стихотворных монологов.
Зизи: Я ЖДУ Я жду, когда растает снег, И залетают всюду мушки, И огласят заросший брег Нестройным кваканьем лягушки, Когда распустится сирень, Проглянет ландыш ароматный, И освежится жаркий день Грозой нежданной, благодатной. Я жду, когда в полях свирель Вдруг запоет неприхотливо, И ей угрюмый коростель Ответит дерганьем пугливо. Я жду, а снег идет сильней, Трещат суровые морозы… О лето, где ты? Где стрекозы? Где голосистый соловей? (М. П. Чехов, 1911 г.)
Таша: Какое точное попадание в наше состояние обманутого ожидания весны! Спасибо, дорогая Зизи!
Зизи: Сегодня день рождения очень любимого мною Николая Степановича Гумилева Еще не раз Вы вспомните меня И весь мой мир, волнующий и странный, Нелепый мир из песен и огня, Но меж других единый необманный. Он мог стать Вашим тоже и не стал, Его Вам было мало или много, Должно быть, плохо я стихи писал И Вас неправедно просил у Бога. Но каждый раз Вы склонитесь без сил И скажете: «Я вспоминать не смею. Ведь мир иной меня обворожил Простой и грубой прелестью своею».
Кот: Одно из первых стихотворений Гумилева, попавшее ко мне в рукописном сборнике в то время, когда официально он "не существовал", и легло на душу. Мне не было еще двадцати, и я бредил путешествиями. На полярных морях и на южных, По изгибам зеленых зыбей, Меж базальтовых скал и жемчужных Шелестят паруса кораблей. Быстрокрылых ведут капитаны, Открыватели новых земель, Для кого не страшны ураганы, Кто изведал мальстремы и мель, Чья не пылью затерянных хартий, — Солью моря пропитана грудь, Кто иглой на разорванной карте Отмечает свой дерзостный путь И, взойдя на трепещущий мостик, Вспоминает покинутый порт, Отряхая ударами трости Клочья пены с высоких ботфорт, Или, бунт на борту обнаружив, Из-за пояса рвет пистолет, Так что сыпется золото с кружев, С розоватых брабантских манжет. Пусть безумствует море и хлещет, Гребни волн поднялись в небеса, Ни один пред грозой не трепещет, Ни один не свернет паруса. Разве трусам даны эти руки, Этот острый, уверенный взгляд Что умеет на вражьи фелуки Неожиданно бросить фрегат, Меткой пулей, острогой железной Настигать исполинских китов И приметить в ночи многозвездной Охранительный свет маяков?
Зизи: Да-да-да!!!! Голова кружилась в юности от этого стихотворения!!!
Марта: Это и мой любимый поэт. Один из самых любимых. К сожалению, здесь не приведёшь весь цикл его "Абиссинских песен". Помещаю только одно. А они прекрасны все! IV. Занзибарские девушки Раз услышал бедный абиссинец, Что далеко, на севере, в Каире Занзибарские девушки пляшут И любовь продают за деньги. А ему давно надоели Жирные женщины Габеша, Хитрые и злые сомалийки И грязные поденщицы Каффы. И отправился бедный абиссинец На своем единственном муле Через горы, леса и степи Далеко, далеко на север. На него нападали воры, Он убил четверых и скрылся, А в густых лесах Сенаара Слон-отшельник растоптал его мула. Двадцать раз обновлялся месяц, Пока он дошел до Каира, И вспомнил, что у него нет денег, И пошел назад той же дорогой.
Natalie: Гумилева люблю, но когда читаю, то где-то за текстом постояннно мерещится печаль, будто видится еще не состоявшийся август 1921го... Почему-то это чувствуется только при чтении его стихов. И еще: надо же родиться в Кронштадте, обойти полсвета и закончить свою жизнь сопричастностью кронштадтскому мятежу...
Зизи: Иосиф Бродский СТИХИ В АПРЕЛЕ В эту зиму с ума я опять не сошел. А зима, глядь, и кончилась. Шум ледохода и зеленый покров различаю. И, значит, здоров. С новым временем года поздравляю себя и, зрачок о Фонтанку слепя, я дроблю себя на сто. Пятерней по лицу провожу. И в мозгу, как в лесу — оседание наста. Дотянув до седин, я смотрю, как буксир среди льдин пробирается к устью. Не ниже поминания зла превращенье бумаги в козла отпущенья обид. Извини же за возвышенный слог: не кончается время тревог, но кончаются зимы. В этом — суть перемен, в толчее, в перебранке Камен на пиру Мнемозины. Апрель 1969
Таша: И мне с самого утра хотелось стихов о весне, об апреле. Выбрала эти (снова любимого Б. Пастернака), хотя там еще и февраль имеется : ВЕСНА 1 Что почек, что клейких заплывших огарков Налеплено к веткам! Затеплен Апрель. Возмужалостью тянет из парка, И реплики леса окрепли. Лес стянут по горлу петлею пернатых Гортаней, как буйвол арканом, И стонет в сетях, как стенает в сонатах Стальной гладиатор органа. Поэзия! Греческой губкой в присосках Будь ты, и меж зелени клейкой Тебя б положил я на мокрую доску Зеленой садовой скамейки. Расти себе пышные брыжжи и фижмы, Вбирай облака и овраги, А ночью, поэзия, я тебя выжму Во здравие жадной бумаги. <...> 3 Разве только грязь видна вам, А не скачет таль в глазах? Не играет по канавам - Словно в яблоках рысак? Разве только птицы цедят, В синем небе щебеча, Ледяной лимон обеден Сквозь соломину луча? Оглянись, и ты увидишь До зари, весь день, везде, С головой Москва, как Китеж,- В светло-голубой воде. Отчего прозрачны крыши И хрустальны колера? Как камыш, кирпич колыша, Дни несутся в вечера. Город, как болото, топок, Струпья снега на счету, И февраль горит, как хлопок, Захлебнувшийся в спирту. Белым пламенем измучив Зоркость чердаков, в косом Переплете птиц и сучьев - Воздух гол и невесом. В эти дни теряешь имя, Толпы лиц сшибают с ног. Знай, твоя подруга с ними, Но и ты не одинок.
