Форум » Жизнь Пушкина в доме на Мойке » Поэзия, как Ангел-утешитель » Ответить
Поэзия, как Ангел-утешитель
Таша: а не пора ли поговорить о творчестве Пушкина? Поскольку разговор идет в дом на Мойке, 12, то неплохо бы вспомнить, что написано здесь и накануне, то есть имено летом 1836 года.
Ответов - 109, стр:
1 2 3 4 5 6 All
Muza: А почему Вы не написали, что именно создано в последней квартире поэта? Произведений-то совсем немного (помимо писем родственникам, П. Я. Чаадаеву, Геккерну, Бенкендорфу, генералу Толю и др.): - завершена работа над 3 томом "Современника" (вышел в начале октября. В нем опубликованы произведения Пушкина: Родословная моего героя Полководец Отрывок из неизданных записок дамы 1811 года Сапожник. Притча статьи и заметки о новых книгах, вышедших недавно из печати; в том числе статьи "Вольтер", "Джон Теннер") - завершена работа над беловой редакцией "Капитанской дочки" - написано стихотворение "На статую, играющего в свайку"; -написано стиховторение "На статую, играющего в бабки" - написано стихотворение "Была пора..." (последняя лицейская годовщина) - написана строфа в коллективном Каконе в честь М. И. Глинки - написаны статьи: "Песнь о полку Игореве" "Последний из свойственников Иоанны дАрк" "О Мильтоне и Шатобриановом переводе "Потерянного рая"" продолжена и не окончена работа над "Историей Петра" Возможно, что-то пропущено мною, но я сверяла это по Летописи жизни Пушкина.
Muza: В третьем томе пушкинского "Современника" были напечатаны произведения никому неизвестного поэта, живущего в Германии (служащего русской миссии) «Утро в горах», «Весенние воды», «Снежные горы», «Цицерон», «Фонтан», «Полдень», «Я помню время золотое...», «Как океан объемлет шар земной...», «Душа хотела б быть звездой...», «Как над горячею золой...», «Silentium!», «Яркий свет сиял в долине...», «О чём ты воешь, ветр ночной?», «Поток сгустился и тускнеет...», «Сон на море» и «Не то, что мните вы, природа...» Как океан объемлет шар земной, Земная жизнь кругом объята снами; Настанет ночь — и звучными волнами Стихия бьет о берег свой. То глас ее: он нудит нас и просит... Уж в пристани волшебный ожил челн; Прилив растет и быстро нас уносит В неизмеримость темных волн. Небесный свод, горящий славой звездной Таинственно глядит из глубины, — И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены.
Таша: Спасибо. А мне вспомнилось другое из опубликованных в том же томе стихотворений Тютчева. Кажется, некоторые строки пушкинской лицейской годовщины навеяны следующими мыслями "поэта из Германии": ЦИЦЕРОН Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги: «Я поздно встал – и на дороге Застигнут ночью Рима был!» Так!.. Но, прощаясь с римской славой, С Капитолийской высоты Во всем величье видел ты Закат звезды ее кровавый!.. Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые! Его призвали всеблагие Как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель, Он в их совет допущен был – И заживо, как небожитель, Из чаши их бессмертье пил! <1829>; начало 1830-х годов
Muza: Интересно и странно то, что Пушкин не захотел публиковать знаменитое теперь (в особенности после фильма Тарковского "Сталкер") стихотворение Тютчева: Люблю глаза твои, мой друг, С игрой их пламенно-чудесной, Когда их приподымешь вдруг И, словно молнией небесной, Окинешь бегло целый круг... Но есть сильней очарованья: Глаза, потупленные ниц В минуты страстного лобзанья, И сквозь опущенных ресниц Угрюмый, тусклый огнь желанья. <1836> Почему оно не понравилось Пушкину? Или он его испугался?
Таша: Наверное следует взглянуть на все стихотворения, опубликованные Пушкиным в 4 томе "Современника" (у меня под рукой нет их списка), чтобы понять, что же не устроило его в тютчевских "Глазах". Возможно, стихотворение нарушало какой-то неясный нам ход мыслей Пушкина по поводу конструкции этого тома, его основных идей... А он за этим очень следил!
Muza: А как там в "Онегине" о том, что нам бы надо праздновать сегодня: Настали святки. То-то радость! Гадает ветреная младость, Которой ничего не жаль, Перед которой жизни даль Лежит светла, необозрима; Гадает старость сквозь очки У гробовой своей доски, Все потеряв невозвратимо; И все равно: надежда им Лжет детским лепетом своим. Татьяна любопытным взором На воск потопленный глядит: Он чудно вылитым узором Ей что-то чудное гласит; Из блюда, полного водою, Выходят кольцы чередою; И вынулось колечко ей Под песенку старинных дней: «Там мужички-то всё богаты, Гребут лопатой серебро; Кому поем, тому добро И слава!» Но сулит утраты Сей песни жалостный напев; Милей кошурка сердцу дев. Морозна ночь, все небо ясно; Светил небесных дивный хор Течет так тихо, так согласно... Татьяна на широкой двор В открытом платьице выходит, На месяц зеркало наводит; Но в темном зеркале одна Дрожит печальная луна... Чу... снег хрустит... прохожий; дева К нему на цыпочках летит, И голосок ее звучит Нежней свирельного напева: Как ваше имя? Смотрит он И отвечает: Агафон. Татьяна, по совету няни Сбираясь ночью ворожить, Тихонько приказала в бане На два прибора стол накрыть; Но стало страшно вдруг Татьяне... И я — при мысли о Светлане Мне стало страшно — так и быть... С Татьяной нам не ворожить. Татьяна поясок шелковый Сняла, разделась и в постель Легла. Над нею вьется Лель, А под подушкою пуховой Девичье зеркало лежит. Утихло все. Татьяна спит. И снится чудный сон Татьяне.
Таша: Святочные народные обряды интересовали Пушкина до конца его жизни! В июне 1836 года он купил для себя редкое ныне издание: "Святочные вечера, или рассказы моей тетушки" в двух книгах: Книга первая - "Мудрые сказания в святочные вечера разумной ключницы боярина Растоплюхина, тетушки моей Соломониды Патрикеевны". Книга вторая - "Пересказки старостина племянника, Артамона Фалалеева".
Muza: Вот бы полистать странички этих книг! Интересно, они переиздавались с тех пор?
Cаша: Отзыв "барона Бромбеуса"- Сенковского на "Святочные вечера" в "Библиотеки для чтения" (книжка вышла, видимо, в мае 1836 г) мог был известен Пушкину. Пушкин в мае в Москве и возвращается вечером 23-го,значит читает рецензию Сенковского уже в конце мая - июне, перед покупкой книги в июне.
