Форум » Жизнь Пушкина в доме на Мойке » Поэзия, как Ангел-утешитель » Ответить
Поэзия, как Ангел-утешитель
Таша: а не пора ли поговорить о творчестве Пушкина? Поскольку разговор идет в дом на Мойке, 12, то неплохо бы вспомнить, что написано здесь и накануне, то есть имено летом 1836 года.
Анет: На лицейском празднике прозвучало стихотворение о лицейской жизни Пушкина. Мы нашли его в архиве английского города Лидс, и один из мальчиков выучил это незатейливое стихотворение А.П.Айвазовского. Оно показалось ребятам интересным Лицей и Пушкин, Пушкин и Лицей - Вот два в одном сроднившиеся слова А впрочем… мысль эта уж не нова, Не будем даже говорить о ней. Не лучше ли проникнуть в сад Лицея И подсмотреть, от скромности краснея, Как юноша – поэт, в часы отдохновенья, Обдумывает там великие творенья? И как в расстегнутом мундире, на скамейке, Он повторяет Музы, ветреной злодейки И мысли и стихи, и планы сочинений,.. Вдруг ярким разгорается огнем, Со всею страстностью недюжинной натуры На чудных лекциях родной литературы И уж в беседах, спорах о Парнасской службе С Кошанским в ссорах, а с Галичем в дружбе В « Неопытном пере» Лицейского журнала, Среди стихов товарищей, друзей. Уж лира Пушкина себе завоевала. Вниманье и любовь учителей. Он юноша еще … но он уже известный, Огнем горят черты его лица… И часто стих его таинственно – прелестный Волнует, жжет и радует сердца. Он чуткой всеобъемлющей душой. Переживает все, что вкруг него творится, Гремит ли славный Бородинский бой, Родная ли Москва пылает и дымится. Карамзина ль талантливой рукой Разрытая скрижаль России загорится, Или волшебной, юною мечтой Любовь минутная так красочно приснится – На все, на все пленительный ответ В стихах находит юноша - поэт И в будущем творец бессмертного романа, Он начал уж писать Людмилу и Руслана. Но в то же время он и сорванец … В проказах, шалостях и играх первенствует Находит их .. как истинный мудрец, Он не печалится и в ус себе не дует! С садовником Царя он враг непримиримый, Но их вражду легко можно понять – Он любит в царский сад, заботливо хранимый, За фруктами набеги учинять. А в коридорах царского дворца Дела амурные его так увлекают, Что жалобы на пылкого юнца В Лицей к директору нередко поступают. Но жажда нового – вот Пушкина натура И он, охотно следуя за ней, Меняет шалости с капризами амура На вечера гусарских кутежей. В то время в армии, в Париже побывавшей, Идея о свободе привилась, И в душу юноши о ней всегда мечтавшем, Она надеждой светлою влилась, «Увижу ль я, друзья, народ неугнетенный»? Воскликнет он впоследствии в стихах, И это будет крик в душе его рожденный На тех же все гусарских кутежах. Где он с Кавериным, отчаянным кутилой, Знакомство дружбой заключил. Но в то же время будущий поэт И Чаадаева проник мировоззренье И ,восхитясь, душой ему в ответ До гроба сохранил своё благоговенье. Так за вином, в среде, свободно рассуждавшей, Воспринял Пушкин множество идей; В среде, со временем престолу угрожавшей Переживаньями тревожных дней. Но слова дар его нигде не оставляет И блещет так сатирой и умом, Что острота его однажды вызывает Большой конфликт с любимым им полком. То беспокойный дух, не знающий границы Влечет его к созданью эпиграмм, Слетают с уст его слов подлых вереницы И досаждают близким и врагам, И в непрестанной жажде новых впечатлений Он не живет, а искрится, горит. Его натура ищет сильных ощущений, В нем голос крови властно говорит Виновен ли потомок буйный Ганнибала, Что Бог его не создал как иных? Вот это то, чего толпа не понимала: Так шли года … к концу ученье приближалось, И наступил экзамен выпускной. К нему у Пушкина стихами нарождалось Прощание с лицейскою средой. Восьмого января семнадцатого года В лицейский зал багряно-золотой Блестящая толпа сановного народа Собралась на экзамен выпускной. Среди родных, друзей, министра просвещенья, Директора, гусар, профессоров Сидел и он – поэт – лицея восхищенье, Один из Музы доблестных сынов. Но заседаньем долгим очень утомленный Старик не выдержал и задремал… Как вдруг услышал он,.. проснулся удивленный, А зал уже восторженно внимал Новорожденному певцу воспоминаний, Что в первый раз публично выступал, Но лирою уверенно бряцал. Средь одобряющих похвал и восклицаний Его в тот миг Державин оценил, Кого вместо себя России оставляет… Поэт слезу в экстазе уронил И старческой рукой певца благословил. Вот так закончилось для Пушкина ученье, И целый мир открылся перед ним, Чтобы уйти в него на пытки, на мученья, Чтоб жить и в нем непонятым …
Кот: Стихотворение, действительно, незатейливое, но явно - искреннее. А когда оно было написано, как очутилось в Лидсе и кто такой А.П.Айвазовский?
