Форум » Жизнь Пушкина в доме на Мойке » Поэзия, как Ангел-утешитель » Ответить
Поэзия, как Ангел-утешитель
Таша: а не пора ли поговорить о творчестве Пушкина? Поскольку разговор идет в дом на Мойке, 12, то неплохо бы вспомнить, что написано здесь и накануне, то есть имено летом 1836 года.
Muza: А почему Вы не написали, что именно создано в последней квартире поэта? Произведений-то совсем немного (помимо писем родственникам, П. Я. Чаадаеву, Геккерну, Бенкендорфу, генералу Толю и др.): - завершена работа над 3 томом "Современника" (вышел в начале октября. В нем опубликованы произведения Пушкина: Родословная моего героя Полководец Отрывок из неизданных записок дамы 1811 года Сапожник. Притча статьи и заметки о новых книгах, вышедших недавно из печати; в том числе статьи "Вольтер", "Джон Теннер") - завершена работа над беловой редакцией "Капитанской дочки" - написано стихотворение "На статую, играющего в свайку"; -написано стиховторение "На статую, играющего в бабки" - написано стихотворение "Была пора..." (последняя лицейская годовщина) - написана строфа в коллективном Каконе в честь М. И. Глинки - написаны статьи: "Песнь о полку Игореве" "Последний из свойственников Иоанны дАрк" "О Мильтоне и Шатобриановом переводе "Потерянного рая"" продолжена и не окончена работа над "Историей Петра" Возможно, что-то пропущено мною, но я сверяла это по Летописи жизни Пушкина.
Muza: В третьем томе пушкинского "Современника" были напечатаны произведения никому неизвестного поэта, живущего в Германии (служащего русской миссии) «Утро в горах», «Весенние воды», «Снежные горы», «Цицерон», «Фонтан», «Полдень», «Я помню время золотое...», «Как океан объемлет шар земной...», «Душа хотела б быть звездой...», «Как над горячею золой...», «Silentium!», «Яркий свет сиял в долине...», «О чём ты воешь, ветр ночной?», «Поток сгустился и тускнеет...», «Сон на море» и «Не то, что мните вы, природа...» Как океан объемлет шар земной, Земная жизнь кругом объята снами; Настанет ночь — и звучными волнами Стихия бьет о берег свой. То глас ее: он нудит нас и просит... Уж в пристани волшебный ожил челн; Прилив растет и быстро нас уносит В неизмеримость темных волн. Небесный свод, горящий славой звездной Таинственно глядит из глубины, — И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены.
Таша: Спасибо. А мне вспомнилось другое из опубликованных в том же томе стихотворений Тютчева. Кажется, некоторые строки пушкинской лицейской годовщины навеяны следующими мыслями "поэта из Германии": ЦИЦЕРОН Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги: «Я поздно встал – и на дороге Застигнут ночью Рима был!» Так!.. Но, прощаясь с римской славой, С Капитолийской высоты Во всем величье видел ты Закат звезды ее кровавый!.. Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые! Его призвали всеблагие Как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель, Он в их совет допущен был – И заживо, как небожитель, Из чаши их бессмертье пил! <1829>; начало 1830-х годов
Muza: Интересно и странно то, что Пушкин не захотел публиковать знаменитое теперь (в особенности после фильма Тарковского "Сталкер") стихотворение Тютчева: Люблю глаза твои, мой друг, С игрой их пламенно-чудесной, Когда их приподымешь вдруг И, словно молнией небесной, Окинешь бегло целый круг... Но есть сильней очарованья: Глаза, потупленные ниц В минуты страстного лобзанья, И сквозь опущенных ресниц Угрюмый, тусклый огнь желанья. <1836> Почему оно не понравилось Пушкину? Или он его испугался?
Таша: Наверное следует взглянуть на все стихотворения, опубликованные Пушкиным в 4 томе "Современника" (у меня под рукой нет их списка), чтобы понять, что же не устроило его в тютчевских "Глазах". Возможно, стихотворение нарушало какой-то неясный нам ход мыслей Пушкина по поводу конструкции этого тома, его основных идей... А он за этим очень следил!
Muza: А как там в "Онегине" о том, что нам бы надо праздновать сегодня: Настали святки. То-то радость! Гадает ветреная младость, Которой ничего не жаль, Перед которой жизни даль Лежит светла, необозрима; Гадает старость сквозь очки У гробовой своей доски, Все потеряв невозвратимо; И все равно: надежда им Лжет детским лепетом своим. Татьяна любопытным взором На воск потопленный глядит: Он чудно вылитым узором Ей что-то чудное гласит; Из блюда, полного водою, Выходят кольцы чередою; И вынулось колечко ей Под песенку старинных дней: «Там мужички-то всё богаты, Гребут лопатой серебро; Кому поем, тому добро И слава!» Но сулит утраты Сей песни жалостный напев; Милей кошурка сердцу дев. Морозна ночь, все небо ясно; Светил небесных дивный хор Течет так тихо, так согласно... Татьяна на широкой двор В открытом платьице выходит, На месяц зеркало наводит; Но в темном зеркале одна Дрожит печальная луна... Чу... снег хрустит... прохожий; дева К нему на цыпочках летит, И голосок ее звучит Нежней свирельного напева: Как ваше имя? Смотрит он И отвечает: Агафон. Татьяна, по совету няни Сбираясь ночью ворожить, Тихонько приказала в бане На два прибора стол накрыть; Но стало страшно вдруг Татьяне... И я — при мысли о Светлане Мне стало страшно — так и быть... С Татьяной нам не ворожить. Татьяна поясок шелковый Сняла, разделась и в постель Легла. Над нею вьется Лель, А под подушкою пуховой Девичье зеркало лежит. Утихло все. Татьяна спит. И снится чудный сон Татьяне.
