Форум » Пушкиноведение о дуэли и смерти Пушкина » пушкинисты » Ответить
пушкинисты
Cаша: “Бойтесь пушкинистов”, - декларировал Маяковский. А между тем, собственно пушкинистам мы обязаны открытиям в науке о Пушкине и в сфере популяризации поэта. Именно с их начинаний, с их прозорливости и чуткости костяк наших знаний об Александре Сергеевиче обильно обрастает плотью уже более 170 лет... И раз уж зашла речь о подвижничестве "первого пушкиниста" Бартенева, по совету уважаемой Таши, пришло время уделить внимание ученым мужам пушкиноведения.
Эхо : Cаша пишет: пришло время уделить внимание ученым мужам пушкиноведения. ну так и расскажите нам об этих великих, что там и как они замышляли и что из того в конечном итоге получилось. а то все знают: собрал, мол, матерьялы Бартенев, описал все первый биограф Анненков. а кто из них правде в глаза смотрел, а кто боле о славе своей заботился - вот вопросик!
Cаша: Эхо пишет: ну так и расскажите нам об этих великих, что там и как они замышляли и что из того в конечном итоге получилось. а то все знают: собрал, мол, матерьялы Бартенев, описал все первый биограф Анненков. а кто из них правде в глаза смотрел, а кто боле о славе своей заботился - вот вопросик! Замысел был У Анненкова, был он и у Бартененва. И оба замысла масштабные. Анненков, вращающийся в литературном бомонде, прежде всего, видит цель в издании того богатства, которое оказывается в его руках. Спасибо за то его брату, Ивану Васильевичу и Ланским. Но так относиться к рукописям Пушкина как он, совершенно не понимая их ценности для последующего поколения! Бартенев, наоборот, берет блокнот и добывает богатство сам. Надо успеть пока живы те,кто знает о Пушкине, кто может сказать об ушедшей эпохе. Лучше или хуже, но оба они сделали свое дело.
Эхо : дарагие пушкинисты! а вот и та самая птичка, благодаря каторой все мы имеем не што нибудь, а историю великого Петра, пусть и незаконченную, но пушкинскую! УРРРРРРРРРРА птичке, а также и пушкинистам!
Марта: Но была не только птичка. Вспоминаю, что ещё в рукописи Пушкина прислуга заворачивала не то пирожки, не то ещё что-то съестное, объясняя, что этого добра много (на чердаке, в ящиках?). Не могу дать ссылку, где это прочла.
Muza: Марта пишет: в рукописи Пушкина прислуга заворачивала не то пирожки, не то ещё что-то съестное Если мне не изменяет память, это было не совсем съестное: прислуга стелила рукописи Пушкина на дно клетки с канарейкой, а после, когда та их пачкала своей едой и прочими вещами, выбрасывала и стелила новые... Так продолжалось до тех пор, пока на эти "бумажки" не обратил внимание кто-то из членов семьи сына поэта. Тогда прислуга сообщила, что на чердаке этих "бумажек" целый сундук. Пришли на чердак, а там уже другие птички (голуби) прилично потоптались на ворохе пушкинских бумаг. Кажется, все так и было. Если, что не так вспомнила, думаю, что Саша меня поправит. Правда, Саша?
Cаша: Я как раз об этом писал в субботу в веточке про "последние творческие замыслы" в связи с "Историей Петра". Поэтому канарейке, проживавшей в Лопасне , и нарисованной уважаемой Эхо, мы действительно должны быть благодарны, но предже всего Наталье Ивановне Гончаровой.
Кот: Ставшую ныне хрестоматийной историю о забытом всеми при переездах ящике с материалами по истории Петра I рассказал внук Пушкина Григорий Александрович Пушкин в письме от 23 октября 1932 г. Павлу Сергеевичу Попову, готовившему рукопись "Истории Петра" для большого академического собрания сочинений (т.X). Долгие годы ящик оставался безнадзорным в кладовке лопасненской усадьбы, и лишь в 1917 году «при обмене помещениями и связанном с ним разборе вещей Наталья Ивановна Гончарова (племянница Натальи Николаевны Пушкиной) обратила внимание на исписанные листы, которыми была устлана клетка с канарейкой, висевшая в усадьбе. Г. А. Пушкин, убедившись что бумага исписана рукой деда, стал искать, откуда растаскивались эти листы; тогда только и был обнаружен в кладовой затерявшийся и уже раскрытый ящик с бумагами, объеденными мышами, – очевидно было, что часть их уже уничтожена. Основным ядром этих бумаг оказались выписки А. С. Пушкина для истории Петра I» (Из архива Пушкина. Публ. и коммент. П.Попова // Пушкин: Летописи Государственного Литературного музея. Кн. 1. – М.: Журнально-газетное объединение, 1936. С. 84).
Марта: Из книги "Читая тетради Пушкина": "Николай же Александрович Пушкин опубликовал в 1926 году в Брюсселе в первом номере журнала "Благонамеренный" статью "Об одной неизвестной находке пушкинских рукописей". Он пишет, что, "собираясь из одного из наших имений в Москву, я приказал отправить в город кое-какие деревенские припасы. Моё внимание случайно привлёк свёрток, завёрнутый в бумагу, желтоватый цвет и поблекшие ... чернила которой указывали на её старину". Он развернул бумагу, и перед ним оказалось письмо, адресованное Александру Сергеевичу Пушкину. "... я послал за ключницей и спросил ..., где она взяла бумагу для упаковки провизии. "Да мы, барин, завсегда берём из ящика, что на чердаке". Там же были обнаружены три рукописных тома: "Материалы к Истории Петра Великого".
Эхо : вот так Марта-находчица! молодец! теперь давайте решать, на что же на самом деле использовали рукописи великого поэта? ай?