Анет: Кот пишет: Стихотворение... незатейливое... А когда оно было написано, как очутилось в Лидсе и кто такой А.П.Айвазовский? А.П.Айвазовский учился в Лицее, но не закончил его. Он был дружен слицеистом Евгением Саблиным, который закончил Лицей в 1898 году. Саблин - автор нового гимна Лицея, исполнявшегося в дни празднования 19-го октября в конце 90-ых, начале 900-ых годов. Чиновник Министерства иностранных дел. 1-ый секретарь Миссии в Тегеране. Служил в первом департаменте МИД. С 1915 года первый секретарь посольства в Лондоне. После Октябрьской революции остался в Англии. В 1924 г. стал представителем русских эмигрантов в фонде Нансена, возглавил эмигрантскую колонию в Лондоне. В 1924 г. на свои деньги приобрел дом в Кенсингтоне, который стал центром эмигрантской колонии – «Русским домом». В «Русском Доме» разместились: Русский Красный Крест. Комитет помощи русским беженцам. Музей русской культуры и истории, картинная галерея, Регулярно в «Русском Доме» проводились встречи с русскими писателями из разных стран, устраивались Пушкинские праздники.Он был одним из немногих эмигрантов, которые не приняли нового гражданства. Однако, когда Сов.посольство предложило приобрести его музей и архивы, он наотрез отказался, лишь некоторые предметы искусства своей коллекции завещал России. Вот его фонд и хранится в архиве университета города Лидс. Айвазовский был очень дружен с Саблиным. У Айвазовского есть, кстати, исторически-критически-юмористическое стихотворение "Письмо с Олимпа"
Марта: Милая Аннет, пожалуйста, "Письмо с Олимпа" тоже, хорошо?
Анет: Марта пишет: пожалуйста, "Письмо с Олимпа" тоже Для Вас, дорогая Марта. "ПИСЬМО С ОЛИМПА " (на злобы дня английской жизни да и вообще) Чтобы порыв мой не угас Среди житейской нашей прозы, Я на мотив махнул сейчас Сорвать рифмованные грёзы. И вот отсюда Вам пишу: Здесь хорошо, тепло, не дует, И я вернуться не спешу Туда, где всё любовь колдует, А горе вечно слёзы льёт, И где надежда так надует, Что чёрт и сам не разберёт. Довольно мне земных волнений! Я уж давно устав от них, Всё жаждал новых впечатлений, Чтоб вдохновить мой скучный стих. И вот могу теперь признаться, Что, очутившись средь богов, Я лишь успел за рифмы взяться, Как оне рвутся из оков. Ещё бы, как не вдохновиться Средь Олимпийской красоты? Мне не могло даже присниться Взлететь до этой высоты! И что я, смертный, оказался Среди бессмертия сынов – Вот факт, который не случался Даже в виденьях странных снов. Сказать по правде, я струхнул, Поняв неловкость положенья, И за ближайший куст шмыгнул, Чтобы не вызвать возмущенья Средь многочисленных богов Своим нахальным появленьем. А ну как крикнут: «Батогов!» Да ознакомят примененьем. Э, нет, шалите… Я не глуп! И сразу зорко осмотревшись, Увидел я вдруг старый дуб – Тот самый, что свинья, наевшись Его прекрасных желудей, Не знаю, сдуру иль от скуки, Но стала есть ростки корней Назло естественной науке. И вот момент найдя удобный, Я, бросив куст, на дуб махнул. Прыжок мой, просто бесподобный, Опять спокойствие вернул, Так как ветвями защищённый Я стал невидим для богов. И тут-то, Музой вдохновлённый, Раскрыл тетрадь моих стихов, Чтоб описать вам ту картину, Что мне видна между ветвей: Прекрасную Венеры спину И золотистый блеск кудрей Её волос таких прелестных… А дальше- вижу – я… за ней Богов нам с детства уж известных Работой вдумчивой своей Вот там, вернувшись с рыбной ловли, Уселся с удочкой в тени. Подлец Меркурий, Бог торговли, Что затуманил наши дни, Издав дурацкие законы Про всяки карточки, купоны Etc,etc… В саду, на кресле золочёном, С трезубцем, но и без сапог, В костюме, очень облегчённом, Сидит маститый, старый Бог. Корона