Таша: Барон Бамбеус вначале посетовал на неопрятный внешний вид книги, затем написал: "Но вообразите себе радостное удивление, если бы вы стали читать эту книжонку и сквозь все пошлые формы ее увидели в ней ум, шутку, проблеск чувства и воображения и, что всего лучше, что-то русское, национальное, что-то слышанное вами в народе! Это удивление испытали мы, читая "Святочные вечера"", и оно заставило нас порадоваться появлению "Святочных вечеров""... ("Библиотека для чтения" Т. XVI. 1836). Примерно то же писал и Белинский, считавший, что "Святочные вечера" напечатаны на бумаге, в которой отпускаются лавочные товары, кривыми, косыми, слепыми буквами с ужаснейшими опечатками и грамматическими ошибками. Но и он отметил, что чтение этой книжонки порадовало его и доставило больше удовольствия, чем чтение многих "светских" романов и журналов. Белинский писал: Автор, очевидно, не большой грамотей, еще новичок в своем деле; и оттого его язык часто в разладе с правилами, часто в его рассказах встречаются обмолвки против характера простодушия, который он на себя принял; он прикидывается простым человеком, хочет говорить с простыми людьми, и между тем употребляет слова "фантазия, тени умерших" и тому подобное. Но несмотря на всё это, какое соединение простодушия я лукавства в его рассказе; какая прекрасная мысль скрывается под этою русско-простонародно-фантастическою формою! Это не сказка казака Луганского, в которой часто нет ни мысли, ни цели, ни начала, ни конца.
Эхо : вот так и Далю досталось от всевеликого критика! а Пушкин, как известно, подарил Далю рукопись своей "Сказки о рыбаке и рыбке" с добрыми словами: "Твоя от твоих. Сказочнику казаку Луганскому от сказочника Александра Пушкина". Вот как!
Cаша: Эхо пишет: вот так и Далю досталось от всевеликого критика! И Пушкину тоже порой ох как доставалось от Белинского! А "Святочные вечера" заслужили внимания, да не в сезон, да невзрачно оформленные! Правда Белинский писал свою рецензию уже после того, как Пушкин приобрел книгу у букиниста.
Эхо : что же об этом молчат пушкинисты?
Natalie: Пушкинисты не молчат. Позволю себе процитировать страницы из книги Галины Седовой (прямо реклама ее на нашем форуме! Но, что тут поделаешь, если Галина Михайловна, во-первых, сотрудник ВМП (зав.музеем-квартирой А. С. Пушкина), а, во-вторых, уже ответила в своей книге на некоторые поставленные здесь вопросы!). Итак, по поводу Белинского и его критики в адрес Пушкина: 1 августа 1836 года к лагерю хулителей Пушкина неожиданно присоединился московский критик В. Г. Белинский, который опубликовал разгромную рецензию на второй том «Современника». По мнению Белинского, пушкинский журнал обещал быть «ревностным поборником истины, искажаемой и попираемой ногами книжных спекулянтов». Критик напоминал читателям, как все они надеялись на то, что «Современник» «сшибет не с одной пустой головы незаслуженные лавры, что он ощиплет не с одной литературной вороны накладные павлиньи перья, что он сорвет маску мнимой учености и мнимого таланта не с одного заезжего фигляра с баронским гербом и татарским прозвищем, пускающего в глаза простодушной публики пыль поддельного патриотизма и лакейского остроумия». Далее Белинский довольно лестно отозвался об одной из статей Пушкина, опубликованной в первом томе «Современника» («О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 гг.»), отметив ее «резкий и благородный тон, смелые и беспристрастные отзывы о наших журналах, верный взгляд на журнальное дело». Но на этом похвалы в адрес Пушкина и его журнала завершились. Сторонник демократического направления в журналистике, Белинский обнаружил в «Современнике» слишком много, как ему казалось, «светскости», «которая делает литературу мелкою, ничтожною, бессильною, и, наконец, совершенно ее губит». «И на таком–то журнале красуется имя Пушкина!» – восклицал молодой критик, не слишком отличаясь в своих оценках от Булгарина. Высокой похвалы удостоил Белинский лишь опубликованные во втором томе «Современника» отрывки из «Записок Н. А. Дуровой». Но и в этом случае не удержался от язвительного замечания. Ему показалось странным, «что в 1812 году могли писать таким хорошим языком, и кто же еще? женщина...». «Впрочем, − предположил Белинский, − может быть, они [записки. – Г. С.] поправлены автором в настоящее время». Разбирая второй том «Современника», Белинский с уверенностью заявил, что это издание совершенно не годится для широкой публики. Но, как известно, Пушкин видел свое предназначение отнюдь не в заигрывании с широкой публикой, синонимом в определении которой часто были для него слова «холодная толпа», «чернь пустая» и даже «глупцы». Во втором томе своего журнала в статье «Французская академия» он высказал сожаление о «печальной участи» поэтов, «которые пишут для публики, угождая ее мнениям, применяясь к ее вкусу, а не для себя, не вследствие вдохновения независимого, не из бескорыстной любви к своему искусству!» (XII, 46). Такая позиция означала принципиальное расхождение поэта не только с булгариными и с белинскими. В 1830–х годах он практически в одиночестве противостоял всем нападкам своих оппонентов, занимавшихся, как он справедливо считал, одурачиванием публики. Поэту казалось, что сам он имеет достаточно сил и литературного опыта, чтобы обратить журналистику в средство формирования нового читателя, способного мыслить, чувствовать, сопереживать. Однако на фоне успехов бойкой столичной прессы, ориентированной на невзыскательные читательские вкусы, его предприятие выглядело утопией.
Muza: Так переиздавались "Святочные вечера" или нет? Никто не ответил.
Эхо : мне такие Вечера не попадались, а я в буке много времени провожу.
Таша: Эхо пишет: мне такие Вечера не попадались И мне не попадались. А вот, что есть в генеральном каталоге Российской национальной библиотеки: Билевич Н. И. Святочные вечера, или рассказы моей тетушки. Кн. 1-2. СПб., 1836 Тип. Пономарева. Авт. установлено по изданию: Венгеров. Критико-биографич. словарь 1892. Т. 3 Других книг с таким названием в библиотеке нет!
Таша: Пушкин, конечно же, не поздравлял свою женку с весенним женским праздником. Клара Цеткин еще не родилась, а у него было немало других поводов поздравлять ее в течение всего года. А вот, что в начале марта 1920 года наваяла Марина Цветаева, конечно же, не думая о 8 марта: ПСИХЕЯ Пунш и полночь. Пунш - и Пушкин, Пунш - и пенковая трубка Пышущая. Пунш - и лепет Бальных башмачков по хриплым Половицам. И - как призрак - В полукруге арки - птицей - Бабочкой ночной - Психея! Шепот: "Вы еще не спите? Я - проститься..." Взор потуплен. (Может быть, прощенья просит За грядущие проказы Этой ночи?) Каждый пальчик Ручек, павших Вам на плечи, Каждый перл на шейке плавной По сто раз перецелован. И на цыпочках - как пери! - Пируэтом - привиденьем - Выпорхнула. Пунш - и полночь. Вновь впорхнула: "Что за память! Позабыла опахало! Опоздаю... В первой паре Полонеза..." Плащ накинув На одно плечо - покорно - Под руку поэт - Психею По трепещущим ступенькам Провожает. Лапки в плед ей Сам укутал, волчью полость Сам запахивает... - "С Богом!" А Психея, К спутнице припав - слепому Пугалу в чепце - трепещет: Не прожег ли ей перчатку Пылкий поцелуй арапа... * * * Пунш и полночь. Пунш и пепла Ниспаденье на персидский Палевый халат - и платья Бального пустая пена В пыльном зеркале... Не знаю, как там было с персидскими халатами, но "пустая пена" Цветаевой явно удалась. Красиво получилось, хотя и задиристо.