Кот: Между прочим, существует и третий вариант рассказа о находке, принадлежащий Щеголеву, который рукописи "Истории Петра" и передавал в Пушкинский дом. Я постараюсь найти - по-моему, его пересказывал Цявловский. Это - замечательная иллюстрация того положения, что к мемуарам как свидетельствам надо относиться предельно осторожно, если даже два брата, явно оба присутствовавшие при находке рукописи, столь различно об этом рассказывают. Можно предположить, что сначала заметили, например, бумагу, в которую что-то было завернуто, а потом стали искать еще и нашли листки в клетке, а возможно - было наоборот. Чисто психологически больше доверия у меня вызывает рассказ Григория Александровича, который не приписывает эту находку себе, а указывает на Наталью Ивановну Гончарову, в отличие от Николая Александровича, который к тому же так ярко это живописует. И где находился ящик - в кладовке или на чердаке? Или чердак использовался как кладовка? Конечно, для пушкиноведнения это уже не так существенно. Важно, что рукопись нашлась. Хотя интересно - а не ушли ли при этом какие-нибудь листочки еще куда-то? Ведь Щеголев их приобрел не сразу же после находки. Вообще, отношения между потомками - вещь сложная. Вспомним, что уважаемый Саша уже рассказывал нам по поводу отношения дочери Пушкина Натальи и ее братьев к публикации писем Пушкина к Наталье Николаевне. а когда внучка Пушкина - Елена Александровна Пушкина-Розенмайер заговорила об имеющихся у нее якобы каких-то рукописях и, в частности, неизвестном дневнике Пушкина, то на нее рассердились оба ее брата - и московский Григорий Александрович, и брюссельский Николай Александрович. Одним словом с мемуарными свидетельствами надо быть очень и очень осторожным и внимательным.
Cаша: А вот случай передачи портфеля с пушкинскими документами, который был обнаружен где-то "за шкафом". Он был принесен в Государственную библиотеку имени Ленина. Документы были завернуты в старую растрепанную газету. Когда ее увидев пушкинист Мстислав Александрович Цявловский, то в сердцах воскликнул: "Ведь так он мог и все растерять по дороге!" А он -это внук поэта Григорий Александрович Пушкин. Как и его отец, он пошел по военной линии и в свое время дослужился до подполковника. В советское время внук работал в отделе рукописей Библиотеки имени Ленина, но в самих рукописях разбирался, видимо, плохо. "Здесь автографов деда нет, - сказал он. - Здесь всякие хозяйственные бумаги". Но, на самом деле, там находились семь бумаг поэта. В том числе знаменитый "Билет", данный Алексею Хохлову и Архипу Курочкину, написанный Пушкиным от лица П.А.Осиповой. Тот самый, по которому поэт хотел бежать из ссылки в ноябре 1825 года. Григорий Алексндрович, надо отдать ему должное, передал в библиотеку и дневник деда 1833-1835 годов, который хранился в семье еще со времени его отца-сына поэта.
Кот: Уважаемый Саша, позволю себе небольшое уточнение. Портфель действительно при переездах семьи Г.А.Пушкина несколько раз терялся среди других вещей, и в последний раз был обнаружен где-то за шкафом. Но Г.А.Пушкин передал не сам портфель, а только бумаги из него, и не приносил он их в Государственную библиотеку имени Ленина, а хотел продать в создававшийся тогда Государственный литературный музей. Оказавшись в тяжелом материальном положении и решив продать остававшуюся у него часть хозяйственного архива Пушкиных, Г.А.Пушкин обращается с этим к Павлу Сергеевичу Попову, который занимался "Историей Петра", и тот сразу же соглашается быть посредником между ним и Государственным Литературным музеем. 1 февраля 1933 г. Григорий Александрович привозит документы в Москву из Лопасни и передает Попову, а на следующий день Павел Сергеевич разбирает их вместе с М. А. Цявловским, под диктовку которого Т. Г. Цявловская тогда же записывает в их дневнике: «1-го февраля Гр. Ал. приехал и привез еле завернутые в дырявую бумагу, кучей сложенные бумаги. Там оказалось несколько автографов Пушкина (записи денежные: за Бат.<юшку ?> заплачено столько-то за брата - - - - долгов брата - - - - и т. д.), прикидка собр. соч. с расчетом по листам и просто денежные подсчеты на оборотах писем управляющего, пачка писем Калашникова (управл. Болдиным), 1 п.<исьмо> его дочери Ольги – «крепостной любви Пушкина», письма Пеньковского, очень много документов по истории рода Пушкиных, Приклонских, Ганнибалов, отпускное (т. е. по ее делам) свидетельство Пр. Ал. Осиповой двум крестьянам в Петербург 29 ноября 1825 г. (рукой Пушкина, стилиз.<ованной> под писаря XVIII в.). Почему оно осталось у Пушкина? Я думаю, что неспроста. Тут какое-то несостоявшееся поручение к Пущину или что-ниб. подобное. Еще в архиве подворные переписи пушк. крестьян в Болдине, жалобы крестьян на управл<яющего>. И еще: два документа исключительного интереса. Приказы Пугачева, как Петра III. Словом, потрясающе!» (Цявловский М. А., Цявловская Т. Г. Вокруг Пушкина. – М.: «Новое литературное обозрение», 2000. С. 113). Документы были тогда же приобретены Государственным литературным музеем. Интересно, откуда известно, что воскликнул Цявловский, увидев бумаги, завернутые в газету? И из какого источника - фраза Г.А.Пушкина: "Здесь автографов деда нет"?
Cаша: Уважаемый Кот, спасибо за уточнение. Очень хорошо, что сейчас опубликованы дневники Цявловских. Они проясняют очень многое . Это рассказы,сжатые,понятные подчас только самим авторам, но от этого не менее ценные, о неустанных поисках и находках, об истории обнаружения многих автографов поэта, о судьбах многих пушкинистов. Помню, я прочитал эту книгу за один августовский день и ночь. Всем интересующимся Пушкиным, я бы советовал эту книгу: Цявловский М. А., Цявловская Т. Г. Вокруг Пушкина. М.,"Новое литературное обозрение, 2000. А подробности передачи портфеля Г.А.Пушкиным я узнал из книги Юрия Домбровского "И я бы мог...", которая входит в шеститомное собрание писателя, М.,"Терра", 1992. Т 1.
Марта: Завтра возьму эти книги в библиотеке.