Таша: Святочные народные обряды интересовали Пушкина до конца его жизни! В июне 1836 года он купил для себя редкое ныне издание: "Святочные вечера, или рассказы моей тетушки" в двух книгах: Книга первая - "Мудрые сказания в святочные вечера разумной ключницы боярина Растоплюхина, тетушки моей Соломониды Патрикеевны". Книга вторая - "Пересказки старостина племянника, Артамона Фалалеева".
Muza: Вот бы полистать странички этих книг! Интересно, они переиздавались с тех пор?
Cаша: Отзыв "барона Бромбеуса"- Сенковского на "Святочные вечера" в "Библиотеки для чтения" (книжка вышла, видимо, в мае 1836 г) мог был известен Пушкину. Пушкин в мае в Москве и возвращается вечером 23-го,значит читает рецензию Сенковского уже в конце мая - июне, перед покупкой книги в июне.
Таша: Барон Бамбеус вначале посетовал на неопрятный внешний вид книги, затем написал: "Но вообразите себе радостное удивление, если бы вы стали читать эту книжонку и сквозь все пошлые формы ее увидели в ней ум, шутку, проблеск чувства и воображения и, что всего лучше, что-то русское, национальное, что-то слышанное вами в народе! Это удивление испытали мы, читая "Святочные вечера"", и оно заставило нас порадоваться появлению "Святочных вечеров""... ("Библиотека для чтения" Т. XVI. 1836). Примерно то же писал и Белинский, считавший, что "Святочные вечера" напечатаны на бумаге, в которой отпускаются лавочные товары, кривыми, косыми, слепыми буквами с ужаснейшими опечатками и грамматическими ошибками. Но и он отметил, что чтение этой книжонки порадовало его и доставило больше удовольствия, чем чтение многих "светских" романов и журналов. Белинский писал: Автор, очевидно, не большой грамотей, еще новичок в своем деле; и оттого его язык часто в разладе с правилами, часто в его рассказах встречаются обмолвки против характера простодушия, который он на себя принял; он прикидывается простым человеком, хочет говорить с простыми людьми, и между тем употребляет слова "фантазия, тени умерших" и тому подобное. Но несмотря на всё это, какое соединение простодушия я лукавства в его рассказе; какая прекрасная мысль скрывается под этою русско-простонародно-фантастическою формою! Это не сказка казака Луганского, в которой часто нет ни мысли, ни цели, ни начала, ни конца.
Эхо : вот так и Далю досталось от всевеликого критика! а Пушкин, как известно, подарил Далю рукопись своей "Сказки о рыбаке и рыбке" с добрыми словами: "Твоя от твоих. Сказочнику казаку Луганскому от сказочника Александра Пушкина". Вот как!
Cаша: Эхо пишет: вот так и Далю досталось от всевеликого критика! И Пушкину тоже порой ох как доставалось от Белинского! А "Святочные вечера" заслужили внимания, да не в сезон, да невзрачно оформленные! Правда Белинский писал свою рецензию уже после того, как Пушкин приобрел книгу у букиниста.
Эхо : что же об этом молчат пушкинисты?