Зизи: Замечательный Пастернак! Почему=то в этом году мало вербы. Даже в вербное воскресенье с трудом нашла букетик. Зато, как хороши эти "клейкие заплывшие огарки"! А.А. Фет Уж верба вся пушистая Раскинулась кругом; Опять весна душистая Повеяла крылом. Станицей тучки носятся, Тепло озарены, И в душу снова просятся Пленительные сны. Везде разнообразною Картиной занят взгляд, Шумит толпою праздною Народ, чему-то рад... Какой-то тайной жаждою Мечта распалена - И над душою каждою Проносится весна.
барышня-крестьянка: И я про апрель и вербу. Стихи Агнии Барто Верба, верба, верба, Верба зацвела. Это значит верно, Что весна пришла. Это значит верно, Что зиме конец. Самый, самый первый Прилетел скворец, Засвистел в скворечне: — Ну, теперь я здешний. Но весне не верьте, Слышен ветра свист, Ветер, ветер, ветер По дорогам вертит Прошлогодний лист. Все апрелю шутки! Сельский детский сад Утром скинул шубки, В полдень — снегопад! Но не так уж скверно Обстоят дела, Если верба, верба, Верба зацвела.
Кот: Никогда не видел этого стихотворения Барто. Спасибо, уважаемая Барышня-крестьянка!
барышня-крестьянка: Это о Козакове. Светлая ему память! Его любимыми поэтами были и Пушкин,и Самойлов,и Бродский http://jn.com.ua/Culture/kozakov_2405.html
Зизи: Спасибо за ссылку - прочитала с удовольствием!
Марта: БАРЫКОВА Анна Павловна (1839-1893) http://az.lib.ru/b/barykowa_a_p/text_0090.shtml МОЯ МУЗА Портреты муз своих писали все поэты. Они являлись им: по-гречески раздеты, С восторженным огнем в сияющих очах, Воздушны, хороши, с цевницами, в венках... Моя не такова... Старушка, вся седая, В чепце, с чулком в руках, прищурясь и моргая, Частенько по ночам является ко мне, Как будто наяву, а может и во сне, Как нянька, и меня -- свое дитя больное -- Баюкает она то песенкой родною, То сказки говорит, то ряд живых картин Показывает мне; не мало и былин О старине поет, о тех, кому могила Холодною землей давно уста закрыла, И с небылицей быль плетет она шутя. И, выпучив глаза, как малое дитя, Я слушаю ее... Как просто и наглядно Звучит ее рассказ, как музыкально складно!.. А сколько теплых слов, заветных чувств родных Мне слышится в речах разумных, хоть простых! Мне кажется, что все в ее рассказах ясно... Что песни наизусть все знаю я прекрасно... Что ряд живых картин, видений пестрый рой В душе моей живут, со всей их красотой, Как в зеркале... Но вот прощается старуха: "Усни, дружок, пора! -- тихонько шепчет в ухо. -- Да не ленись, смотри, и завтра запиши, Что рассказала я тебе в ночной тиши". Ну, вот я и пишу... Но все выходит бледно, -- И песенки звучат надтреснуто и бедно...
Кот: С Барыковой не был знаком пока. Спасибо, уважаемая Марта!
Марта: Я тоже раньше не знала её. Она встретилась мне случайно, когда я читала воспоминания М.Ф. Каменской, дочери Ф.П. Толстого. Это было год назад, когда я выискивала всё, что могла, о маске Пушкина
барышня-крестьянка: Апрель! Апрель! На дворе звенит капель. По полям бегут ручьи, На дорогах лужи. Скоро выйдут муравьи После зимней стужи. Пробирается медведь Сквозь густой валежник. Стали птицы песни петь И расцвел подснежник.
Арина: мой любимый МаршаК!
Зизи: Виноградную косточку в теплую землю заpою, И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву, И друзей созову, на любовь свое сердце настрою, А иначе, зачем на земле этой вечной живу? Собиpайтесь-ка гости мои на мое угощенье! Говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву. Царь небесный пошлет мне прощение за пpегpешенья, А иначе, зачем на земле этой вечной живу? В черно – красном своем будет петь для меня моя Дали, В черно – белом своем преклоню переднею главу, И заслушаюсь я и умру от любви и печали, А иначе, зачем на земле этой вечной живу? И, когда заклубится закат, по углам заметая, Пусть опять и опять проплывут предо мной наяву: Белый буйвол, и синий орел, и форель золотая, А иначе, зачем на земле этой вечной живу?
Кот: Просто читать это нельзя. Это сразу поется.
барышня-крестьянка: А.Сурков День победы Много лет тому назад Был великий День победы. День победы помнят деды Знает каждый из внучат. Светлый праздник День победы Отмечает вся страна. Наши бабушки и деды Надевают ордена. Мы про первый День победы Любим слушать их рассказ Как сражались наши деды За весь мир и за всех нас
Зизи: Давид Самойлов Ах, наверное, Анна Андревна, Вы вовсе не правы. Не из сора родятся стихи, А из горькой отравы, А из горькой и жгучей, Которая корчит и травит. И погубит. И только травинку Для строчки оставит! Почему-то вспомнилось...