Cаша: Какая богатая аллитерация. Cколько же здесь звуков "п"? Надо призвать в помощники математика Бориса Викторовича Томашеского. Очень люблю его работу о строфике Пушкина.
Марта: Ташенька, спасибо за стихи! Это действительно ангел-утешитель
Natalie: А у меня припасено стихотворение Петра Вяземского, которое по настроению, быть может, и сегодня близко тем, кто вдали от России отмечает русскую масленицу: МАСЛЕНИЦА НА ЧУЖОЙ СТОРОНЕ Здравствуй, в белом сарафане Из серебряной парчи! На тебе горят алмазы, Словно яркие лучи. Ты живительной улыбкой, Свежей прелестью лица Пробуждаешь к чувствам новым Усыпленные сердца! Здравствуй, русская молодка, Раскрасавица-душа, Белоснежная лебедка, Здравствуй, матушка-зима! Из-за льдистого Урала Как сюда ты невзначай, Как, родная, ты попала В бусурманский этот край? Здесь ты, сирая, не дома, Здесь тебе не по нутру; Нет приличного приема И народ не на юру. Чем твою мы милость встретим? Как задать здесь пир горой? Не суметь им, немцам этим, Поздороваться с тобой. Не напрасно дедов слово Затвердил народный ум: «Что для русского здорово, То для немца карачун!» Нам не страшен снег суровый, С снегом — батюшка-мороз, Наш природный, наш дешевый Пароход и паровоз. Ты у нас краса и слава, Наша сила и казна, Наша бодрая забава, Молодецкая зима! Скоро масленицы бойкой Закипит широкий пир, И блинами и настойкой Закутит крещеный мир. В честь тебе и ей Россия, Православных предков дочь, Строит горы ледяные И гуляет день и ночь. Игры, братские попойки, Настежь двери и сердца! Пышут бешеные тройки, Снег топоча у крыльца. Вот взвились и полетели, Что твой сокол в облаках! Красота ямской артели Вожжи ловко сжал в руках; В шапке, в синем полушубке Так и смотрит молодцом, Погоняет закадычных Свистом, ласковым словцом. Мать дородная в шубейке Важно в розвальнях сидит, Дочка рядом в душегрейке, Словно маков цвет горит. Яркой пылью иней сыплет И одежду серебрит, А мороз, лаская, щиплет Нежный бархатец ланит. И белее и румяней Дева блещет красотой, Как алеет на поляне Снег под утренней зарей. Мчатся вихрем, без помехи По полям и по рекам, Звонко щелкают орехи На веселие зубкам. Пряник, мой однофамилец, Также тут не позабыт, А наш пенник, наш кормилец, Сердце любо веселит. Разгулялись город, села, Загулялись стар и млад,— Всем зима родная гостья, Каждый масленице рад. Нет конца веселым кликам, Песням, удали, пирам. Где тут немцам-горемыкам Вторить вам, богатырям? Сани здесь — подобной дряни Не видал я на веку; Стыдно сесть в чужие сани Коренному русаку. Нет, красавица, не место Здесь тебе, не обиход, Снег здесь — рыхленькое тесто, Вял мороз и вял народ. Чем почтят тебя, сударку? Разве кружкою пивной, Да копеечной сигаркой, Да копченой колбасой. С пива только кровь густеет, Ум раскиснет и лицо; То ли дело, как прогреет Наше рьяное винцо! Как шепнет оно в догадку Ретивому на ушко,— Не споет, ей-ей, так сладко Хоть бы вдовушка Клико! Выпьет чарку-чародейку Забубенный наш земляк: Жизнь копейка!— смерть-злодейку Он считает за пустяк. Немец к мудрецам причислен, Немец — дока для всего, Немец так глубокомыслен, Что провалишься в него. Но, по нашему покрою, Если немца взять врасплох, А особенно зимою, Немец — воля ваша!— плох. 20 февраля 1853, Дрезден Удивительно прозорливы последние слова стихотворения о том, чем может кончится зимняя "схватка" с немцем!
Марта: Вот спасибо, так спасибо! Natalie , простите, если что не так....
Natalie: Все простите, если что не так...
Cаша: Немцам в свое время бывало туго и в настоящих схватках с Пушкиным. Да и самому поэту доставалось на орехи: "Разве в наше время, когда мы били немцев на Красном кабачке, и нам не доставалось, и немцы получали тычки сложа руки?"Это из последнего письма Пушкина к жене 18 мая 1836 г.
Марта: Саша, а Прощёное-то воскресенье? Я прошу пощения у вас с Андреем.... Лучше поздно, чем никогда
Cаша: Милая Марта, Вы ни в чем не виноваты. То что Вы здесь, с нами-просто замечательно!
Марта: Ура-ура-ура!!!!!!!
Эхо : аб чём энто вы шептитися, никак ни разбиру! но прощать усех вси равно надо. так сразу и станит радостно, поскольку спадут усе грузы с души!
Марта: Существенная правда, ненаглядное Эхо!
Эхо : люблю правду - слабость моя такая! и вас, марточка, пачиму-та тожи люблю
Марта: Ой.... Ни знаю, што и скозать. Ни готова. Но ат Вас серце типлеет пачему-та
Эхо : на то оно и эхо, штоб тем, у каво сердце теплое и даж не побоюся сказать, горячие, в ответ истче лутше типлело!
Марта: Ахти мне.... Спасиба!
Эхо :
Марта: Вот, напремер, Эхо, паэзия, как ангил утишитиль. Пишу пра Луизу на другой ветки, а сама думаю, не попрёт ли меня отседова адменистратар за нисаатветсвия? Каралева-та пруская кагда жила? А у нас-та, милае Эхо, какое тысячилетие на дваре? Да и я не пайму, где я типерь: то ли Русь, то ли Прусь Што скажишь, друк Эхо?
Таша: Утешься! Эхо как дитя! Его поступки бесрассудны, А мысли так и просто чудны... Воспримем же его — шутя.
Cаша: Браво! Дорогие милые Эхо, Марта ,Таша как вы порадовали, утешили. Подняли настроение!! А я совсем замотался в эти дни. Спасибо!!
Таша: Как говорит любимое Эхо, как моГЁм, так и утИшаИм!
Марта: Как обаятельны нам те (для тех), кто понимает все наши глупости и мелкие злодейства На фоне Пушкина!
Эхо : и хто-та вылитаит
Muza: На фоне Пушкина вы все теперь в обнимку И улыбаетесь, и этот сон не тает!