череп его скрыла, Ну и, конечно, как всегда, Почти всю грудь ему закрыла Его седая борода. Он бог царей, он царь погоды. Морская слава – он Нептун, Но несмотря на свои годы, Старик отчаянный болтун. Так увлекаясь разговором, Не видит грешной он земли, Не замечает тусклым взором, Как в море гибнут корабли. А там, у мраморной скамейки, Как раз направо, у реки,, Пристроив доску на две рейки И закрепив её в тиски, Крылатый, маленький божок Сидит и точит кучу стрел. Ему б ещё сосать рожок, А он уж богом стать успел. Как самый шустрый из парнишек, Он быстро крылья отрастил И без рубашки, без штанишек Трудиться стал по мере сил. Любви эссенцию достав, Развёл её он чем-то редким. И стрелы этим пропитав, Прослыл стрелком довольно метким. Кто на земле с тех пор не знает Любви тяжёлой кабалы? Какая дева не вздыхает, Заслышав свист его стрелы? Но он, слыхал я, что-то мрачен, Ворчит и хмурится подчас: Божок немного озадачен тем, Что увидел он у нас – Как люди все бронёй покрылись Под политические сны, И так они все утомились От трудной жизни и войны, Что стрелы начали тупиться С невероятной быстротой… Вот и приходится трудиться Почти над каждою стрелой. Уж он с Меркурием ругался И даже Марса не щадил, Но бог торговли рассмеялся, А Марс так плёткой наградил. И бедный маленький Амур Сидит на корточках и точит, Ругая наш земной сумбур, Где уж любить никто не хочет. А вот, как дева из романа, Мечтой куда-то унесясь, Сидит прелестная Диана На лань рукой облокотясь. В её причёске, пышно взбитой, Звезда полночная горит, Но к сей богине знаменитой Во мне презренье говорит. Она влюблённым людям врёт, Что лишь для них ночь посылает, И темнотой нас предаёт, Так как ворам красть помогает. И я узнал уж, почему Она богаче всех богов И отчего у ней на лбу Звезда из чудных жемчугов. А вот спустился в сад с террасы Упругий, сильный, точно барс, Сверкая золотом кирасы, Сам бог войны – кровавый Марс. Он долго с Гитлером был дружен, И он его вдруг убедил, Что гром войны для немцев нужен, Как ослабленье вражьих сил, И что Адольфа мощный гений Наполеона превзойдёт, Когда он… после двух сражений Живым в историю войдёт Хоть немец создал обезьяну, Но часто глуп бывает он, И Гитлер поддался обману, Явившись к Марсу на поклон. А тот лишь этого и ждал, И он тотчас, в одно мгновенье, Войну всемирную создал. Ну и пошло столпотворенье! И вот теперь он, утомлённый Годами долгими войны, Судьбой Адольфа угнетённый, Всё видит тягостные сны. Сев на лужайке он, согнувшись, Устало ноги протянул, Потом Венере усмехнувшись, Вдруг добросовестно… зевнул. И все богини возмутились Неуважением таким И как на митинге столпились, Чтоб учинить свой суд над ним. Но тут Нептун, подняв трезубец, Вдруг громогласно возопил: «Пусть Марс нахал, пусть он безумец. Пусть он Венеру оскорбил; Мы всё ж должны блюсти регламент, И, с ним считаясь, управлять. Здесь же Олимп, а не парламент, Чтоб бабам власть предоставлять!» Тогда богини, точно куры, Вдруг раскудахтались вовсю. Нептун им крикнул: «Цыц вы, дуры, Иль власть узнаете мою!» Да было поздно… Возмущенье Так охватило всех богинь, Что я опять пришёл в смущенье. «Пойди ты к чёрту, старый, сгинь!»