Зизи: Еще Самойлов Все реже думаю о том, Кому понравлюсь, как понравлюсь. Все чаще думаю о том, Куда пойду, куда направлюсь. Пусть те, кто каменно-тверды, Своим всезнанием гордятся. Стою. Потеряны следы. Куда пойти? Куда податься? Где путь меж добротой и злобой? И где граничат свет и тьма? И где он, этот мир особый Успокоенья и ума? Когда обманчивая внешность Обескураживает всех, Где эти мужество и нежность, Вернейшие из наших вех? И нет священной злобы, нет, Не может быть священной злобы. Зачем, губительный стилет, Тебе уподобляют слово! Кто прикасается к словам, Не должен прикасаться к стали. На верность добрым божествам Не надо клясться на кинжале! Отдай кинжал тому, кто слаб, Чье слово лживо или слабо. У нас иной и лад, и склад. И все. И большего не надо.
Зизи: Ну, раз нечего сказать, то опять - Самойлов! Не самый худший ответ всеобщему молчанию, надо заметить)) Мы не меняемся совсем. Мы те же, что и в детстве раннем. Мы лишь живем. И только тем Кору грубеющую раним. Живем взахлеб, живем вовсю, Не зная, где поставим точку. И все хоронимся в свою Ветшающую оболочку.
Таша: Он же: Вдруг странный стих во мне родится, Я не могу его поймать. Какие-то слова и лица. И время тает или длится. Нет! Невозможно научиться Себя и ближних понимать!
Таша: Поэтичесий "привесок" к рассказу нашего уважаемого Кота о цветущей сирени: Опять она кипит, бледна, Сирени возлетевшей пена, Опять коленопреклоненно Стоит пред нею тишина. Что остается тишине, Еще с полетом незнакомой? - Живой довериться волне И стать послушной и влекомой. Ветвей бежит за валом вал, Растет и гаснет без усилья, Небесной линией овал Очерчен смело, словно крылья. Сирени тяжестью свело Едва расправленные ветви, Но рвется бледное крыло, Прозрачным становясь от света. Она летит на Божий зов, Опалена предчувствьем встречи, Она - растущих облаков То ли прообраз, то ль предтеча... Что остается нам? Вскипеть Душой ли, словом, бледной кровью, Роняя лепестки, лететь, Земной пожертвовав любовью. Н. Гумилев
Зизи: Я помню, что в прошлом году мы сделали замечательную подборку стихотворений на "сиреневую" тему. Спасибо, что напомнили об этом, дорогая Таша! Так и пахнуло запахом сирени! Я пока не видела ее в Петербурге. Зато на Литейном, в Шанхайском садике, расцвела сакура!!!
Таша: А, так это на Литейном! А я решила, что это у Вас дома!
Зизи: Вчера был день рождения И. Бродского Теперь все чаще чувствую усталость, все реже говорю о ней теперь, о, помыслов души моей кустарность, веселая и теплая артель. Каких ты птиц себе изобретаешь, кому их даришь или продаешь, и в современных гнездах обитаешь, и современным голосом поешь? Вернись, душа, и перышко мне вынь! Пускай о славе радио споет нам. Скажи, душа, как выглядела жизнь, как выглядела с птичьего полета? Покуда снег, как из небытия, кружит по незатейливым карнизам, рисуй о смерти, улица моя, а ты, о птица, вскрикивай о жизни. Вот я иду, а где-то ты летишь, уже не слыша сетований наших, вот я живу, а где-то ты кричишь и крыльями взволнованными машешь.
Таша: Какой же разный взгляд на мир у той женщины (на заднем плане) и у него! Спасибо, дорогая Зизи!
Арина: прекрасно! памятник прекоасный! Мы его увидели благодаря дорогой нашей Таше,когда она поразила всех умственных сотрудников своим выступлением на защите. Иосиф Бродский - это тоже прекрасно!!!!!!!!
Таша: Бродский - это просто замечательно! Но "умственные сотрудники" - это как, дорогая Арина?
Зизи: Думаю, что "умственные сотрудники" - это Ваши оппоненты, уважаемая Таша! В. В. Маяковский А вы могли бы? Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана. На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб? 1913
Марта: А помните "глубокий обморок сирени"? От Петербурга до Тарту вдоль дороги буйно цвела сирень, и я любовалась этим "обмороком" из окна автобуса. То было раннею весной прошлого года...
Зизи: Да-да, дорогая Марта! Я как раз и вспоминала нашу прошлогоднюю подборку стихов на "сиреневую" тему. В Петербурге только началась эта пора. Во всяком случае, я только сегодня у метро увидела бабулек, продающих сирень. купила, конечно))) Не могу не вспомнить Гумилева))) Раз уж опять вернулись к этой теме Из букета целого сиреней Мне досталась лишь одна сирень, И всю ночь я думал об Елене, А потом томился целый день. Всё казалось мне, что в белой пене Исчезает милая земля, Расцветают влажные сирени, За кормой большого корабля. И за огненными небесами Обо мне задумалась она, Девушка с газельими глазами Моего любимейшего сна. Сердце прыгало, как детский мячик, Я, как брату, верил кораблю, Оттого, что мне нельзя иначе, Оттого, что я ее люблю.
барышня-крестьянка: здесь уже вспоминали Бродского, но сегодня еще и день рождения Петербурга.Я уверена что Бродский любил этот город несмотря ни на что.Но может быть он считал что любимый город предал его,как и все остальные? Иосиф Бродский Стансы городу Да не будет дано умереть мне вдали от тебя, в голубиных горах, кривоногому мальчику вторя. Да не будет дано и тебе, облака торопя, в темноте увидать мои слезы и жалкое горе. Пусть меня отпоет хор воды и небес, и гранит пусть обнимет меня, пусть поглотит, мой шаг забывая, пусть меня отпоет, пусть меня, беглеца, осенит белой ночью твоя неподвижная слава земная. Все умолкнет вокруг. Только черный буксир закричит посредине реки, исступленно борясь с темнотою, и летящая ночь эту бедную жизнь обручит с красотою твоей и с посмертной моей правотою.