Эхо :
Марта: Ой, дифчёнки, тока хатела пачирикать с Эхом, а ано исчезла. Можит и правильна. Щас начнуцца дни пичальныи виликаго поста. Ни да чириканья. Пара читать виликапосную малитву и каяцца. И помнити, што ни сагришиш ни пакаисся.
Muza: Что Вы, Марта! Не спешите! Великопостная молитва прп. Ефрема Сирина еще впереди. Сейчас, на 1 Седмице Великого поста, читают и слушают покаянный канон прп. Андрея Критского! Много в нем утишительного: ...Воспряни, о душе моя, деяния твоя, яже соделала еси, помышляй, и сия пред лице твое принеси, и капли испусти слез твоих; рцы со дерзновением деяния и помышления Христу и оправдайся. Не бысть в житии греха, ни деяния, ни злобы, еяже аз, Спасе, не согреших, умом, и словом, и произволением, и предложением, и мыслию, и деянием согрешив, яко ин никтоже когда... и так дальше и дальше до слов: Судие мой и Ведче мой, хотяй паки приити со ангелы, судити миру всему, милостивным Твоим оком тогда видев мя, пощади и ущедри мя, Иисусе, паче всякаго естества человеча согрешивша.
Марта: Спасибо, Muzочка, за просвещение. На разных седмицах читаются разные молитвы? Расскажите, я об этом ничего не знаю.
Muza: Там много всего красивого происходит. Я тоже не все хорошо знаю и понимаю. Но молитву Ефрема Сирина, любимую Пушкиным, кажется, все-таки читают едва ли не ежедневно (кроме субботы и воскресенья), как в церкви, так и дома. Наверное, потому Пушкин и знал ее наизусть, что слушал так много раз и сам произносил! Вот, что пишут об этом люди знающие: Молитва Ефрема Сирина читается дважды в конце каждой великопостной службы от понедельника до пятницы (по субботам и воскресениям она не читается, т. к. богослужения этих двух дней, как мы увидим позже, отличаются от общего великопостного строя). При первом чтении этой молитвы после каждого прошения кладется земной поклон. Потом 12 раз про себя читается молитва: "Боже, очисти мя, грешнаго", — с поясными поклонами. Затем вновь читается вся молитва, после которой кладется один земной поклон Так что, дорогая Марта, я ввела Вас в заблуждение. Прошу за то прощение. Но, благодаря Вам, и я узнала об этом кое-что новое!
Таша: О. дорогая наша Мuza! Как вовремя эти Ваши уточнения! Спасибо! Многое приоткрылось перед нами...
Таша: Марта вспомнила на ветке "Любимые авторы" об обычае выпускать птиц на волю "при светлом празднике весны". Мне всегда казалось каким-то недоразумением сообщение Пушкина в письме Гнедичу, об этом обычае, соблюдаемом именно на Пасху, а не на Благовещение (Вероятно, и в Молдавии это происходило на Пасху, раз Пушкин об этом пишет из Кишинева). Но вот интересная статья на эту тему: http://ec-dejavu.ru/b/Birds_free.html Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре 1934-1954. М., "Индрик", 2004, с. 237-242. Автор пишет, что на Руси птичек чаще выпускали именно на Благовещение (по крайней мере, Даль пишет только о таком обычае!), но в Петербургской губернии сохранялся и обычай выпускать птиц на Пасху. Автор пишет: Рассматриваемый обычай известен всем восточнославянским народам, т. е. не только русским, но также украинцам и белорусам, но чаще встречается в городах, а не в деревнях. Наиболее распространенное старое народное объяснение гласит, что выпущенные на волю птицы ходатайствуют перед Богом за того человека, кто их выпустил. Вот (из этой же статьи) подробный рассказ одного современника о таком обычае в Петербурге: А. И. Терещенко в 1848 г. писал о нем следующее: «В Петербурге сохранился умилительный обычай, который, как говорят, существует также во многих местах России. В Страстную неделю и в неделю Светлого Воскресения разносят птичек в клетках, как-то: жаворонков, синиц, подорожников и продают их, с условием на выпуск. Благотворительная и вместе трогательная мысль — и тех, которые ловят для продажи на выпуск, и тех, которые покупают, чтобы освободить из неволи. Должно думать, что обычай освобождения птичек введен нашими тюремными затворницами, когда они, услаждая свое заключение пением звонко-голосистых пленниц в течение зимы, выпускали их на волю в светлый праздник, когда выпускали из тюрьмы виновных и должников. — Я знаю много примеров, что русские девушки собирают складчину на тот самый предмет, чтобы откупить несколько клеток и выпустить птичек на волю. Какая должна быть радость для освободительниц!» [Терещенко 1848, ч. 6, с. 97-98].
Марта: Уважаемая Ташенька, спасибо!
Маша: Таша пишет: Автор пишет, что на Руси птичек чаще выпускали именно на Благовещение Я тоже так думала. Была какая-то детская книжка об этом, но название ее я уже забыла.
Muza: Дорогие и любимые мои далекие друзья! Так трудно оказалось жить без интернета, без связи с вами, а теперь еще и без русского языка на украинском телевидении! Я спасаюсь лишь тем, что читаю то вслух, то про себя стихи самых разных поэтов. Слава Богу, за мою некороткую жизнь их на душе скопилось немало. И каждый раз повторяю себе: Поэзия как ангел-утешитель... Пишу, как и в прошлый раз, с чужого компьютера. Спасибо за это хорошим, добрым людям. А пишу потому, что хочу поздравить всех с сегодняшним дивным праздником, напоминающем о юношеских упованиях и позволяющем оценить, что и как в жизни пройдено. А главное, это еще один повод вспомнить Пушкина и всех его друзей! До встречи. Ваша Мuza
Cаша: Дорогая Мuza, сколько лет, сколько зим !!!! Вы опять с нами! Спасибо!!!
Natalie: О, милая наша Muza! На какую же ветку Вы забрались! Не сразу и отыщещь - спасибо дорогому Саше. Ждем, когда интернет-связь все же придет в отдаленные районы Украйны!!!
Кот: Милая Muza! Так радостно услышать Вас. Пусть и для нас 19 октября будет днем нашей сходки! До новых встреч!
Таша: Жаль, что этот день так быстро завершился, и наша сходка оказалась такой быстротечной
Таша: Жаль, что этот день так быстро завершился, и наша сходка оказалась такой быстротечной
Эхо : вот те и раз: как жи эта биз эха приветствавали нашу разлюбезнаю вважаимую музу? так можна и падружку маю добраю праваронить, то исть марту, да и радасть наша зизи могёт как-нибуть праскачить низаметна ат эха. ни гаварю ужо аб быке, каторый как пажилаит, так умиг прамчитс-си - тока иво и видили! посему поетаму шлю усем друзям, на миг сюды забигающим, мой гарячий привет и пажилание: астафайтис-си с нами падольши!
Марта: Дорогая Muza, где-то я читала, что теперь Гоголя на Украине считают зарубежным писателем. Это так?