Natalie: Пушкинисты не молчат. Позволю себе процитировать страницы из книги Галины Седовой (прямо реклама ее на нашем форуме! Но, что тут поделаешь, если Галина Михайловна, во-первых, сотрудник ВМП (зав.музеем-квартирой А. С. Пушкина), а, во-вторых, уже ответила в своей книге на некоторые поставленные здесь вопросы!). Итак, по поводу Белинского и его критики в адрес Пушкина: 1 августа 1836 года к лагерю хулителей Пушкина неожиданно присоединился московский критик В. Г. Белинский, который опубликовал разгромную рецензию на второй том «Современника». По мнению Белинского, пушкинский журнал обещал быть «ревностным поборником истины, искажаемой и попираемой ногами книжных спекулянтов». Критик напоминал читателям, как все они надеялись на то, что «Современник» «сшибет не с одной пустой головы незаслуженные лавры, что он ощиплет не с одной литературной вороны накладные павлиньи перья, что он сорвет маску мнимой учености и мнимого таланта не с одного заезжего фигляра с баронским гербом и татарским прозвищем, пускающего в глаза простодушной публики пыль поддельного патриотизма и лакейского остроумия». Далее Белинский довольно лестно отозвался об одной из статей Пушкина, опубликованной в первом томе «Современника» («О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 гг.»), отметив ее «резкий и благородный тон, смелые и беспристрастные отзывы о наших журналах, верный взгляд на журнальное дело». Но на этом похвалы в адрес Пушкина и его журнала завершились. Сторонник демократического направления в журналистике, Белинский обнаружил в «Современнике» слишком много, как ему казалось, «светскости», «которая делает литературу мелкою, ничтожною, бессильною, и, наконец, совершенно ее губит». «И на таком–то журнале красуется имя Пушкина!» – восклицал молодой критик, не слишком отличаясь в своих оценках от Булгарина. Высокой похвалы удостоил Белинский лишь опубликованные во втором томе «Современника» отрывки из «Записок Н. А. Дуровой». Но и в этом случае не удержался от язвительного замечания. Ему показалось странным, «что в 1812 году могли писать таким хорошим языком, и кто же еще? женщина...». «Впрочем, − предположил Белинский, − может быть, они [записки. – Г. С.] поправлены автором в настоящее время». Разбирая второй том «Современника», Белинский с уверенностью заявил, что это издание совершенно не годится для широкой публики. Но, как известно, Пушкин видел свое предназначение отнюдь не в заигрывании с широкой публикой, синонимом в определении которой часто были для него слова «холодная толпа», «чернь пустая» и даже «глупцы». Во втором томе своего журнала в статье «Французская академия» он высказал сожаление о «печальной участи» поэтов, «которые пишут для публики, угождая ее мнениям, применяясь к ее вкусу, а не для себя, не вследствие вдохновения независимого, не из бескорыстной любви к своему искусству!» (XII, 46). Такая позиция означала принципиальное расхождение поэта не только с булгариными и с белинскими. В 1830–х годах он практически в одиночестве противостоял всем нападкам своих оппонентов, занимавшихся, как он справедливо считал, одурачиванием публики. Поэту казалось, что сам он имеет достаточно сил и литературного опыта, чтобы обратить журналистику в средство формирования нового читателя, способного мыслить, чувствовать, сопереживать. Однако на фоне успехов бойкой столичной прессы, ориентированной на невзыскательные читательские вкусы, его предприятие выглядело утопией.
Muza: Так переиздавались "Святочные вечера" или нет? Никто не ответил.
Эхо : мне такие Вечера не попадались, а я в буке много времени провожу.
Таша: Эхо пишет: мне такие Вечера не попадались И мне не попадались. А вот, что есть в генеральном каталоге Российской национальной библиотеки: Билевич Н. И. Святочные вечера, или рассказы моей тетушки. Кн. 1-2. СПб., 1836 Тип. Пономарева. Авт. установлено по изданию: Венгеров. Критико-биографич. словарь 1892. Т. 3 Других книг с таким названием в библиотеке нет!
Таша: Пушкин, конечно же, не поздравлял свою женку с весенним женским праздником. Клара Цеткин еще не родилась, а у него было немало других поводов поздравлять ее в течение всего года. А вот, что в начале марта 1920 года наваяла Марина Цветаева, конечно же, не думая о 8 марта: ПСИХЕЯ Пунш и полночь. Пунш - и Пушкин, Пунш - и пенковая трубка Пышущая. Пунш - и лепет Бальных башмачков по хриплым Половицам. И - как призрак - В полукруге арки - птицей - Бабочкой ночной - Психея! Шепот: "Вы еще не спите? Я - проститься..." Взор потуплен. (Может быть, прощенья просит За грядущие проказы Этой ночи?) Каждый пальчик Ручек, павших Вам на плечи, Каждый перл на шейке плавной По сто раз перецелован. И на цыпочках - как пери! - Пируэтом - привиденьем - Выпорхнула. Пунш - и полночь. Вновь впорхнула: "Что за память! Позабыла опахало! Опоздаю... В первой паре Полонеза..." Плащ накинув На одно плечо - покорно - Под руку поэт - Психею По трепещущим ступенькам Провожает. Лапки в плед ей Сам укутал, волчью полость Сам запахивает... - "С Богом!" А Психея, К спутнице припав - слепому Пугалу в чепце - трепещет: Не прожег ли ей перчатку Пылкий поцелуй арапа... * * * Пунш и полночь. Пунш и пепла Ниспаденье на персидский Палевый халат - и платья Бального пустая пена В пыльном зеркале... Не знаю, как там было с персидскими халатами, но "пустая пена" Цветаевой явно удалась. Красиво получилось, хотя и задиристо.
Cаша: Какая богатая аллитерация. Cколько же здесь звуков "п"? Надо призвать в помощники математика Бориса Викторовича Томашеского. Очень люблю его работу о строфике Пушкина.
Марта: Ташенька, спасибо за стихи! Это действительно ангел-утешитель
полная версия страницы