Форум » Поговорим о... » Любимые авторы (продолжение) » Ответить
Любимые авторы (продолжение)
Natalie: Которые здесь самые любимые, после Пушкина, разумеется?
барышня-крестьянка: спасибо уважаемый Кот. Я правильно поняла что это ваши стихи?
Кот: Да, уважаемая Барышня-крестьянка. Так уж получилось.
AlexeyTuzh: Спасибо, уважаемый Кот! А в этом году ещё и у Аркадия Гайдара юбилей!
Таша: Cпасибо-спасибо, уважаемый Кот! А уважаемый Алексей, кажется, хочет, чтобы Вы сотворили что-то и вслед Гайдару?! Вообще за напоминание спасибо. Только прошел его юбилей: 22 января... Как же люблю я Гайдара!!!!!!!!!!! Я не знаю, куда вы идете и чего ищете, но только знайте: самое плохое для меня далеко - это налево у реки, где стоит наше старое сельское кладбище. А самое хорошее далеко - это направо, через луг, через овраги, где роют камень. Дальше идите перелеском, обогнете болото. Там, над озером, раскинулся большущий сосновый лес. Есть в нем и грибы, и цветы, и малина. Там стоит на берегу дом. В нем живут моя дочь Валентина и ее сын Федор. И если туда попадете, то от меня им поклонитесь.
барышня-крестьянка: стихи на масленицу про блины (это шутка) Г.Р. Державин НА РИФМОПЛЁТА Видал ли, рифмоплёт, на рынке ты блины Из гречневой муки, холодные, сухие, Без соли, без дрожжей, без масла спечены, И словом, чёрствые и жесткие такие, Что в горло могут быть пестом лишь втолчены? Не трудно ль — рассуди — блины такие кушать, Не казнь ли смертная за тяжкие грехи? Вот так-то, рифмоплёт, легко читать и слушать Увы! твои стихи .
Таша: Умел шутить Гаврила Романыч. Хотя и самого его иногда можно было упрекнуть в том же ("Что в горло могут быть пестом лишь втолчены"): Блажен! —кто, удалясь от дел, Подобно смертным первородным, Орет отеческий удел Не откупным трудом — свободным, На собственных своих волах; Кого ужасный глас, от сна На брань, трубы не возбуждает, Морская не страшит волна, В суд ябеда не призывает, И господам не бьет челом... <...> Бутылка доброго вина, Впрок пива русского варена, С гренками коновка полна, Из коей клубом лезет пена, И стол обеденный готов. Горшок горячих, добрых щей Копченый окорок под дымом; Обсаженный семьей моей, Средь коей сам я господином, И тут-то вкусен мне обед! ... ИЛИ: Кто вел его на Геликон И направлял его шаги? Не школ витийственных содом, Природа, нужда и враги! Но был в себе всегда уверен: Терпи! Самсон сотрет льву зубы, А Навин помрачит луну, Румянцев молньи дунет сугубы, Екатерина — тишину; Меня-ж ничто вредить не может, Я злобу твердостью сотру; Врагов моих червь кости сгложет, А я пиит — и не умру! А уж о Шиллере отзывался с большой душой: Кто ни единой мысли мне В душе огнем не печатлеет И так слова, как на гумне Крестьянин в ветр мякину веет, — Тот скучен, холоден поэт: Блистает пыль, а зерен нет Но многое у него почему-то нравится: Когда смеешься ты — сирена, Когда ты плачешь — крокодил, Когда молчишь — тогда геена Кипит в тебе всех адских сил. Прелестно!
Зизи: Про крокодила и геену мне тоже понравилось
Зизи: Владимир Высоцкий Первый космонавт (I) Я первый смерил жизнь обратным счётом. Я буду беспристрастен и правдив: Сначала кожа выстрелила потом И задымилась, поры разрядив. Я затаился и затих, и замер, Мне показалось, я вернулся вдруг В бездушье безвоздушных барокамер И в замкнутые петли центрифуг. Сейчас я стану недвижим и грузен И погружен в молчанье, а пока Горн и меха земных газетных кузен Раздуют это дело на века. Хлестнула память мне кнутом по нервам, В ней каждый образ был неповторим: Вот мой дублёр, который мог быть первым, Который смог впервые стать вторым. Пока что на него не тратят шрифта: Запас заглавных букв - на одного. Мы с ним вдвоём прошли весь путь до лифта, Но дальше я поднялся без него. Вот - тот, который прочертил орбиту, При мне его в лицо не знал никто. Все мыслимое было им открыто И брошено горстями в решето. И, словно из-за дымовой завесы, Друзей явились лица и семьи: Они все скоро на страницах прессы Расскажут биографии свои. Их - всех, с кем вел я доброе соседство,- Свидетелями выведут на суд. Обычное мое босое детство Обуют и в скрижали занесут. Чудное слово "Пуск!" - подобье вопля - Возникло и нависло надо мной. Недобро, глухо заворчали сопла И сплюнули расплавленной слюной. И вихрем чувств пожар души задуло, И я не смел или забыл дышать. Планета напоследок притянула, Прижала, не желая отпускать. Она вцепилась удесятеренно, Глаза, казалось, вышли из орбит, И правый глаз впервые удивлённо Взглянул на левый, веком не прикрыт. Мне рот заткнул - не помню, - крик ли, кляп ли, Я рос из кресла, как с корнями пень. Вот сожрала все топливо до капли И отвалилась первая ступень. Там, подо мной, сирены голосили, Не знаю, хороня или храня. А здесь надсадно двигатели взвыли И из объятий вырвали меня. Приборы на земле угомонились, Вновь чередом своим пошла весна. Глаза мои на место возвратились, Исчезли перегрузки, - тишина. Эксперимент вошел в другую фазу. Пульс начал реже в датчики стучать. Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу, И получил команду отдыхать. И неуютно сделалось в эфире, Но Левитан ворвался в тесный зал - Он отчеканил громко: "Первый в мире!" Он про меня хорошее сказал. Я шлем скафандра положил на локоть, Изрек про самочувствие своё... Пришла такая приторная легкость, Что даже затошнило от неё. Шнур микрофона словно в петлю свился, Стучали в ребра лёгкие, звеня. Я на мгновенье сердцем подавился - Оно застряло в горле у меня. Я отдал рапорт весело, на совесть, Разборчиво и очень делово. Я думал: вот она и невесомость, Я вешу нуль, так мало - ничего! Но я не ведал в этот час полёта, Шутя над невесомостью чудной, Что от нее кровавой будет рвота И костный кальций вымоет с мочой. Первый космонавт (II) Всё, что сумел запомнить, я сразу перечислил, Надиктовал на ленту и даже записал. Но надо мной парили разрозненные мысли И стукались боками о вахтенный журнал. Весомых, зримых мыслей я насчитал немало, И мелкие сновали меж ними чуть плавней, Но невесомость в весе их как-то уравняла, Там после разберутся, которая важней. А я ловил любую, какая попадалась, Тянул её за тонкий невидимый канат. Вот первая возникла и сразу оборвалась, Осталось только слово одно: "не виноват". Между "нулем" и "пуском" кому-то показалось, А может - оператор с испуга записал, Что я довольно бодро, красуясь даже малость, Раскованно и браво "Поехали!" - сказал.
барышня-крестьянка: мне кажется что тоже подходит для Гагарина это стихи В.Брюсова Я — сын земли, дитя планеты малой, Затерянной в пространстве мировом, Под бременем веков давно усталой, Мечтающей бесплодно о ином. Я — сын земли, где дни и годы — кратки, Где сладостна зеленая весна, Где тягостны безумных душ загадки, Где сны любви баюкает луна. От протоплазмы до ихтиозавров, От дикаря с оружьем из кремня, До гордых храмов, дремлющих меж лавров, От первого пророка до меня,- Мы были узники на шаре скромном, И сколько раз, в бессчетной смене лет Упорный взор земли в просторе темном Следил с тоской движения планет! К тем сестрам нашей населенной суши, К тем дочерям единого отца Как много раз взносились наши души, Мечты поэта, думы мудреца! И, сын земли, единый из бессчетных, Я в бесконечное бросаю стих,- К тем существам, телесным иль бесплотным, Что мыслят, что живут в мирах иных. Не знаю, как мой зов достигнет цели, Не знаю, кто привет мой донесет, Но, если те любили и скорбели, Но, если те мечтали в свой черед И жадной мыслью погружались в тайны, Следя лучи, горящие вдали,- Они поймут мой голос не случайный, Мой страстный вздох, домчавшийся с земли! Вы, властелины Марса иль Венеры, Вы, духи света иль, быть может, тьмы,- Вы, как и я, храните символ веры: Завет о том, что будем вместе мы!
Таша: Какой молодец Брюсов! Спасибо.
Зизи: Да, удивительно!
Таша: Вчера, когда провожали В. П. Старка (не самый подходящий момент для бесед, но все же почти в тему), зашел разговор о юбилее Лермонтова. Пушкинский Дом открывает выставку в июле, а в конце августа её разберут, чтобы успеть передать тем музеям (в Москве и в Питере), которые готовят выставки осенью. Так что букет лермонтовских выставочных проектов нас не минует! ПушДом осенью и конференцию проводит (грант получили), и лермонтовский зал своего литературного музея отремонтирует, и даже некоторые лермонтовские экспонаты отреставрирует! Во как!
Зизи: Мы курируем большую межмузейную выставку в Елагиноостровском дворце, которая открывается в октябре. ПД принимает в ней участие. Мне кажется, что я отправляла вам юбилейную программу... Или нет? В ней о всех мероприятиях рассказывается. Даже о спектаклях в Балтийском Доме ("Герой нашего времени") и Александринке ("Маскарад", но у них под другим названием). В понедельник у нас пресс-конференция в комитете по культуре, в которой принимает участие и Некрасов.
Таша: Наш пострел - главный лермонтовед? Или его зовут туда потому, что в свое время он гордо отказался принять в свое ведение дом на Садовой, не желая восстанавливать музей-квартиру Лермонтова?