Natalie: Дорогая Марта пишет: теперь Гоголя на Украине считают зарубежным Да. "В Украине" места ему нет. Говорят, что он продался кацапам
Марта: Надо же! До сих пор так считают. А ведь он Украину воспел...
Марта: Нашла очень хорошие слова, но перейду на ветку "Современники".
Таша: Милая Марта! Только сейчас обратила внимание на время отправления Ваших сообщений. Шесть утра, вероятно, самое подходящее время для поиска и отыскания "хороших" слов?
Таша: Если вспоминать, чем был занят Пушкин в эти дни, но неплохо бы упомянуть письмо доброго цензора П. А. Корсакова, который 25 октября (уважаемый Кот простит, надеюсь, за смешение стилей в данном случае? ) сообщил Пушкину, что прочитал его рукопись "Капитанской дочки" и даже ничего предусудительного в ней не нашел, но все-таки интересовался, не существовала ли в действительности девица Миронова, и не посещала ли она покойную императрицу? Наверное, если б посещала, цензура была бы более строгой, что ли?
Зизи: Когда твой голос, о Поэт, Смерть в высших звуках остановит, Когда тебя во цвете лет Нетерпеливый рок уловит, - Кого закат могучих дней Во глубине сердечной тронет? Кто в отзыв гибели твоей Стесненной грудию восстонет, И тихий гроб твой посетит, И над умолкшей Аонидой, Рыдая, пепел твой почтит Нелицемерной панихидой? Никто! - но сложится певцу Канон намеднишним Зоилом, Уже кадящим мертвецу, Чтобы живых задеть кадилом. Е.А. Боратынский. 1843. Мне почему-то кажется, что это стихотворение подходит именно для этой ветки.
Марта: Ничего не могу здесь привести... А за Боратынского спасибо, дорогая Зизи! Большой поэт!
Таша: Да. Именно такие стихи для этой ветки, дорогая Зизи! Но после сегодняшних "придирок" к любимому нашему Боратынскому (на другой ветке) не могу удержаться, чтобы не заметить, что меня здесь царапнуло: Канон намеднишним Зоилом,
Зизи: Это, конечно, не лучшее стихотворение Боратынского. Но, уверяю Вас, это написал именно он, а не я, как может предположить наш задиристый Петушок!
Таша: Неужели он может такое предположить? Так ли, дорогой Петушок?
Зизи: Он все-время предполагает, что мы ошибаемся! Предполагает, надо сказать, иногда правильно. Но, когда цитирушь по памяти, такое случается! Не так ли, дорогой Петушок? Или Вы никогда не делаете ошибок? А поэзия, "как Ангел-утешитель" является и к простым смертным: хочется почитать и процитировать стихи.
барышня-крестьянка: Да, я тоже очень люблю стихи, но когда цитирую их, бывает путаю. Мне кажется, что это нормально. Мы же не на сцене выступаем!
Таша: Нет. На сцене не так интересно, как у нас! Там все роли расписаны, а мы себе и актеры, и режиссеры. Причем - народные!
Марта: А вы слышали рекламу "Мороз и солнце! День что надо!" И дальше что-то там вроде "катайся до упада". Зачем? Слов, что ли, не хватает?
барышня-крестьянка: Мне очень нравится, как читает стихи Пушкина Михаил Козаков. Когда я его слушаю, то поэзия уже ко мне приходит, как ангел-утешитель. Понравилось, как прозу Пушкина читает А. Демидова, а вот стихи в ее исполнении не понравились. Но это наверное разговор для какой-нибудь другой ветки.
Марта: Где-то я только что прочла, что если вам плохо, депрессия, грусть и всё такое, прочтите вслух десять стихотворений Пушкина. И сразу - хорошо!
Cаша: А можно и гадать на Пушкине! Вспомним "Наследницу по прямой" Соловьева и гадание на строфах "Евгения Онегина". Что было, что будет ,чем все успокоится?
Марта: У нас это уже практикуется на святках.
бык: Мне нравится как Пушкина читали О.Даль и И. Смоктуновский. Даль хорош еще был и в образе Лермонтова!
Марта: Даль хорош всегда!
Таша: бык пишет: Даль хорош еще был и в образе Лермонтова! Не могу забыть, как он читал лермонтовскую "Думу" ("Печально я гляжу на наше поколенье...") - мороз по коже, настолько современно.
Зизи: Благодаря Саше, я записала фильм "И.Смоктуновский читает стихи Пушкина" и теперь наслаждаюсь его чтением!
Марта: Дорогая Зизи, когда-нибудь мы встретимся, и Вы меня, если только можно, тоже научите записывать фильмы. Очень бы хотела послушать , как Смоктуновский читает стихи Пушкина.
Зизи: Марта пишет: тоже научите записывать фильмы Если честно, я сама поразилась, что у меня что-то записалось. Но диск с записью фильма я Вам обязательно подарю! Учителем же будет Саша!
Марта: Отлично! И будет у меня мой друг - хранитель-ангел мой - поэзия.
Зизи: Таша пишет: а не пора ли поговорить о творчестве Пушкина? Предполагалось, что здесь только о поэзии Пушкина будет идти разговор, но мы как-то заговорили о поэзии вообще! И вот стихи Хосе Марти, кубинского поэта. Как утешение Я хочу умереть так же просто, Как трава умирает в полях, Вместо свеч надо мной будут звезды, Усыпальницей станет земля. Пусть предателей прячут от света Под холодный, под каменный свод. Был я честным, в награду за это Я умру лицом на восход.
Марта: Дорогая Зизи, спасибо! Кто перевел это стихотворение? Это так перекликается со Смеляковым! Приведу здесь не все, отрывок: Если я заболею, к врачам обращаться не стану. обращаюсь к друзьям (не сочтите, что это в бреду): постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом, в игзоловье поставьте ночную звезду. Я ходил напролом. Я не слыл недотрогой. Если ранят меня в справедливых боях, забинтуйте мне голову горной дорогой и укройте меня одеялом в осенних цветах. .......
Зизи: Марта пишет: Кто перевел это стихотворение? Я этого не знаю, к сожалению!
бык: Б.Окуджава - всегда утешитель Взяться за руки не я ли призывал вас, господа? Отчего же вы не вслушались в слова мои, когда кто-то властный наши души друг от друга уводил?.. Чем же я вам не потрафил? Чем я вам не угодил? Ваши взоры, словно пушки, на меня наведены, словно я вам что-то должен... Мы друг другу не должны. Что мы есть? Всего лишь крохи в мутном море бытия Все, что рядом, тем дороже, чем короче жизнь моя. Не сужу о вас с пристрастьем, не рыдаю, не ору, со спокойным вдохновеньем в руки тросточку беру и на гордых тонких ножках семеню в святую даль. Видно, все должно распасться. Распадайся же... А жаль.
Марта: Уважаемый Бык, Вам опять от меня розы
Зизи: Какое замечательное стихотворение! Я его раньше не слышала!