Таша: Мне трудно, вернувшись назад, С твоим населением слиться, Отчизна моя, Ленинград, Российских провинций столица. Как серы твои этажи, Как света на улицах мало! Подобна цветенью канала Твоя нетекучая жизнь. На Невском реклама кино, А в Зимнем по-прежнему Винчи. Но пылью закрыто окно В Европу, ненужную нынче. Десятки различных примет Приносят тревожные вести: Дворцы и каналы на месте, А прежнего города нет. Но в плеске твоих мостовых Милы мне и слякоть, и темень, Пока на гранитах твоих Любимые чудятся тени И тянется хрупкая нить Вдоль времени зыбких обочин, И теплятся белые ночи, Которые не погасить. И в рюмочной на Моховой Среди алкашей утомлённых Мы выпьем за дым над Невой Из стопок простых и гранёных - За шпилей твоих окоём, За облик немеркнущий прошлый, За то, что покуда живёшь ты, И мы как-нибудь проживём. 1981 А.Городницкий.
Зизи: Катков Михаил ИЮНЬ Раскудрявились ивы, березы. Расцвели полевые цветы. В танце носятся пчелы, стрекозы - И во всем никакой суеты. Гром грохочет. Резвятся зарницы. И под радугой - дивной дугой Ба! озимая рожь колосится. После дождика воздух парной.
Таша: Сколько сегодня открытий на форуме (для меня)! Никогда бы не подумала, что известный всем булицист М. Н. Катков еще и стихами баловался
Зизи: Пусть нас увидят без возни, Без козней, розни и надсады, Тогда и скажется: "Они Из поздней пушкинской плеяды". Я нас возвысить не хочу. Мы - послушники ясновидца... Пока в России Пушкин длится, Метелям не задуть свечу.
Таша: В связи с тем, что вспомнили Оффенбаха и день его рождения, мне захотелось рассказать о крохотной парижской улочке с его именем, которую Вера Муромцева называла ванькина улица, считая, что Жак - это Иван, хотя по-русски, скорее, Яков. Но это не так важно. Итак, в мае этого года в Париже мы с мужем искали улицу Оффенбах, на которой с 1922 по 1953 год жил Иван Бунин со своей женой Верой Николаевной Муромцевой. Вертелись мы у проспекта Моцарта, всех спрашивали. Французы и француженки недоумевали, отправили нас на почту, где никто ничего толком сказать не смог. Одна только дама в возрасте, выгуливавшая ребенка, предположила, что это очень-очень маленькая улочка где-то там (и показала ручкой в правильном, как выяснилось потом, направлении. Я и сейчас не могу без волнения смотреть на эти фотографии. Вот здесь - в третьем этаже дома № 1 по ул. Оффенбах они имели собственную крохотную квартирку. Слева видна мемориальная доска. Ее установили не так давно - в 1990-х годах. Бунин удостоен ее лишь потому, что был лауреатом Нобелевской премии (кстати, первым русским лауреатом). Похоже, что на доске ошибка: "с 1920 г...." - в это время он еще в Москве, затем в Константинополе... А нам-то важно другое: именно здесь написаны и "Темные аллеи", и многое другое. Здесь и тоска по родине, и внезапная кончина в страшной нищете: это случилось во сне ночью 8 ноября 1953. Из этого подъезда его вынесли к последнему пристанищу на кладбище Сен Женевьев де Буа, когда в любимой им России никто его уже и не вспоминал... "Они любить умеют только мертвых ..." У птицы есть гнездо, у зверя есть нора. Как горько было сердцу молодому, Когда я уходил с отцовского двора, Сказать прости родному дому! У зверя есть нора, у птицы есть гнездо, Как бьётся сердце, горестно и громко, Когда вхожу, крестясь, в чужой, наёмный дом С своей уж ветхою котомкой! написано также в доме на улице Оффенбах Такие вот теперь ассоциации у меня с именем великого композитора...
Кот: Спасибо, уважаемая Таша за рассказ и за то, что и мы теперь посмотрели на последнее пристанище Бунина. А кто-то сейчас живет в этой квартирке, скорее всего, даже и не задумываясь об этом.
Таша: Тысяча извинений: Вера Николаевна правильно называла улицу: Яшкиной!!! а не Ванькиной!!! Это нам неверно рассказали! А те, кто живут в этом доме, хорошо знают, чем он знаменит. Моя мама уже после нас была в Париже и тоже посетила эту улицу, снимала подъезд, когда из него вышла женщина и понимающе спросила: "Бунин? ..О! ДА..." Кстати, окна его комнаты выходили на улицу, т.е. смотрят на нас с вами... Известно, что мебель из парижского кабинета Бунина хранила секретарь Ремизова детская писательница Наталья Кодрянская. В 1973 году она передала все это орловскому музею, где 10 декабря 1991 года был открыт музей-кабинет Бунина. Мне особенно запомнилось в этом музее окно в Париж: мебель поставлена так, что над столом в специально устроенном окне мы будто видим парижскую улочку Оффенбах! А вот как выглядела квартира Буниных в Париже: тот же подъезд в 1930-х годах, и интерьер (самое грустное - видеть пустующие кресла, которые уже никогда не дождутся своих хозяев): а еще написанный в этой квартире бунинский текст - в дни столетия смерти Пушкина (сохранился в архиве Лифаря): «Пушкинские торжества! Страшные дни, страшная годовщина — одно из самых скорбных событий во всей истории России, той России, что дала Его. И сама она, — где она теперь, эта Россия? «Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо, как Россия». — О, если б узы гробовые Хоть на единый миг земной Поэт и царь расторгли ныне!» Далее после черты написано: Непременное условие: прислать мне корректуру этих строк 1, рю Жак Оффенбах, Париж, 16 [округ]
Саша 2: Спасибо, дорогая Таша за такой чудесный, немного грустный рассказ. Как же достойно и опрятно все выглядит.