барышня-крестьянка: Белла Ахмадуллина Я вас люблю, красавицы столетий, за ваш небрежный выпорх из дверей, за право жить, вдыхая жизнь соцветий и на плечи накинув смерть зверей. Ещё за то, что, стиснув створки сердца, клад бытия не отдавал моллюск, отдать и вынуть — вот простое средство быть в жемчуге при свете бальных люстр. Как будто мало ямба и хорея ушло на ваши души и тела, на каторге чужой любви старея, о, сколько я стихов перевела! Капризы ваши, шеи, губы, щёки, смесь чудную коварства и проказ — я всё воспела, мы теперь в расчёте, последний раз благословляю вас! Кто знал меня, тот знает, кто нимало не знал — поверит, что я жизнь мою, всю напролёт, навытяжку стояла пред женщиной, да и теперь стою. Не время ли присесть, заплакать, с места не двинуться? Невмочь мне, говорю, быть тем, что есть, и вожаком семейства, вобравшего зверьё и детвору. Довольно мне чудовищем бесполым быть, другом, братом, сводником, сестрой, то враждовать, то нежничать с глаголом, пред тем, как стать травою и сосной. Машинки, взятой в ателье проката, подстрочников и прочего труда я не хочу! Я делаюсь богата, неграмотна, пригожа и горда. Я выбираю, поступясь талантом, стать оборотнем с розовым зонтом, с кисейным бантом и под ручку с франтом. А что есть ямб — знать не хочу о том! Лукавь, мой франт, опутывай, не мешкай! Я скрою от незрячести твоей, какой повадкой и какой усмешкой владею я — я друг моих друзей. Красавицы, ах, это всё неправда! Я знаю вас — вы верите словам. Неужто я покину вас на франта? Он и в подруги не годится вам. Люблю, когда, ступая, как летая, проноситесь, смеясь и лепеча. Суть женственности вечно золотая всех, кто поэт, священная свеча. Обзавестись бы вашими правами, чтоб стать, как вы, и в этом преуспеть! Но кто, как я, сумеет встать пред вами? Но кто, как я, посмеет вас воспеть?
барышня-крестьянка: сегодня еще и день рождения Окуджавы Дерзость, или Разговор перед боем - Господин лейтенант, что это вы хмуры? Аль не по сердцу вам ваше ремесло? - Господин генерал, вспомнились амуры - не скажу, чтобы мне с ними не везло. - Господин лейтенант, нынче не до шашней: скоро бой предстоит, а вы все про баб! - Господин генерал, перед рукопашной золотые деньки вспомянуть хотя б. - Господин лейтенант, не к добру все это! Мы ведь здесь для того, чтобы побеждать... - Господин генерал, будет нам победа, да придется ли мне с вами пировать? - На полях, лейтенант, кровию политых, расцветет, лейтенант, славы торжество... - Господин генерал, слава для убитых, а живому нужней женщина его. - Черт возьми, лейтенант, да что это с вами! Где же воинский долг, ненависть к врагу?! - Господин генерал, посудите сами: я и рад бы приврать, да вот не могу... - Ну гляди, лейтенант, каяться придется! Пускай счеты с тобой трибунал сведет... - Видно, так, генерал: чужой промахнется, а уж свой в своего всегда попадет.
Марта: Спасибо Вам, милая барышня-крестьянка! Не знала я эти стихи.
Зизи: Не могу не поддержать тему... Ангелы Выходят танки из леска, устало роют снег, а неотступная тоска бредет за нами вслед. Победа нас не обошла, да крепко обожгла. Мы на поминках водку пьем, да ни один не пьян. Мы пьем напропалую одну, за ней вторую, пятую, десятую, горькую десантную. Она течет, и хоть бы черт, ну хоть бы что - ни капельки... Какой учет, когда течет? А на закуску - яблоки. На рынке не развешенные дрожащею рукой, подаренные женщиной, заплаканной такой. О ком ты тихо плакала? Все, знать, не обо мне, пока я топал ангелом в защитной простыне. Ждала, быть может, слова, а я стоял едва, и я не знал ни слова, я все забыл слова. Слова, слова... О чем они? И не припомнишь всех. И яблочко моченое упало прямо в снег. На белом снегу лежит оно. Я к вам забегу давным-давно, как еще до войны, как в той тишине, когда так нужны вы не были мне...
барышня-крестьянка: спасибо,а то больше опять никто ничего не поддерживает!
барышня-крестьянка: На днях был день рождения Волошина И будут огоньками роз Цвести шиповники, алея, И под ногами млеть откос Лиловым запахом шалфея, А в глубине мерцать залив Чешуйным блеском хлябей сонных, В седой оправе пенных грив И в рыжей раме гор сожжённых. И ты с приподнятой рукой, Не отрывая взгляд от взморья, Пойдёшь вечернею тропой С молитвенного плоскогорья… Минуешь овчий кошт, овраг… Тебя проводят до ограды Коров задумчивые взгляды И грустные глаза собак. Крылом зубчатым вырастая, Коснётся моря тень вершин, И ты возникнешь, млея, тая, В полынном сумраке долин.
полная версия страницы