бык: Как порвется последняя нить, Как погаснет свеча на ветру, Так и я перестану любить, Потому что однажды умру. Ветер взвоет, снежинки крутя, Заметая как дворник, листву Я любить перестану тебя, Потому и обратно зову. И какие складутся стихи, Пролетавшие вдоль мостовых, В тень моей неподвижной руки (Неподвижной навеки, увы)? И за то, что могли сохранить, В чьих глазах всколыхнется вдруг грусть? Я тебя перестану любить, Потому так прощаться боюсь. Будет ветер деревья качать, Будет церковь сквозь сумрак белеть, Будут свечи гореть и кричать, Что ОДНОЙ о любви уж не петь. Не старайся нельзя оживить, Что ушло и закопано в грунт. Жизнь так долго учила любить, Смерть отучит за пару секунд. Снег, как саван, разлив молоком (Или ядом, чтоб душу травить), будут ангелы плакать о том, что ОДНА перестала любить. Как же это мне пересчитать Вереницу неласковых дней? Знаешь, я не боюсь умирать: Потерять тебя - это страшней! Только колокол станет звонить И на сердце окажется твердь. Я тебя перестану любить! Потому не хочу умереть. Автор - не профессиональный поэт
Кот: Очень хорошие стихи! Правда, две-три строфы можно было бы сократить, и стихи от этого ничего бы не потеряли. Но мне очень понравилось.
Cаша: Особенно трогает: Что мы есть? Всего лишь крохи в мутном море бытия...
Марта: Все розы - уважаемому Быку!
Зизи: Cаша пишет: Что мы есть? Всего лишь крохи в мутном море бытия... Это трогает у Окуджавы. Как всегда. Но и стихи неизвестного автора очень трогательны.
Таша: Спасибо за стихи. Неизвестный автор так хорош, что хотелось бы узнать его имя... А забытыек многими стихи Окуджавы 1988 года. Смотрите: http://style.axworld.ru/V_42.html
Cаша: Проникновено, спасибо милая Таша! И все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем поужинать в Яр заскочить хоть на четверть часа.
Марта: На эту ветку "просятся" стихи Жана Кокто из сборника "Французская поэзия ХХ века": ПОЭТУ ИСПОЛНИЛОСЬ ТРИДЦАТЬ (перевод Н. Рыковой) Жизнь проходит и вот уж ее середина. Я верхом примостился на крыше своей, И одна с двух сторон развернулась картина - Только лето с зимою соседствуют в ней. Тут - на рыжей земле, как рога у косули - Виноградные лозы, и пляска идет На ветру, где веревку с бельем протянули. Там - зима, и меня ожидает почет. Ты считаешь, Венера, - я все же достоин Благосклонности. Если б тебя я не пел, Если б дом из стихов моих не был построен, Я бы с крыши сорвался и вниз полетел.
Арина: Прямо к дню рождения нашей Зизи!!!!!!!!!!!
Таша: Да. Какое приятное совпадение.
Зизи: Юлия Друнина БИНТЫ Глаза бойца слезами налиты, Лежит он, напружиненный и белый, А я должна приросшие бинты С него сорвать одним движеньем смелым. Одним движеньем - так учили нас. Одним движеньем - только в этом жалость... Но встретившись со взглядом страшных глаз, Я на движенье это не решалась. На бинт я щедро перекись лила, Стараясь отмочить его без боли. А фельдшерица становилась зла И повторяла: "Горе мне с тобою! Так с каждым церемониться - беда. Да и ему лишь прибавляешь муки". Но раненые метили всегда Попасть в мои медлительные руки. Не надо рвать приросшие бинты, Когда их можно снять почти без боли. Я это поняла, поймешь и ты... Как жалко, что науке доброты Нельзя по книжкам научиться в школе!
Анет: На лицейском празднике прозвучало стихотворение о лицейской жизни Пушкина. Мы нашли его в архиве английского города Лидс, и один из мальчиков выучил это незатейливое стихотворение А.П.Айвазовского. Оно показалось ребятам интересным Лицей и Пушкин, Пушкин и Лицей - Вот два в одном сроднившиеся слова А впрочем… мысль эта уж не нова, Не будем даже говорить о ней. Не лучше ли проникнуть в сад Лицея И подсмотреть, от скромности краснея, Как юноша – поэт, в часы отдохновенья, Обдумывает там великие творенья? И как в расстегнутом мундире, на скамейке, Он повторяет Музы, ветреной злодейки И мысли и стихи, и планы сочинений,.. Вдруг ярким разгорается огнем, Со всею страстностью недюжинной натуры На чудных лекциях родной литературы И уж в беседах, спорах о Парнасской службе С Кошанским в ссорах, а с Галичем в дружбе В « Неопытном пере» Лицейского журнала, Среди стихов товарищей, друзей. Уж лира Пушкина себе завоевала. Вниманье и любовь учителей. Он юноша еще … но он уже известный, Огнем горят черты его лица… И часто стих его таинственно – прелестный Волнует, жжет и радует сердца. Он чуткой всеобъемлющей душой. Переживает все, что вкруг него творится, Гремит ли славный Бородинский бой, Родная ли Москва пылает и дымится. Карамзина ль талантливой рукой Разрытая скрижаль России загорится, Или волшебной, юною мечтой Любовь минутная так красочно приснится – На все, на все пленительный ответ В стихах находит юноша - поэт И в будущем творец бессмертного романа, Он начал уж писать Людмилу и Руслана. Но в то же время он и сорванец … В проказах, шалостях и играх первенствует Находит их .. как истинный мудрец, Он не печалится и в ус себе не дует! С садовником Царя он враг непримиримый, Но их вражду легко можно понять – Он любит в царский сад, заботливо хранимый, За фруктами набеги учинять. А в коридорах царского дворца Дела амурные его так увлекают, Что жалобы на пылкого юнца В Лицей к директору нередко поступают. Но жажда нового – вот Пушкина натура И он, охотно следуя за ней, Меняет шалости с капризами амура На вечера гусарских кутежей. В то время в армии, в Париже побывавшей, Идея о свободе привилась, И в душу юноши о ней всегда мечтавшем, Она надеждой светлою влилась, «Увижу ль я, друзья, народ неугнетенный»? Воскликнет он впоследствии в стихах, И это будет крик в душе его рожденный На тех же все гусарских кутежах. Где он с Кавериным, отчаянным кутилой, Знакомство дружбой заключил. Но в то же время будущий поэт И Чаадаева проник мировоззренье И ,восхитясь, душой ему в ответ До гроба сохранил своё благоговенье. Так за вином, в среде, свободно рассуждавшей, Воспринял Пушкин множество идей; В среде, со временем престолу угрожавшей Переживаньями тревожных дней. Но слова дар его нигде не оставляет И блещет так сатирой и умом, Что острота его однажды вызывает Большой конфликт с любимым им полком. То беспокойный дух, не знающий границы Влечет его к созданью эпиграмм, Слетают с уст его слов подлых вереницы И досаждают близким и врагам, И в непрестанной жажде новых впечатлений Он не живет, а искрится, горит. Его натура ищет сильных ощущений, В нем голос крови властно говорит Виновен ли потомок буйный Ганнибала, Что Бог его не создал как иных? Вот это то, чего толпа не понимала: Так шли года … к концу ученье приближалось, И наступил экзамен выпускной. К нему у Пушкина стихами нарождалось Прощание с лицейскою средой. Восьмого января семнадцатого года В лицейский зал багряно-золотой Блестящая толпа сановного народа Собралась на экзамен выпускной. Среди родных, друзей, министра просвещенья, Директора, гусар, профессоров Сидел и он – поэт – лицея восхищенье, Один из Музы доблестных сынов. Но заседаньем долгим очень утомленный Старик не выдержал и задремал… Как вдруг услышал он,.. проснулся удивленный, А зал уже восторженно внимал Новорожденному певцу воспоминаний, Что в первый раз публично выступал, Но лирою уверенно бряцал. Средь одобряющих похвал и восклицаний Его в тот миг Державин оценил, Кого вместо себя России оставляет… Поэт слезу в экстазе уронил И старческой рукой певца благословил. Вот так закончилось для Пушкина ученье, И целый мир открылся перед ним, Чтобы уйти в него на пытки, на мученья, Чтоб жить и в нем непонятым …
Кот: Стихотворение, действительно, незатейливое, но явно - искреннее. А когда оно было написано, как очутилось в Лидсе и кто такой А.П.Айвазовский?