Марта: Я тоже очень благодарна! Читала об этом много, а вот увивдела впервые.
Таша: Спасибо за понимание. Гораздо больше моих парижских фотографий выставлено в альбомах Вконтакте. Хотя и там еще не все. Бунинские еще не выложила - все некогда
Зизи: Я тоже получила огромное удовольствие! Спасибо, дорогая Таша!
Зизи: "Ты только никого не подпускай к себе близко, подпустишь - захочешь удержать. А удержать-то ничего и нельзя...("Три товарища"). "Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец" ("Триумфальная арка"). Сегодня - день рождения Ремарка
Зизи: Арсений Тарковский И это снилось мне, и это снится мне, И это мне еще когда-нибудь приснится, И повторится все, и все довоплотится, И вам приснится все, что видел я во сне. Там, в стороне от нас, от мира в стороне Волна идет вослед волне о берег биться, А на волне звезда, и человек, и птица, И явь, и сны, и смерть - волна вослед волне. Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду, Жизнь - чудо из чудес, и на колени чуду Один, как сирота, я сам себя кладу, Один, среди зеркал - в ограде отражений Морей и городов, лучащихся в чаду. И мать в слезах берет ребенка на колени. Ну... почти о том, о чем мы говорили...
Таша: О том, именно о том, дорогая Зизи! Спасибо! Тарковские - это всегда прикосновение к чуду и... правде!
Марта: Терапиано Ю. УСПЕНИЕ Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина, Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала… О. Мандельштам Тяжёлые груши уложены тесно в корзины, Блестит янтарём на столах виноград золотой, И воздух осенний, и запах арбузный и дынный На каменной площади празднуют праздник святой. Я с радостью тихой гляжу на раздолье природы – Такое богатство, как было и в крае моём, Где волны кипели и тщетно искали свободы И в погребе пахло полынью и новым вином. А тот, о котором сегодня я вновь вспоминаю, Как загнанный зверь на дворе под дождём умирал. Как лебедь, безумный, он пел славословие раю И, музыкой полный, погибели не замечал. Орфей погребён. И наверно не будет рассвета. Треножник погас, и железный замок на вратах. И солнца не стало. И голос умолкший поэта Уже не тревожит истлевшего времени прах. Ю.Терапиано взял эпиграф из стихотворения О.Мандельштама. Вот оно полностью: * * * Золотистого меда струя из бутылки текла Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела: Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла, Мы совсем не скучаем,— и через плечо поглядела. Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни Сторожа и собаки,— идешь, никого не заметишь. Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни: Далеко в шалаше голоса — не поймешь, не ответишь. После чаю мы вышли в огромный коричневый сад, Как ресницы, на окнах опущены темные шторы. Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград, Где воздушным стеклом обливаются сонные горы. Я сказал: виноград, как старинная битва, живет, Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке: В каменистой Тавриде наука Эллады — и вот Золотых десятин благородные, ржавые грядки. Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина. Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала, Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,— Не Елена — другая — как долго она вышивала? Золотое руно, где же ты, золотое руно? Всю дорогу шумели морские тяжелые волны. И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно, Одиссей возвратился, пространством и временем полный. 1917
Таша: Хорошо, дорогая Марта! СПАСИБО за стихи
Таша: Август Он и праведный, и лукавый, И всех месяцев он страшней: В каждом августе, Боже правый, Столько праздников и смертей. Разрешенье вина и елея... Спас, Успение... Звездный свод!.. Вниз уводит, как та аллея, Где остаток зари алеет, В беспредельный туман и лед Вверх, как лестница, он ведет. Притворялся лесом волшебным, Но своих он лишился чар. Был надежды «напитком целебным» В тишине заполярных нар... . . . . . . . . . . . . . . . . . . А теперь! Ты, новое горе, Душишь грудь мою, как удав... И грохочет Черное море, Изголовье мое разыскав. 27 августа 1957 Комарово Анна Ахматова Новое горе - это о смерти Бориса Викторовича Томашевского 24 августа 1957 г. в Гурзуфе. Вот, почему тут и Черное море, когда-то столь любимое Ахматовой!
Зизи: Александр Блок Успение Ее спеленутое тело Сложили в молодом лесу. Оно от мук помолодело, Вернув бывалую красу. Уже не шумный и не ярый, С волненьем, в сжатые персты В последний раз архангел старый Влагает белые цветы. Златит далекие вершины Прощальным отблеском заря, И над туманами долины Встают усопших три царя. Их привела, как в дни былые, Другая, поздняя звезда. И пастухи, уже седые, Как встарь, сгоняют с гор стада. И стражей вечному покою Долины заступила мгла. Лишь меж звездою и зарею Златятся нимбы без числа. А выше, по крутым оврагам Поет ручей, цветет миндаль, И над открытым саркофагом Могильный ангел смотрит в даль.
Марта: И.АННЕНСКИЙ СЕНТЯБРЬ Раззолоченные, но чахлые сады: С соблазном пурпура на медленных недугах, И солнца поздний пыл в его коротких дугах, Невластный вылиться в душистые плоды. И желтый шелк ковров, и грубые следы, И понятая ложь последнего свиданья, И парков черные, бездонные пруды, Давно готовые для спелого страданья... Но сердцу чудится лишь красота утрат, Лишь упоение в завороженной силе; И тех, которые уж лотоса вкусили, Волнует вкрадчивый осенний аромат.