Кот: Пушкинский Дом при посредничестве Павла Елисеевича Щеголева купил у Григория Александровича Пушкина и его жены Юлии Николаевны ряд пушкинских документов, среди которых были материалы по "Истории Петра". При этом договор был оформлен на какую-то выдуманную фамилию, чтобы не пострадали Пушкины, так как частные архивы подлежали конфискации. Вот что рассказывает М.А.Цявловский: "Так сделался Щеголев фактическим распорядителем этих бумаг. В свое время я от Кожебаткина, с которым в то время "водился" Пав. Елис., слышал про эту покупку выдуманную, как теперь выяснилось, версию. Выдумана она была для того, чтобы не "выдать" Пушкиных. А версия такая. Где-то недалеко от Москвы, в каком-то имении, Щеголев проездом куда-то ночевал. В комнате, где он спал, висела клетка с канарейкой, на дне клетки П.Е. заметил старую бумагу; стал ее разглядывать и узнал почерк Пушкина. "Откуда, бабушка, у вас эта бумага?" - спросил Щеголев старуху, которая ему прислуживала. "С чердака, батюшка, у нас там таких старых бумаг много". - "Нельзя ли их посмотреть? " И со старухой Щеголев полез на чердак." (Цявловский М. А., Цявловская Т. Г. Вокруг Пушкина. – М.: «Новое литературное обозрение», 2000. С. 232-233).
Эхо : Опять надувалово! так как же на самом деле то было? кто и где использовал бумаги Пушкина не по назначению? и кто догадался это безобразие прекратить?
Марта: Вот поди и разберись... Думалось, что у Фейнберга всё точно... Домбровского в б-ке не было. Это тот самый Ю.Домбровский, хоторый "Хранитель древностей"? А Цявловский есть, эл.каталог её даёт, надо только съездить в главную б-ку.
Cаша: К вопросу уважаемой Марты по поводу С.С. Гейченко. На мой взгляд, одна из лучших книг о хранителе Михайловского написана Арсением Ларионовым "Заповеди блаженства", М., "Сoветский писатель", 1999. Семен Степанович прожил долгую жизнь. Он родился 14 февраля 1903 г, скончался 2 августа 1993 г.
Марта: Тут двойная дата. У нас будет вечер его памяти.
Muza: Какие Вы молодцы, если помните о Гейченко, и даже вечера памяти устраиваете! Спасибо Вам за это от всех почитателей его таланта и души.
Cаша: О малоизвестном из жизни Семена Степановича, думается, будет интересно узнать всем. В конце жизни он часто повторял: «Как горестно и тяжко прошла моя долгая жизнь…». Что этим хотел сказать чудаковатый старик, почти пятьдесят лет проживший анахоретом в Михайловском? А он действительно чудил. Гейченко, например, верил, что если выйти на берег озера Кучане и крикнуть: «Пушк-и-и-н!», то он — Александр Сергеевич — обязательно отзовется. Многие воспринимали это как шутку, блажь, но, слушая Семена Степановича, нельзя было не поверить в магический смысл его литературного шаманства. Критик Валентин Курбатов вспоминает, что Хранитель мог, например, озадачить собеседника неожиданным вопросом: — А вы знаете, что в лагере я видел побирушку Мандельштама? Другим парадоксом звучала и реплика, что из ГУЛАГа его вытаскивал сам Тухачевский. В архиве дочери Семена Степановича хранится множество фотографий, рассортированных по годам, но среди них нет ни одной, датированной 1941 годом. Пожалуй, единственный уцелевший снимок спрятан в уголовном деле № 4809, которое было возбуждено через пару недель после начала войны. Обвинение для того времени стандартное: «антисоветская пораженческая пропаганда», ст. 58, ч.1. По воспоминаниям людей, хорошо знавших Семена Степановича, в послевоенные годы он никогда и никому не рассказывал о своей лагерной эпопее. Поэтому, когда в 1983 году ему в Кремле вручали звезду Героя Социалистического Труда, мало кто знал о том, что в биографии Хранителя был и следственный изолятор НКВД. Как это отразилось на его характере? По словам первого секретаря Псковского областного комитета партии Алексея Рыбакова, Семен Степанович никогда (!) не позволял себе ни одного негативного высказывания в адрес власти. И тому, видимо, были серьезные причины. В тридцать три у мужчины уже должны быть ученики и учение. В тридцать восемь, когда Гейченко арестовали, у него не было ничего, кроме долгов. К тому же года за три до начала войны жена бросила его и увезла с собой в Москву двоих детей — Наташу и Федора. Тем не менее алименты приходилось платить каждый месяц, поэтому в день получки от 90 рублей научного сотрудника Пушкинского дома оставалось чуть больше половины. Ходит легенда, что однажды, чтобы заработать себе на пальто, Семен Степанович умудрился провести за день 11 экскурсий. Но денег все равно не хватало, поэтому иногда, сидя на кухне со своим верным другом, в прошлом успешным ленинградским журналистом Борисом Мазингом, после рюмки-другой он начинал ругательски ругать строй, говоря, что при царе рубль стоил значительно дороже. Азартный Гейченко тут же брал в руки карандаш и начинал доказывать хмелеющему собутыльнику, что раньше можно было купить значительно больше, чем сейчас. Борис согласно кивал, разливал оставшуюся водку и тоже начинал гнуть свое. Ему покоя не давал закон, по которому могли посадить каждого, кто опоздает на работу. Тем более что один раз он сам чудом не подсел за то, что пришел на смену не вовремя. — Во главе страны стоит человек, который не знает российское крестьянство! Люди в деревнях нищенствуют! — подхватывал Гейченко и начинал рассказывать, как в феврале (1941-го. — Ю.М.) он ездил в Пушкинские Горы, какими он увидел крестьян в бывшей усадьбе поэта — Михайловском. — Во что их превратила власть?! Сущие юродивые: грязные, голодные. Так они сидели на кухне, пили водку, по привычке поругивая то, что считали нелепым и уродливым. Выражения не выбирали, поэтому под пьяную лавочку доставалось всем: «советской демократии», «победоносной» Красной армии, которая все отступает и отступает. В начале июля фашисты взяли Псков, вплотную подошли к «колыбели революции» — уже пал любимый сердцу Гейченко Петродворец. В Большом доме на них уже лежал донос. Пятого июля был арестован Борис, а через неделю в следственный изолятор доставили самого Гейченко и хозяйку квартиры, где они жили, — Наталью Йоргенсен. Приволокли даже дворника их дома Николая Яковлева, единственная вина которого заключалась в том, что он никогда не отказывался выпить в компании с культурными людьми. Первым сдался Борис (по всей видимости, его жестоко избивали), потому