Анет: Кот пишет: Стихотворение... незатейливое... А когда оно было написано, как очутилось в Лидсе и кто такой А.П.Айвазовский? А.П.Айвазовский учился в Лицее, но не закончил его. Он был дружен слицеистом Евгением Саблиным, который закончил Лицей в 1898 году. Саблин - автор нового гимна Лицея, исполнявшегося в дни празднования 19-го октября в конце 90-ых, начале 900-ых годов. Чиновник Министерства иностранных дел. 1-ый секретарь Миссии в Тегеране. Служил в первом департаменте МИД. С 1915 года первый секретарь посольства в Лондоне. После Октябрьской революции остался в Англии. В 1924 г. стал представителем русских эмигрантов в фонде Нансена, возглавил эмигрантскую колонию в Лондоне. В 1924 г. на свои деньги приобрел дом в Кенсингтоне, который стал центром эмигрантской колонии – «Русским домом». В «Русском Доме» разместились: Русский Красный Крест. Комитет помощи русским беженцам. Музей русской культуры и истории, картинная галерея, Регулярно в «Русском Доме» проводились встречи с русскими писателями из разных стран, устраивались Пушкинские праздники.Он был одним из немногих эмигрантов, которые не приняли нового гражданства. Однако, когда Сов.посольство предложило приобрести его музей и архивы, он наотрез отказался, лишь некоторые предметы искусства своей коллекции завещал России. Вот его фонд и хранится в архиве университета города Лидс. Айвазовский был очень дружен с Саблиным. У Айвазовского есть, кстати, исторически-критически-юмористическое стихотворение "Письмо с Олимпа"
Марта: Милая Аннет, пожалуйста, "Письмо с Олимпа" тоже, хорошо?
Анет: Марта пишет: пожалуйста, "Письмо с Олимпа" тоже Для Вас, дорогая Марта. "ПИСЬМО С ОЛИМПА " (на злобы дня английской жизни да и вообще) Чтобы порыв мой не угас Среди житейской нашей прозы, Я на мотив махнул сейчас Сорвать рифмованные грёзы. И вот отсюда Вам пишу: Здесь хорошо, тепло, не дует, И я вернуться не спешу Туда, где всё любовь колдует, А горе вечно слёзы льёт, И где надежда так надует, Что чёрт и сам не разберёт. Довольно мне земных волнений! Я уж давно устав от них, Всё жаждал новых впечатлений, Чтоб вдохновить мой скучный стих. И вот могу теперь признаться, Что, очутившись средь богов, Я лишь успел за рифмы взяться, Как оне рвутся из оков. Ещё бы, как не вдохновиться Средь Олимпийской красоты? Мне не могло даже присниться Взлететь до этой высоты! И что я, смертный, оказался Среди бессмертия сынов – Вот факт, который не случался Даже в виденьях странных снов. Сказать по правде, я струхнул, Поняв неловкость положенья, И за ближайший куст шмыгнул, Чтобы не вызвать возмущенья Средь многочисленных богов Своим нахальным появленьем. А ну как крикнут: «Батогов!» Да ознакомят примененьем. Э, нет, шалите… Я не глуп! И сразу зорко осмотревшись, Увидел я вдруг старый дуб – Тот самый, что свинья, наевшись Его прекрасных желудей, Не знаю, сдуру иль от скуки, Но стала есть ростки корней Назло естественной науке. И вот момент найдя удобный, Я, бросив куст, на дуб махнул. Прыжок мой, просто бесподобный, Опять спокойствие вернул, Так как ветвями защищённый Я стал невидим для богов. И тут-то, Музой вдохновлённый, Раскрыл тетрадь моих стихов, Чтоб описать вам ту картину, Что мне видна между ветвей: Прекрасную Венеры спину И золотистый блеск кудрей Её волос таких прелестных… А дальше- вижу – я… за ней Богов нам с детства уж известных Работой вдумчивой своей Вот там, вернувшись с рыбной ловли, Уселся с удочкой в тени. Подлец Меркурий, Бог торговли, Что затуманил наши дни, Издав дурацкие законы Про всяки карточки, купоны Etc,etc… В саду, на кресле золочёном, С трезубцем, но и без сапог, В костюме, очень облегчённом, Сидит маститый, старый Бог. Корона череп его скрыла, Ну и, конечно, как всегда, Почти всю грудь ему закрыла Его седая борода. Он бог царей, он царь погоды. Морская слава – он Нептун, Но несмотря на свои годы, Старик отчаянный болтун. Так увлекаясь разговором, Не видит грешной он земли, Не замечает тусклым взором, Как в море гибнут корабли. А там, у мраморной скамейки, Как раз направо, у реки,, Пристроив доску на две рейки И закрепив её в тиски, Крылатый, маленький божок Сидит и точит кучу стрел. Ему б ещё сосать рожок, А он уж богом стать успел. Как самый шустрый из парнишек, Он быстро крылья отрастил И без рубашки, без штанишек Трудиться стал по мере сил. Любви эссенцию достав, Развёл её он чем-то редким. И стрелы этим пропитав, Прослыл стрелком довольно метким. Кто на земле с тех пор не знает Любви тяжёлой кабалы? Какая дева не вздыхает, Заслышав свист его стрелы? Но он, слыхал я, что-то мрачен, Ворчит и хмурится подчас: Божок немного озадачен тем, Что увидел он у нас – Как люди все бронёй покрылись Под политические сны, И так они все утомились От трудной жизни и войны, Что стрелы начали тупиться С невероятной быстротой… Вот и приходится трудиться Почти над каждою стрелой. Уж он с Меркурием ругался И даже Марса не щадил, Но бог торговли рассмеялся, А Марс так плёткой наградил. И бедный маленький Амур Сидит на корточках и точит, Ругая наш земной сумбур, Где уж любить никто не хочет. А вот, как дева из романа, Мечтой куда-то унесясь, Сидит прелестная Диана На лань рукой облокотясь. В её причёске, пышно взбитой, Звезда полночная горит, Но к сей богине знаменитой Во мне презренье говорит. Она влюблённым людям врёт, Что лишь для них ночь посылает, И темнотой нас предаёт, Так как ворам красть помогает. И я узнал уж, почему Она богаче всех богов И отчего у ней на лбу Звезда из чудных жемчугов. А вот спустился в сад с террасы