Зизи: ПОД ЗЕЛЕНЫМ АБАЖУРОМ Короли, и валеты, и тройки! Вы так ласково тешите ум: От уверенно-зыбкой постройки До тоскливо замедленных дум Вы так ласково тешите ум, Короли, и валеты, и тройки! В вашей смене, дразнящей сердца, В вашем быстро мелькающем крапе Счастье дочери, имя отца, Слово чести, поставленной на-пе, В вашем быстро мелькающем крапе, В вашей смене, дразнящей сердца... Золотые сулили вы дали За узором двойных королей, Когда вами невестам гадали Там, в глуши, за снегами полей, За узором двойных королей Золотые сулили вы дали... А теперь, из потемок на свет Безнадежно ложася рядами, Равнодушное да или нет Повторять суждено вам годами, Безнадежно ложася рядами Из зеленых потемок на свет.
Таша: А у меня теперь на уме все итальянское образы... Предвкушаю... АННА АХМАТОВА ВЕНЕЦИЯ Золотая голубятня у воды, Ласковой и млеюще-зеленой; Заметает ветерок соленый Черных лодок узкие следы. Сколько нежных, странных лиц в толпе. В каждой лавке яркие игрушки: С книгой лев на вышитой подушке, С книгой лев на мраморном столбе. Как на древнем, выцветшем холсте, Стынет небо тускло-голубое... Но не тесно в этой тесноте И не душно в сырости и зное. Август 1912 В ближайшие дни проверим
Кот: Как естественны стихи Ахматовой и как искусственны стихи Анненского!
Таша: Мне тоже так показалось, но не хотелось обидеть Анненского
AlexeyTuzh: А у меня Венеция ассоциируется с книжкой первого русского издания "Доктора Живаго" в витрине букинистического магазина! Когда я учился в 10 классе мой сосед уехал со всей семьёй отдыхать на юг, а моей маме оставил ключи, чтобы мы поливали цветы на окнах. А у него были книги: "Мастер и Маргарита", "Собачье сердце" и... "Доктор Живаго", причём только позднее я узнал, что это было первое (итальянское) издание 1958 года! Я не мог упустить такую возможность - прочитать редкую ("Мастер и Маргарита") и две тогда просто запрещённые книги! Подготовку к экзаменам я забросил и читал, читал... но по ночам и днём, пока мама была на работе, чтобы моё "преступление" никем не было раскрыто. Роман Пастернака я даже не глотал, а впитывал... Страницы пахли ладаном! Даже не знаю почему... Потом долгие годы я искал именно это, первое издание с серо-фиолетовым рисунком на суперобложке... Но оно мне нигде не попадалось. Когда приехали с женой и сыном в Венецию - это уже был конец нашего итальянского путешествия (Рим-Флоренция-Болонья-Венеция с заездами в соседние города) и вечером пошли бродить по её узким улицам (мы остановились фактически на соседней улочке с площадью Святого Марка). И каково же было моё удивление, когда в ближайшем магазине (оказавшемся букинистическим) я на витрине увидел именно то, желанное, первое издание романа "Доктор Живаго" Бориса Леонидовича Пастернака...
Зизи: Таша пишет: не хотелось обидеть Анненского Конечно! Ведь у него вчера был день рождения! И потом - это все-таки АННЕНСКИЙ! "Анна Ахматова , упоминая о важнейших событиях жизни, вспоминает об Анненском : "Когда мне показали корректуру "Кипарисового ларца" Иннокентия Анненского , я была поражена и читала её, забыв всё на свете". Более эмоционально Ахматова рассказывала об этом Л. К. Чуковской: "Я сразу перестала видеть и слышать, я не могла оторваться, я повторяла эти стихи днём и ночью…. Они открыли мне новую гармонию". Цитируется по: Кралин М.: "А тот, кого учителем считаю... " (лекция об Анненском )
Таша: Замечательная история! Мы тоже собираемся жить на улочке неподалеку от Сан Марко. Возможно отыщем Ваш магазин...
AlexeyTuzh: Он в самом начале Marzaria de l'Orologio, это вообще длинная торговая улица, там много уютных забавных магазинчиков... По-моему, музей эротики тоже там... Но мы в него не заходили... А ещё обязательно посетите Падую, она недалеко от Венеции. Но если захотите попасть в капеллу Скровеньи - закажите билеты заранее! Тот же совет, если когда-нибудь Вы поедите в Милан и захотите увидеть "Тайную вечерю" Леонардо да Винчи. Если попытаетесь это сделать уже на месте - можете не попасть (придётся ждать неделю!).
Таша: Перехожу на ветку "Места, где Пушкин не успел побывать"
Зизи: Марина Цветаева Из цикла "Стихи о Москве" Из рук моих - нерукотворный град Прими, мой странный, мой прекрасный брат. По церковке - всe сорок сороков, И реющих над ними голубков. И Спасские - с цветами - ворота, Где шапка православного снята. Часовню звездную - приют от зол - Где вытертый от поцелуев - пол. Пятисоборный несравненный круг Прими, мой древний, вдохновенный друг. К Нечаянныя Радости в саду Я гостя чужеземного сведу. Червонные возблещут купола, Бессонные взгремят колокола, И на тебя с багряных облаков Уронит Богородица покров, И встанешь ты, исполнен дивных сил... Ты не раскаешься, что ты меня любил. 31 марта 1916
Зизи: Вот и лето прошло, Словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало . Всё, что сбыться могло, Мне, как лист пятипалый, Прямо в руки легло. Только этого мало. Понапрасну ни зло, Ни добро не пропало, Всё горело светло. Только этого мало. Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала. Мне и вправду везло. Только этого мало Листьев не обожгло, Веток не обломало... День промыт, как стекло. Только этого мало. Арсений Тарковский.