что практически сразу начал оговаривать себя, Семена, Наталью. Вызванный на очную ставку с ним Гейченко с удивлением узнавал, что его детские воспоминания о колокольном звоне, пышной церковной службе, полковых праздниках, на которые он любил ходить с матерью, чтобы полюбоваться на отца в новой парадной форме, не просто ностальгия о золотой поре каждого человека, а… «антисоветская пропаганда и восхищение царским режимом». В вину Гейченко поставили даже его сетования на то, что трудно заказать иностранную литературу. Как-то, сидя на кухне, он пожаловался на то, что сотрудники института Академии наук «отгорожены от западной культуры китайской стеной». Эта неосторожная фраза на суде военного трибунала была преподнесена как «восхваление западной демократии». Читая «дело Мазинга — Гейченко — Йоргенсен», трудно избавиться от мысли, что Оруэлл, автор знаменитого «Скотного двора» и романа-антиутопии «1984», как будто пользовался его страницами в качестве учебного пособия, чтобы донести до своего читателя суть любого тоталитарного режима: стремление поставить под контроль спецслужб даже личную жизнь людей. Какой лист дела ни возьми, практически в каждом допросе встречается фраза, которая объясняет, почему они были так раскованны и откровенны между собой: все их разговоры проходили на кухне (!) — единственном месте, где можно было высказать то, что накипело. Сейчас уже практически невозможно установить, кто написал донос. Тем не менее вполне естественное для человека желание выговориться и стало основой для возбуждения уголовного дела с ярко выраженным антисоветским привкусом. Попав в камеру, Гейченко никак не может понять: откуда в НКВД знают про их пьяный треп? Поэтому сначала на все вопросы следователя он отвечает решительным «нет». Однако младшему лейтенанту Алексееву, который вел это дело, понадобилось совсем немного времени, чтобы уговорить подследственного (ночные допросы этому очень способствуют) «разоружиться перед партией», признать, что белое — это черное, а черное — и вовсе заговор! В лучшем положении оказался привлеченный по этому же делу дворник Николай Яковлев, который всю дорогу испуганно твердил: «Не помню, потому что был выпимши». Люди с высшим образованием уже после второго допроса начали вспоминать даже то, чего не было. А позже, уже в камере, горько сожалели о своей слабости — грехе? Неслучайно в своем последнем слове на суде Гейченко говорит: «Я раскаиваюсь в своих грешных разговорах, которые подчас были в нетрезвом виде (!)… Я прошу учесть мое искреннее признание и оставить мне жизнь, я отдам все силы, чтобы загладить те прегрешения, которые имели место». Относил ли он к этим прегрешениям и свою странную любовь, о которой он потом нигде ни разу не упоминал, трудно сказать. Она была старше Семена Степановича на 5 лет. Как говорят в народе, ее бабий век уже клонился к закату, и женское одиночество в этом странном городе становилось уже нестерпимым. Первый муж Александры Николаевны — журналист Мартин Йоргенсен — был арестован и выслан в Сибирь за то, что являлся подданным Дании. Потом судьба связала ее с Борисом. Однако жизнь со спивающимся журналистом тоже вскоре подошла к тому логическому концу, который наступает, когда в их общем бюджете ничего не остается, кроме пустых амбиций и, увы, такого же пустого кошелька. Тем не менее именно Мазинг познакомил ее с Семеном, когда тот оказался без крыши над головой. Такой же одинокий, брошенный, Гейченко был ее последним в этой жизни мужчиной. Поэтому уже на суде в своем последнем слове она будет защищать не себя. — Следователь грозил, что нас все равно расстреляют. Я прошу сохранить жизнь Гейченко и Мазингу. Они неплохие, но больные люди, вот они себя и оклеветали, — умоляла она трибунал. — Граждане судьи, пожалейте их! Вообще, жизнь Александры Николаевны (дворянки!) типична для русских женщин того времени. В 1920 году она, дочь профессора Черносвитова, в первый раз пытается убежать из страны. Когда нужно будет решиться и сделать последний шаг, она несколько часов просидит на берегу Финского залива, пока ее случайно не обнаружит пограничный наряд. Что остановило ее бегство – еще одна загадка. Тем не менее некоторое время спустя она по поддельным документам с последним (!) эстонским эшелоном бежит в Таллин, где ради куска хлеба выступает в каком-то ресторане. Там Наталья случайно знакомится с Мартином. Вскоре они поженились и сразу же уехали в Берлин, где муж начал работать в газете «Политик». Он несколько раз предлагал ей принять гражданство Дании, но эта бывшая гимназистка не согласилась. В конце концов Наталья Александровна уговаривает мужа вернуться в Россию, где он окончательно и сгинет. В начале августа Мазинга приговорили к расстрелу, а ей и Гейченко присудили по 10 лет лишения свободы с дальнейшим поражением в правах. По тем временам легким испугом отделался дворник Николай, которому впаяли всего семь лет. Просьба о помиловании Бориса, в которой он умолял отправить его, офицера Красной армии, на фронт, осталась без внимания, и 15 августа 1941 года приговор был приведен в исполнение. А потом, во всяком случае для Гейченко, начинается другая история, которая, к счастью, не нашла своего документального отражения в архивах Комитета госбезопасности. В 43-м после тяжелого ранения Семен Степанович возвращается домой, чтобы через два года окончательно перебраться в Пушкинские Горы. О том, что он сделал из заштатного литературного музея, написано немало. На этом месте можно, пожалуй, поставить точку. Хотя один вопрос для многих биографов Хранителя так и остался открытым: почему он так решительно разрубил свою жизнь как бы на две половины? Рассказывают, что он категорически отказался встречаться с сыном, который уже взрослым приехал навестить отца в Михайловском. Почему? Ответ на этот вопрос не будет точным, и все-таки можно предположить, что этому блистательному и талантливому (во всем!) человеку не давала покоя память, постоянно напоминавшая о том, как он оказался бессильным перед сталинской охранкой, которая бесцеремонно (с сапогами!) влезла в его личную жизнь. Как он жил с этой занозой в сердце — одному Богу известно. Его бы понял Пушкин. Иначе не было бы дуэли с Дантесом! (По материалам "Новой Газеты" № 28 от 21 Апреля 2003 г.)