- Из большевистской уж программы В лицо кричали старику Его божественные дамы,- Не то подвесим на суку!» «Эге,- подумал я невольно, Здесь большевизма надо ждать… Но уж с меня сего довольно. Не лучше ль вовремя удрать? У коммунистов длинны руки, И завтра, верьте мне иль нет, Богам уж будет не до скуки: Здесь будет Сталина портрет.» Тут как поднялся шум и гам Словечки сыпались, как груши, Так что конфузливым богам Пришлось заткнуть соломой уши. Нептун, корону потеряв, На колесницу вдруг вскочил, И, быстро вожжи разобрав, С Олимпа в море проскочил. А я, конечно, с дуба вниз, И ну бежать, да без оглядки. Столбы от пыли поднялись, Как засверкали мои пятки. Письмо закончить мне не дали В той олимпийской кутерьме, Где мои пятки замигали, Как будто звёздочки во тьме. Его заканчиваю дома, Чтоб досказать вам, что хотел… Итак, бежал я от погрома, Бежал так быстро, что вспотел. Как вдруг на стыке двух аллей Меня телега задержала, И бочка старая на ней Вином налитая лежала. В угаре пьяного веселья Вокруг неё толпа резвилась, И «Эвоэ!» во славу хмеля Над нею в воздухе носилось. Ну а на боке восседал Известный бог с венком из роз. Когда его я увидал, То я так к месту и прирос. Я, помню, был ещё ребёнок, Когда уж много знал о нём, Ведь он меня ещё с пелёнок Уже опаивал вином. Ну а потом мы в жизни вместе Дорогой часто шли одной, И я могу сказать без лести, Что он был очень мил со мной. Всё это было на земле, Где я законно проживал, Когда в туманно-пьяной мгле Я розы Бахуса срывал. А встреча здесь – совсем иное: Меня он выдать мог богам, И те, учтя во мне земное, Приговорили б к батогам. И я невольно стал искать, Куда б удобней испариться – Опять на дерево скакать Или за куст малины скрыться? Но в это время Бог вина, Меня заметив, улыбнулся. «HALLO! Здорово, старина, Как это здесь ты подвернулся?» «Великий Бог, - я запинаясь, Дрожа от страха, отвечал,- Давно уж по миру скитаясь, Я только засуху встречал. И сильной жаждою томим, Припоминал те времена, Когда усердием твоим Мог покупать себе вина, Чтоб этой влагой, чудной, дивной, Печаль изгнанья услаждать, И нашей дружбе неразрывной Хвалу повсюду воздавать. Теперь не то… цена нектару Так поднялась, что трудно жить. За год всего бутылок пару И то… удастся ли купить. А африканское зельё, Полы которым раньше мыли, Уже как тонкое бельё – Там цены на него взвинтили. Беда! Не жизинь, а Голгофа. И все поклонники вина Тебе шлют клич, что катастрофа Уж в близком будущем видна. Ведь не презренною водой Мы можем жажду утолить? И я пришёл, чтоб пред тобой Тоску всех жаждущих излить» Тут Бахус вдруг побагровел И таким гневом разразился, Что я очнуться не успел, Как с бочки он уже скатился И, с головы сорвав венец, Вдруг растоптал его ногами. «Ах он мерзавец, он подлец! Вот уж кого бить батогами». «Эге, - подумал я, - На этот раз уж не спасёшься» Но бог взглянул тут на меня: «А ты чего, дурак, трясёшься? Не о тебе здесь речь идёт. Меня Маркушка раздражает: Он стопроцентный идиот. Давным-давно уж мне мешает Нектар мой так удешевить, Чтоб и бедняк им мог напиться. Так вот назло он раздавить Торговлю мелкую стремится. Куда ему уж управлять, Коль торговать сам не умеет, А цены только повышать Любой дурак всегда сумеет. Но с ним расправлюсь я потом, И будь уверен – отомщу! Ну а сейчас тебя вином За твоё рвенье угощу. «Эй там, тащите шланг живей, Приставьте к бочке, к его рту, Чтоб превратился он скорей, Как вы, в настойку на спирту!» Я пил и пил… Да так напился, Что и заснул там на лугу, И как уж дома очутился, Ей Богу, вспомнить не могу! А.Айвазовский
барышня-крестьянка: А этот Айвазовский имеет какое-нибудь отношение к художнику?
Анет: барышня-крестьянка пишет: А этот Айвазовский имеет какое-нибудь отношение к художнику? Мне тоже было это интересно, но пока подтверждений того, что родственники, не нашла. Насколько знаю, у художника были только дочери.
Марта: Аннет, спасибо! К сожалению, не могу его скопировать, что-то опять с компьютером.
Зизи: Интересно, что художник ведь на самом деле Ованес Айвазян. Хотя родители его - Гайвазовские. А он с братьями - уже Айвазовский. Когда же произошло изменение фамилии? Понимаю, что вопрос не для этой ветки.
полная версия страницы