Зизи: В связи с днем рождения А. К. Толстого я все вспоминала его дивные "Колокольчики". Автограф этого стихотворения он подарил А. О. Смирновой! Колокольчики мои, Цветики степные! Что глядите на меня, Тёмно-голубые? И о чём звените вы В день весёлый мая, Средь некошеной травы Головой качая? Конь несёт меня стрелой На поле открытом; Он вас топчет под собой, Бьёт своим копытом. Колокольчики мои, Цветики степные! Не кляните вы меня, Тёмно-голубые! Я бы рад вас не топтать, Рад промчаться мимо, Но уздой не удержать Бег неукротимый! Я лечу, лечу стрелой, Только пыль взметаю; Конь несёт меня лихой,- А куда? не знаю! Он учёным ездоком Не воспитан в холе, Он с буранами знаком, Вырос в чистом поле; И не блещет как огонь Твой чепрак узорный, Конь мой, конь, славянский конь, Дикий, непокорный! Есть нам, конь, с тобой простор! Мир забывши тесный, Мы летим во весь опор К цели неизвестной. Чем окончится наш бег? Радостью ль? кручиной? Знать не может человек - Знает бог единый! Упаду ль на солончак Умирать от зною? Или злой киргиз-кайсак, С бритой головою, Молча свой натянет лук, Лежа под травою, И меня догонит вдруг Медною стрелою? Иль влетим мы в светлый град Со кремлем престольным? Чудно улицы гудят Гулом колокольным, И на площади народ, В шумном ожиданье Видит: с запада идет Светлое посланье. В кунтушах и в чекменях, С чубами, с усами, Гости едут на конях, Машут булавами, Подбочась, за строем строй Чинно выступает, Рукава их за спиной Ветер раздувает. И хозяин на крыльцо Вышел величавый; Его светлое лицо Блещет новой славой; Всех его исполнил вид И любви и страха, На челе его горит Шапка Мономаха. "Хлеб да соль! И в добрый час!- Говорит державный.- Долго, дети, ждал я вас В город православный!" И они ему в ответ: "Наша кровь едина, И в тебе мы с давних лет Чаем господина!" Громче звон колоколов, Гусли раздаются, Гости сели вкруг столов, Мед и брага льются, Шум летит на дальний юг К турке и к венгерцу - И ковшей славянских звук Немцам не по сердцу! Гой вы, цветики мои, Цветики степные! Что глядите на меня, Темно-голубые? И о чем грустите вы В день веселый мая, Средь некошеной травы Головой качая?
Марта: Я помещаю здесь только часть "Истории...." А.К.ТОлстого, о которой вспомнил уважаемый Кот в "Поздравлениях". Эта "История..." длинная. Кто захочет, прочтет самостоятельно. Алексей Толстой http://www.litera.ru/stixiya/authors/tolstoj/poslushajte-rebyata-chto.html ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО ОТ ГОСТОМЫСЛА ДО ТИМАШЕВА Вся земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Нестор, Летопись, стр.8 1 Послушайте, ребята, Что вам расскажет дед. Земля наша богата, Порядка в ней лишь нет. 2 А эту правду, детки, За тысячу уж лет Смекнули наши предки: Порядка-де, вишь, нет. 3 И стали все под стягом, И молвят: «Как нам быть? Давай пошлем к варягам: Пускай придут княжить. 4 Ведь немцы тороваты, Им ведом мрак и свет, Земля ж у нас богата, Порядка в ней лишь нет». 5 Посланцы скорым шагом Отправились туда И говорят варягам: «Придите, господа! 6 Мы вам отсыплем злата, Что киевских конфет; Земля у нас богата, Порядка в ней лишь нет». 7 Варягам стало жутко, Но думают: «Что ж тут? Попытка ведь не шутка — Пойдем, коли зовут!»
Зизи: Дочь Куприна - красавица Ксения оставила замечательные воспоминания "Куприн - мой отец". Каким же разным мог быть этот человек! Я почему-то очень хорошо запомнила, что заканчивая "Гранатовый браслет" (одно из самых трогательных произведений), Куприн много веселилися. Жили они тогда, кажется, в Гатчине, и к ним постоянно приезжали артисты, писатели, клоуны. Один клоун пообещал подарить маленькой Ксении козленка, но не сдержал своего обещания. И вот однажды во время его выступления на арену вывели козленка с бантиком на шее и запиской. Записку клоун прочитал вслух: Обещал козленка — Обманул ребенка . Старый ты кретин! А. Куприн.
барышня-крестьянка: Я этого не читала никогда.очень смешно!А кто был этот клоун?Не Дуров?
Зизи: Нет, не Дуров. Это был клоун Жакомино. Вот отрывок из воспоминаний Ксении Куприной: "Под всеобщий хохот и аплодисменты с комическими жестами и поклонами Жакомино подвел козочку к нашей ложе и вручил ее мне. Очаровательная белоснежная козочка сделалась моим любимым другом. Мы вместе спали, играли в прятки, гуляли. Она бегала свободно по всему дому, роняла орешки, пила молоко из соски. Понемногу она становилась большой, у нее выросла борода, большие рога, появился сильный запах, и она оказалась... козлом. Это был прототип героя «Козлиная жизнь». Пришлось расстаться, так как козел упрямо продолжал входить в дом и бодать всех под коленки, в особенности толстую кухарку Дуню. Его отдали в воинскую часть, где он подружился с лошадьми и стал общим любимцем. Чтобы меня утешить, Жакомино, приехав в Гатчину, сказал мне, что привез маленькую, крошечную куколку. Кукла оказалась больше меня".