Таша: Спасибо Вам, Саша, за то, что нашли для нас этот добрый и честный материал о С. С. А вот еще сообщение из Интернета о нем и его нелегкой деятельности: В мае 1945 года Семен Степанович Гейченко (1903-1993), старший научный сотрудник Института литературы АН СССР, был назначен директором Пушкинского заповедника (ныне - Государственный мемориальный историко-литературный и природно-ландшафтный музей-заповедник А. С. Пушкина "Михайловское"). Позже он напишет: "Бог мне ниспослал жизнь интересную, хотя порой и весьма тяжкую, но уж таков наш век, перевернувший русский мир вверх дном". Пушкинский заповедник возглавил человек, за плечами которого были работа хранителя в дворцах и парках родного Петергофа, создание мемориальных музеев-квартир А. А. Блока и Н. А. Некрасова в Ленинграде, "Пенатов" И. Е. Репина в Куоккале, дома-музея Ф. М. Достоевского в Старой Руссе. Были в его жизни и сталинские лагеря, и штрафной батальон на Волховском фронте, инвалидность на всю жизнь - потеря на фронте левой руки. Новое место работы, хорошо знакомое Гейченко еще с довоенных лет, предстало перед ним разоренным и искалеченным. Вместо пушкинских усадеб, памятных мест - пепелище. О том, как выглядело Михайловское после освобождения, Семен Степанович рассказал в своей книге "Пушкиногорье": "По дорогам и памятным аллеям ни пройти ни проехать. Всюду завалы, воронки, разная вражья дрянь. Вместо деревень - ряд печных труб. На "границе владений дедовских" - вздыбленные, подорванные фашистские танки и пушки. Вдоль берега Сороти - развороченные бетонные колпаки немецких дотов. И всюду, всюду, всюду - ряды колючей проволоки, всюду таблички: "Заминировано", "Осторожно", "Прохода нет". Людей мало. Солдаты-саперы разминируют пушкинские поля, луга, рощи и нивы. Изредка раздаются гулкие взрывы. В садах Михайловского, в бывших фашистских блиндажах и бункерах лагерем встали возвратившиеся на свои пепелища жители деревень. Они разбирали немецкие блиндажи и тащили к себе бревна, чтобы строить взамен сгоревших изб новые. На большой поляне у въезда в Михайловское расположились войска, которым было поручено в ближайшие месяцы очистить пушкинскую землю от взрывчатки". Пушкинской меморией оставался лишь окрестный пейзаж - больной, израненный, надруганный. Предстояло восстановить Михайловское, родовое гнездо Пушкиных, с домом-музеем, барскими флигелями, парком, садом, прудами. Заново вернуть этому уголку живое дыхание поэтического слова, пушкинского стиха, рожденного и ограненного красотой русской природы, ее "подвижными картинами". Вспоминая эти трудные послевоенные годы, Семен Степанович признавался, что задача, стоявшая перед ним, была необычайно сложной: "Я мечтал о возрождении красоты!" Свою мечту постепенно, в течение полувека он претворял в жизнь. Уже к 1949 году, к 150-летней годовщине со дня рождения А. С. Пушкина, были восстановлены и открыты для посетителей господская банька ("домик няни") и дом-музей поэта в Михайловском. Параллельно восстанавливался архитектурный ансамбль Святогорского монастыря. К 1958 году пушкинское Михайловское приобрело внешний облик, соответствующий тому, что запечатлен землемером И. С. Ивановым в 1837 году и известен по литографии 1838 года. В усадьбе вновь каждую весну зацветали сады, в парке, в своих старых обжитых гнездах, галдели пушкинские зуи - серые цапли, а за околицей, на старой ганнибаловской ели, каждое лето жили аисты, оглашавшие всю округу барабанной дробью клювов. Только мир Пушкина не ограничивался лишь Михайловским. Были еще и "дом Лариных" в Тригорском, городища Воронич и Савкино, усадьба прадеда поэта А. П. Ганнибала - Петровское. Все эти "объекты" подлежали обязательному восстановлению, причем в ближайшие десятилетия. А сделать это было не просто. Прежде всего, необходимо было убедить официальные инстанции в непреходящей ценности, духовном богатстве старых дворянских усадеб, в том, что в них не только процветало "барство дикое", но в них же воспитывали Пушкина, Языкова, Баратынского, Блока... На помощь себе Семен Степанович всегда призывал общественное мнение, подключая к своему голосу еще хор голосов из числа известных писателей, поэтов, архитекторов, скульпторов, художников, пушкинистов. Гейченко был убежден, что для полного раскрытия и понимания творчества Пушкина михайловского периода необходимо по возможности полностью воссоздать все, виденное здесь поэтом. Практически с первых послевоенных лет в Пушкинском заповеднике сложилась добрая традиция - открывать новые музейные объекты в памятные пушкинские дни. В году их было три: дни рождения и смерти поэта, а также 9 (21) августа - приезд Пушкина в ссылку. Так, в августе 1962 года состоялось открытие дома-музея в усадьбе друзей поэта Осиповых-Вульф в Тригорском, в 1977 году - дома-музея предков поэта Ганнибалов в Петровском. В 1979 году открыта экспозиция в господской баньке тригорского парка, расссказывающая о счастливом времени, проведенном Пушкиным в обществе друзей - поэта Н. М. Языкова и А. Н. Вульфа. В июне 1986 года состоялось открытие музея-усадьбы мельника и водяной мельницы в деревне Бугрово. Каждый из музейных объектов имел свою индивидуальную экспозицию, но все вместе они были объединены одной большой темой - "Пушкин в Михайловском". "Михайловское! - писал С. С. Гейченко. - Это дом Пушкина, его крепость, его уголок земли, где все говорит нам о его жизни, думах, чаяниях, надеждах. Все, все, все: и цветы, и деревья, и травы, и камни, и тропинки, и лужайки. И все они рассказывают сказки и песни о своем роде-племени… Когда люди уходят, остаются вещи. Безмолвные свидетели радостей и горестей своих бывших хозяев, они продолжают жить особой, таинственной жизнью. Нет неодушевленных вещей, есть неодушевленные люди". И это был один из основополагающих принципов в работе С. С. Гейченко. У всего сущего есть "душа и чувство", это надо понимать, чувствовать и ценить. Такого же отношения ко всему сущему он требовал от каждого работающего в музее и от приходящего паломника. Слово "паломник" ему нравилось больше, чем турист или экскурсант. Оно четче передавало мысль, что к Пушкину надо приходить на поклонение, прикасаться к его поэзии как к святому источнику, очищающему человеческие сердца и души. Характерной чертой всех музеев Пушкинского заповедника, которую отмечали тысячи посетителей, было ощущение присутствия поэта, самого хозяина, как бы ненадолго оставившего свой кабинет. Как хранитель заповедника, С. С. Гейченко обладал даром чутко слушать дыхание этого места, чувствовать изнутри, чем оно живет. Поэтому он жил в усадьбе в старом деревенском доме, отказавшись от более комфортабельных условий. Для него это было жизненной необходимостью, иначе "я сразу же стану глух, нем, слеп, немощен…". Директор просыпался вместе с усадьбой, видел ее пробуждающейся, бодрствующей, отходящей ко сну. Перед его глазами одни краски дня сменялись другими, одни звуки поглощались или, наоборот, усиливались другими. День начинался со звонкой побудки петуха, с пения иволги. Вечерняя тишина нарушалась кряканьем возвращающихся с пруда уток, пением соловья в густых зарослях жасмина и сирени. Было время, когда ночной сторож в усадьбе звонил в колокол, отбивая вечернюю и утреннюю зорю. Звон вырывался за околицу, стлался над рекой Соротью, озерами и затухал в михайловских рощах. Все это и еще многое другое было тем, из чего складывалась жизнь пушкинской усадьбы. Говоря о работе музейщика, С. С. Гейченко подчеркивал: "Наш святой долг - сберечь и передать нашим потомкам память не только о том, что создано и завоевано нами, но и о том, что происходило задолго до нашего рождения. Память о великих преобразованиях и страшных войнах, о людях, что принесли Отчизне славу, и о поэтах, эту славу воспевших. В том бессмертном поэтическом созвучии пушкинская нота - самая чистая и звонкая. В ней - душа народа, в ней "русский дух", в ней "животворящая святыня" памяти". Сам Семен Степанович был неутомимым пропагандистом духовного содержания музея-заповедника, творчества А. С. Пушкина. Среди посетителей Пушкинского заповедника не было человека, который не знал бы имени Гейченко, ставшего живой легендой для многих поколений. В книгах впечатлений, находящихся в музее, сохранились десятки тысяч добрых, благодарных пожеланий в адрес Семена Степановича, признаний его личного таланта. Сам он получал тысячи писем от разных людей - знакомых и незнакомых. Они открывали перед ним свои больные души, просили советов, признавались в любви, задавали вопросы о творчестве и биографии Пушкина. Для каждого С. С. Гейченко находил время ответить, объяснить, поддержать хотя бы несколькими строчками; всегда находились нужное слово, нужная интонация и частица добросердечия души. Характеру Гейченко была категорически чужда такая черта, как душевное равнодушие. О чем бы ни говорил Семен Степанович - о творчестве поэта, о белках, живущих на ганнибаловских елях, о людях, о вещах, - он не просто вел рассказ. Он заповедовал, наставлял, заклинал, умолял, воспитывал, убеждал, настаивал. Многие из тех, кому посчастливилось встречаться и беседовать с С. С. Гейченко, становились навсегда друзьями Пушкинского заповедника, его "ревнителями и печальниками", заступниками и доброхотами. Разговор с сотрудниками музея-заповедника Семен Степанович часто начинал обращением: "Дети мои!" И оно свидетельствовало о том, что музей-заповедник был для него одним большим домом, все мы - сотрудники - единой музейной семьей, которой предстояло продолжить дело его жизни, воплотить в реальность многие мечты и замыслы. Семен Степанович думал о расширении территориальных границ музея-заповедника. Восстановленные усадьбы - Михайловское, Тригорское, Петровское, Святогорский монастырь, городища Воронич и Савкино - далеко не полный перечень мест, где довелось побывать Пушкину в свою михайловскую ссылку. Многое еще необходимо было сделать. О планах на будущее поведала его записка, хранящаяся в музейном архиве. Сегодня замыслы С. С. Гейченко становятся реальностью. Выстроен в поселке Пушкинские Горы научно-культурный центр, о строительстве которого начинал хлопотать еще он сам. Расширилась территория Пушкинского заповедника, включившая в себя усадьбу Воскресенское, принадлежавшую двоюродному деду поэта Исааку Ганнибалу; усадьбу Голубово, куда уехала, выйдя замуж, Евпраксия Николаевна Вульф; старинное псковское село и городище Велье; озеро Белогуль с его островом Буяном. Во время подготовки к 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина в заповеднике проведены большие реставрационно-восстановительные работы, в основу которых легли планы развития музея, намеченные С. С. Гейченко. Заслуги главного хранителя Пушкиногорья были оценены по достоинству. Ему первому среди музейных работников присвоено звание Героя Социалистического Труда. Он дважды лауреат Государственной премии: в 1988 году - за книгу "Завет внуку" и в 2001 году (посмертно) - за вклад в развитие лучших музейных традиций. Сегодня в музее-заповеднике наряду с пушкинскими датами отмечают дни памяти Семена Степановича: день рождения - 14 февраля, день именин - 15 февраля. Ежегодно 2 августа на городище Воронич, близ Тригорского, на месте его упокоения служат панихиду. В 2003 году на торжества в связи со 100-летием со дня его рождения в заповедник съехалось много гостей - музейные работники, близкие друзья, помощники заповедника, музыканты, артисты. В научно-культурном центре установили мраморный бюст С. С. Гейченко (скульптор А. А. Кубасов), открыли выставку "Пушкинский заповедник и его Хранитель" из фондов музея-заповедника и частной коллекции Т. С. Гейченко. Выставки, посвященные юбилею Хранителя Пушкинского заповедника, в течение года прошли в Москве, Санкт-Петербурге, Минске. Рассказывая о творчестве Пушкина, С. С. Гейченко сравнивал его поэзию со "святой обителью, храмом". Поэт обращался к душе человека с призывом "творить добро повсеместно!" И сам Семен Степанович о себе однажды сказал: "Тому завету Пушкина я следую всю свою жизнь".