Упругий, сильный, точно барс, Сверкая золотом кирасы, Сам бог войны – кровавый Марс. Он долго с Гитлером был дружен, И он его вдруг убедил, Что гром войны для немцев нужен, Как ослабленье вражьих сил, И что Адольфа мощный гений Наполеона превзойдёт, Когда он… после двух сражений Живым в историю войдёт Хоть немец создал обезьяну, Но часто глуп бывает он, И Гитлер поддался обману, Явившись к Марсу на поклон. А тот лишь этого и ждал, И он тотчас, в одно мгновенье, Войну всемирную создал. Ну и пошло столпотворенье! И вот теперь он, утомлённый Годами долгими войны, Судьбой Адольфа угнетённый, Всё видит тягостные сны. Сев на лужайке он, согнувшись, Устало ноги протянул, Потом Венере усмехнувшись, Вдруг добросовестно… зевнул. И все богини возмутились Неуважением таким И как на митинге столпились, Чтоб учинить свой суд над ним. Но тут Нептун, подняв трезубец, Вдруг громогласно возопил: «Пусть Марс нахал, пусть он безумец. Пусть он Венеру оскорбил; Мы всё ж должны блюсти регламент, И, с ним считаясь, управлять. Здесь же Олимп, а не парламент, Чтоб бабам власть предоставлять!» Тогда богини, точно куры, Вдруг раскудахтались вовсю. Нептун им крикнул: «Цыц вы, дуры, Иль власть узнаете мою!» Да было поздно… Возмущенье Так охватило всех богинь, Что я опять пришёл в смущенье. «Пойди ты к чёрту, старый, сгинь!»- Из большевистской уж программы В лицо кричали старику Его божественные дамы,- Не то подвесим на суку!» «Эге,- подумал я невольно, Здесь большевизма надо ждать… Но уж с меня сего довольно. Не лучше ль вовремя удрать? У коммунистов длинны руки, И завтра, верьте мне иль нет, Богам уж будет не до скуки: Здесь будет Сталина портрет.» Тут как поднялся шум и гам Словечки сыпались, как груши, Так что конфузливым богам Пришлось заткнуть соломой уши. Нептун, корону потеряв, На колесницу вдруг вскочил, И, быстро вожжи разобрав, С Олимпа в море проскочил. А я, конечно, с дуба вниз, И ну бежать, да без оглядки. Столбы от пыли поднялись, Как засверкали мои пятки. Письмо закончить мне не дали В той олимпийской кутерьме, Где мои пятки замигали, Как будто звёздочки во тьме. Его заканчиваю дома, Чтоб досказать вам, что хотел… Итак, бежал я от погрома, Бежал так быстро, что вспотел. Как вдруг на стыке двух аллей Меня телега задержала, И бочка старая на ней Вином налитая лежала. В угаре пьяного веселья Вокруг неё толпа резвилась, И «Эвоэ!» во славу хмеля Над нею в воздухе носилось. Ну а на боке восседал Известный бог с венком из роз. Когда его я увидал, То я так к месту и прирос. Я, помню, был ещё ребёнок, Когда уж много знал о нём, Ведь он меня ещё с пелёнок Уже опаивал вином. Ну а потом мы в жизни вместе Дорогой часто шли одной, И я могу сказать без лести, Что он был очень мил со мной. Всё это было на земле, Где я законно проживал, Когда в туманно-пьяной мгле Я розы Бахуса срывал. А встреча здесь – совсем иное: Меня он выдать мог богам, И те, учтя во мне земное, Приговорили б к батогам. И я невольно стал искать, Куда б удобней испариться – Опять на дерево скакать Или за куст малины скрыться? Но в это время Бог вина, Меня заметив, улыбнулся. «HALLO! Здорово, старина, Как это здесь ты подвернулся?» «Великий Бог, - я запинаясь, Дрожа от страха, отвечал,- Давно уж по миру скитаясь, Я только засуху встречал. И сильной жаждою томим, Припоминал те времена, Когда усердием твоим Мог покупать себе вина, Чтоб этой влагой, чудной, дивной, Печаль изгнанья услаждать, И нашей дружбе неразрывной Хвалу повсюду воздавать. Теперь не то… цена нектару Так поднялась, что трудно жить. За год всего бутылок пару И то… удастся ли купить. А африканское зельё, Полы которым раньше мыли, Уже как тонкое бельё – Там цены на него взвинтили. Беда! Не жизинь, а Голгофа. И все поклонники вина Тебе шлют клич, что катастрофа Уж в близком будущем видна. Ведь не презренною водой Мы можем жажду утолить? И я пришёл, чтоб пред тобой Тоску всех жаждущих излить» Тут Бахус вдруг побагровел И таким гневом разразился, Что я очнуться не успел, Как с бочки он уже скатился И, с головы сорвав венец, Вдруг растоптал его ногами. «Ах он мерзавец, он подлец! Вот уж кого бить батогами». «Эге, - подумал я, - На этот раз уж не спасёшься» Но бог взглянул тут на меня: «А ты чего, дурак, трясёшься? Не о тебе здесь речь идёт. Меня Маркушка раздражает: Он стопроцентный идиот. Давным-давно уж мне мешает Нектар мой так удешевить, Чтоб и бедняк им мог напиться. Так вот назло он раздавить Торговлю мелкую стремится. Куда ему уж управлять, Коль торговать сам не умеет, А цены только повышать Любой дурак всегда сумеет. Но с ним расправлюсь я потом, И будь уверен – отомщу! Ну а сейчас тебя вином За твоё рвенье угощу. «Эй там, тащите шланг живей, Приставьте к бочке, к его рту, Чтоб превратился он скорей, Как вы, в настойку на спирту!» Я пил и пил… Да так напился, Что и заснул там на лугу, И как уж дома очутился, Ей Богу, вспомнить не могу! А.Айвазовский
барышня-крестьянка: А этот Айвазовский имеет какое-нибудь отношение к художнику?
Анет: барышня-крестьянка пишет: А этот Айвазовский имеет какое-нибудь отношение к художнику? Мне тоже было это интересно, но пока подтверждений того, что родственники, не нашла. Насколько знаю, у художника были только дочери.
Марта: Аннет, спасибо! К сожалению, не могу его скопировать, что-то опять с компьютером.
Зизи: Интересно, что художник ведь на самом деле Ованес Айвазян. Хотя родители его - Гайвазовские. А он с братьями - уже Айвазовский. Когда же произошло изменение фамилии? Понимаю, что вопрос не для этой ветки.
полная версия страницы