барышня-крестьянка: спасибо. надо прочитать воспоминания.
Зизи: Да, очень рекомендую. А у нас продолжает свою работу выставка К. Коровина. Осень
Кот: Если я приеду в Петербург, то я должен ее еще застать. А пока я очень благодарен уважаемому AlexeyTuzh'у - он мне привез из Петербурга каталог этой выставки!
Арина: мне показалось,что слишком много эскизов декораций и костюмов.И еще мне его "Север" не понравился.Так не похоже на Коровина!
Зизи: А мне не показалось, что слишком много эскизов декораций и костюмов. Это интересно! А "Север" - это панно, созданные ко Всемирной выставке в Париже? Мне они, действительно, показались больше "рериховскими", чем "коровинскими". Зато его розы не спутаешь с другими! Любил он рисовать розы, причем, не свежие, только что срезанные, ароматные, а "потухающие", уже тронутые увяданием. А это - мои любимые
Марта: На эту выставку я точно не попаду. Жаль. К нашему разговору об альбомах: В.А. Жуковский [Из черновых и незавершенных рукописей; не позднее 1829 года] АЛЬБОМ Тот истинный мудрец, кто выдумал альбом! В наш век чувствительный, когда друзей содом, Признаться, очень можно Невинным образом иного и забыть! Что ж делать? - Дружество прямое осторожно! В альбом друзей, в альбом! Запишешь; так и быть! Нам скажут: в старину альбомов не знавали; Но средство сохранять и дружбу, и друзей Удобнейшее знали: Их в сердце берегли! - Наш век ещё хитрей! Наш опыт доказал, что в сердце дружбе тесно! О изобрЕтенье чувствительных чудесно! Теперь нам каждый шаг о дружбе говорит! Там в бюсте гипсовом на печке друг стоит! Там в шифре, в волосах, в портрете, на экране! Но всех чудеснее магический альбом! Здесь клятвы нежные скрепляются пером! Как можно тех забыть, кто в сердце и в кармане? (найдено в бумагах А.А.Воейковой)
Кот: Спасибо, уважаемая Марта, за Жуковского! Мне почему-то очень понравилось: Там в бюсте гипсовом на печке друг стоит!
Марта: При этих словах я улыбнулась. А про карман я не поняла. Как можно тех забыть, кто в сердце и в кармане? И в примечаниях ничего об этом нет.
AlexeyTuzh: Для путешествий заказывали копии портретов, которые можно было носить в кармане. А ещё медальоны, миниатюрные портреты... Тогда это была часть культуры, в наше время даже выставки проходят миниатюрных портретов XIX века... Были даже художники, которые специализировались только на миниатюрных портретах! А были среди них и знаменитости!
Кот: Мог иметься в виду и небольшой альбом, который можно было положить в карман, отправляясь в путешествие.
Марта: Спасибо! Но всё же как-то .... в кармане... не так. Хотя... в нагрудном кармане - почему бы нет? Когда-то давно в архиве я видела крохотный альбомчик девицы Ребиндер с серебряным карандашиком, тоже крохотным. Альбомчик остался почти пустым, там было одно-единственное слово. Теперь уже и не вспомню, какое, написанное по-французски. М.б., "merci" . Такой альбомчик поместился бы в любой маленький карман. Но барышни всё же носили их не в карманах. Альбомы, наверное, всё время оставались дома.
Кот: Скорее всего это был не альбом, а бальная записная книжечка.
барышня-крестьянка: а я на Коровина так и не сходила еще! Розы действительно очень живописные.они каки-то не северные у него.Да? а про альбомы вы не на той ветке говорите!вот уж админ вас ругать-то будет!
Марта: Д.В.Веневитинов Три розы В глухую степь земной дороги, Эмблемой райской красоты, Три розы бросили нам боги, Эдема лучшие цветы. Одна под небом Кашемира Цветёт близ светлого ручья; Она любовница зефира И вдохновенье соловья. Ни день, ни ночь она не вянет, И если кто цветок сорвёт, Лишь только утра луч проглянет, Свежее роза расцветёт. Ещё прелестнее другая: Она, румяною зарёй На раннем небе расцветая, Пленяет яркой красотой. Свежей от этой розы веет, И веселей её встречать. На миг один она алеет, Но с каждым днём цветёт опять. Ещё свежей от третьей веет, Хотя она не в небесах; Её для жарких уст лелеет Любовь на девственных щеках. Но эта роза скоро вянет; Она пуглива и нежна; И тщетно утра луч проглянет: Не расцветёт опять она. 1826
Зизи: Булат Окуджава Три сестры С.Смирнову Опустите, пожалуйста, синие шторы. Медсестра, всяких снадобий мне не готовь. Вот стоят у постели моей кредиторы: молчаливые Вера, Надежда, Любовь. Раскошелиться б сыну недолгого века, да пусты кошельки упадают с руки... Не грусти, не печалуйся, о моя Вера, -- остаются еще у тебя должники! И еще я скажу и бессильно и нежно, две руки виновато губами ловя: -- Не грусти, не печалуйся, матерь Надежда, есть еще на земле у тебя сыновья! Протяну я Любови ладони пустые, покаянный услышу я голос ее: -- Не грусти, не печалуйся, память не стынет, я себя раздарила во имя твое. Но какие бы руки тебя ни ласкали, как бы пламень тебя ни сжигал неземной, в троекратном размере болтливость людская за тебя расплатилась... Ты чист предо мной! Чистый-чистый лежу я в наплывах рассветных, белым флагом струится на пол простыня... Три сестры, три жены, три судьи милосердных открывают бессрочный кредит для меня. 1959
полная версия страницы