Natalie: Прошу обратить внимание на то, что в материалах, процитированных Ташей, содержится более точный ответ на вопрос нашей уважаемой Марты: день рождения С. С. Гейченко - 14 февраля, а 15-го - день его именин, который в этом году будет отмечаться уже в 105-ый раз!
Эхо : эхо тоже в нете искать умеет. вот вам рассказ самого Гейченко о его детстве: Вспоминая свое детство Жизнь моя началась в Старом Петергофе, который ныне зовется Петродворец. Я родился в 1903 году в день "Святого богоприимца старца Симеона". Это случилось в 2 часа ночи в казарме лейб-гвардии конно-гренадерского полка, в котором служил мой отец - вахмистр-наездник 1-го эскадрона, выезжавший лошадей для высокого начальства и даже для великих князей... Казарма эта находилась в ста шагах от Марли - дворца и усадьбы Петра Великого. Прежде чем пойти в школу, я часто бывал в этом Марли, где слушал рассказы разных людей о царе Петре, его премудростях и грамотействе. Когда мне пошел 6-й год, меня отправили в начальную одноклассную школу, которая называлась "школой Боткина". Войдя в школу, я получил у учительницы "Букварь". Первая страница этого букваря начиналась с древних книжных слов русского языка: "Аз, буки, веди, глагол, добро, есть, зело, како, людие...". А потом шли молитвы к утру, обеду, сну, учению и проч. А потом самые нужные человеку слова: хлеб, любовь, вера, надежда. А потом - "Заповеди блаженства": "Чти отца твоего и матерь и благо тебе будет, и долголетен будеши на земле"; "Не прелюбы сотвори"; "Не осуждай брата своего"... Заповедей было много. Они были обо всем, что нужно человеку, и без чего он становился дурным и вредным. А в конце букваря был напечатан первый рассказ для чтения ребенком, когда он становился грамотеем. Вот этот рассказ, текст которого бережно хранится в подвалах моей памяти. "В тесной, крепкой тюрьме большого венгерского города сидел бедный заключенный. Злые люди заковали его много-много лет тому назад. Жил он в полном одиночестве, мучился и страдал от него. Но вот однажды пришли к нему радость и умиление сердечное. В открытую форточку окна вдруг залетела маленькая птичка, глянула на стол и на него. Увидев на столе крошки от хлебушка, она начала их клевать. А когда наклевалась досыта, села на форточку и, глядя на несчастного узника, спела ему свою чудесную песенку. О, как возрадовался заключенный. Он даже заплакал от радости. И стал умолять птичку прилетать к нему почаще, каждый день. Уверял, что своим хлебушком он будет делиться с нею. Птичка была добрая и жалостливая. И стала прилетать к заключенному по утрам и петь ему свои песенки. С тех пор ушла печаль от несчастного и пришла к нему взамен большая радость". Сейчас, будучи глубоким стариком и вспоминая свое детство, я удивляюсь многому, что было у меня в те годы, в том числе и этому рассказу - первому-первому в книжном моем чтении в то время, которое сейчас обычно все называют эпохой проклятого зверского царизма! Зверством оно было, конечно, но не во всем! О, как много прекрасного было в тогдашних начальных школах, училищах и гимназиях, в книжках для чтения взрослыми ребятишкам и для чтения самих ребят! Какие чудесные были детские обряды и обряды для детей. Как крепко все это входило в детскую память. Все это было безупречно и долговечно. Оно было фундаментом жизни и трудов поколения, создавшего новую Россию, новую социалистическую культуру. Во всех людях оно воспитывало чувства добрые. С. ГЕЙЧЕНКО.
Марта: Спасибо, друзья! Всё, что вы прислали о Семене Степановиче Гейченко, я скопировала. Могу ли я это использовать на вечере его памяти? Со ссылкой на вас, конечно.
Эхо : не знаю, как думают другие, но мои копии из Нета специально для Вас, любезная Марта, найдены! пользуйтесь на здоровьечко! а потом и нам об вечере Вашем сообщите, милости просим! интересно-та везде побывать, всех послушать-посмотреть, да на Вас полюбоваться. это, вить, Вы, распрекрасная, с потомком Н. Н. сфотографировались? Кррасота!!!
Марта: Спасибо, Эхо. Опять у Вас такой смайлик, что глаз не отвести.... Вечер памяти Гейченко будет 17 февр. Обязательно напишу, как пройдёт.
Muza: Спасибо, уважаемая Марта. Ждем Вашего рассказа, а также рассказов дорогих пушкинистов дома на Мойке, 12!
Марта: Обязательно расскажу. Но, милая Muza, и Вы, и Эхо и все другие расскажите, пожалуйста, что у вас? Чем живёте? На какой бы ветке это разместить?
Кот: Уважаемая Марта! Если у нас появилась ветка "Хочу у Вас спросить", то почему бы не организовать ветку "Хочу Вам рассказать"? Правда, мне кажется, что обе эти ветки должны бы быть на самом верхнем уровне, чтобы их не искать, а то ветка "Хочу у Вас спросить" оказалась в разделе "Музей приглашает", что, по-моему, не очень логично..
Natalie: Марта пишет: На какой бы ветке это разместить? Уважаемые Марта и Кот! Отвечая на многочисленные просьбы..., мы решились создать раздел "Поговорим о...", где есть и ветка для вопросов, и ветка, на которой можно просто делиться наболевшим... А вообще форум создан для комфортного общения, поэтому Вы, не стесняясь, можете и сами создавать темы в удобных с Вашей точки зрения местах.
Марта: Конечно, уважаемый Кот. Это было бы правильно и, главное, - по теме. А тем может быть множество... Мало ли о чём надобно спросить или что-либо рассказать?
Марта: Спасибо, уважаемая и внимательная Natalie
Кот: Павел Сергеевич Попов уже упоминался на нашем форуме. Именно ему Григорий Александрович Пушкин рассказал в письме об истории находки рукописи "истории Петра", а потом передал новые документы из хозяйственнного архива Пушкина. Статью Попова процитировала уважаемая Таша, обсуждая вопорос о том, работал или не работал Пушкин в архивах по теме "История Петра". Мне пришлось знакомиться с работами Попова, как опубликованными, так и не опубликованными, и даже делать доклад о нем, так как он оказался очень интересным человеком. Есть лица, чья истинная роль в истории культуры, истории науки осознается только по прошествии значительного времени после завершения их деятельности и жизненного пути. Они как бы постепенно выходят из тени их знаменитых современников. Так сложилась судьба и Павла Сергеевича Попова. Всегда сдержанный в поведении, педантичный в работе, избегавший (насколько это было возможно) участия в каких-либо общественных акциях, он был при жизни оценен достаточно узким кругом коллег, учеников и немногочисленных близких друзей. У него и фамилия была не броская – мало ли было Поповых? Например, многие читатели знают Попова – одного из ближайших друзей М. А. Булгакова. Текстологи припомнят Попова, комментировавшего незавершенные исторические романы Л. Н. Толстого и его переписку с женой, а также переписку А. В. Дружинина, А. П. Чехова. Кто-то знает Попова – переводчика античных и поздних западно-европейских философов. Исследователи творчества Достоевского вспомнят Попова, выступившего в двадцатые годы с получившим широкий резонанс докладом «"Я" и "Оно" в творчестве Достоевского». Выпускники философского факультета Московского университета конца сороковых – начала шестидесятых годов слушали лекции профессора логики Попова. Пушкиниста Попова знают тоже в основном только те, кто занимается пушкинской «Историей Петра». И совсем мало тех, кто знает, что все эти Поповы – это один и тот же Павел Сергеевич Попов. Собственные его работы (помимо комментариев и переводов) рассеяны по журналам и сборникам, иногда малоизвестным и малодоступным. При жизни Попова увидели свет всего две его собственные книги, напечатанные издательством Московского университета, – сорокавосьмистраничная брошюра «Суждение» (1957) и «История логики нового времени» (1960).
Cаша: Спасибо уважаемый Кот! Вот уж воистину поработал Павел Сергеевич для науки. И какой же труд он проделал, когда издавал эти попорченные мышами пушкинские тетради! А первопроходцам всегда труднее приходится. Илья Львович Фейнберг, редактируя издания "Истории Петра" в десятитомнике Художественной литературы" 1959-1962 и 1974-1978 гг., вносил небольшие уточнения, но основной текстологический свод так и остался без изменений, каким он был в 1938 году в 10-ом томе Большого академического издании.
Natalie: Дублирую сообщение с ветки "последние творческие замыслы", а то оно там затеряется: Павел Сергеевич Попов, по всей видимости, - второй (с 1926г.) муж внучки Льва Толстого Анны Ильиничны, приятельницы М. А. Булгакова? Хотелось бы о узнать о нем что-нибудь поподробнее, так как он, кажется, был дружен и с нашим Борисом Валентиновичем Шапошниковым, который в 1936 году существенно обновил экспозицию музея в пушкинской квартире на Мойке, 12. Нам это интересно еще и потому, что в не очень отдаленном будущем мы планируем устроить в музее выставку памяти Б. В. Шапошникова.
Natalie: Еще об одном, уже народном, пушкинисте вспомнили на соседней ветке. Речь о поклоннике Пушкина Ив. Щеглов (это его псевдоним, а настоящая фамилия Леонтьев). В новой книге "Пушкин и особняк на Мойке" о нем рассказано следующее. В 1899 г. он выклянчил у племянника Пушкина костяной ножичек поэта для разрезания бумаг (теперь он хранится в кабинете Пушкина на его письменном столе), а в конце 1890-х годов проник в бывшую пушкинскую квартиру на правах клиента Комисссии контроля Николаевской железной дороги. В книжечке «Новое о Пушкине» он рассказал и об этом посещении, о том, как был удивлен, что повсюду в бывшей квартире поэта стояли "канцелярские письменные столы, на столах – папки с отношениями и рапортами, счеты и т.п. Сторож в блузе и зеленой фуражке, сопровождавший меня в комнату, ткнул мне пальцем в стену, где развешено какое-то железнодорожное расписание и обязательно пояснил: „Здеся стояла евонная койка“» (Щеглов И. Новое о Пушкине. СПб., 1902. С. 182–183).
Muza: Благодаря Интернету, дорогие друзья, имею возможность внести свой посильный вклад в "собирание" материалов о пушкинисте Щеглове. Настоящаяя фамилия Иван Леонтьевич Леонтьев (1856-1911, родился и скончался в Петербурге). Окончил Павловское военное училище, служил в армии, участвовал в русско-турецкой войне. В ней и сын Пушкина участвовал, не были ли они знакомы? В отставку вышел еще молодым - в 1883 г. и занялся писательским трудом. Вначале публиковал рассказы из военной жизни, а с середины 1880-х годов попал под сильное художественное влияние А. П. Чехова (вот откуда подмеченные им слова "евонная койка"! Это не наше дороге Эхо на него повлияло, а чеховский юморок!). С Чеховым познакомился в 1887 году. Сохранилась их переписка, а также воспоминания Щеглова об их встречах (в кн.: А. П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1947). См.: http://chehov.niv.ru/chehov/vospominaniya/leontev-scheglov.htm Автор пьес, рассказов, в том числе юмористических, а также романов, например: "Гордиев узел" (1886) и "Мильон терзаний" (1899)
Muza: А еще отыскала сайт, на котором представлены в сканированном виде некоторые редкие издания по литературоведению: http://narrativ.boom.ru/library.htm Среди них и книга П. С. Попова, выше упомянутая уважаемым Котом: «История логики нового времени» И еще о Попове. В 1922 году существовала в Москве «Вольная академия духовной культуры». Председателем Совета общества был писатель Б. А. Грифцов, а секретарем Попов Павел Сергеевич, прложивавший тогда по адресу: Москва, Новинский бульвар, 117, кв. 4. В ту пору он продолжал преподавать в Московском университете и в гимназии Приклонской, а также был сотрудником Исследовательского философского института при Московском университете. В анкетах писалось: "Беспартийный. Средства к существованию: преподавательский гонорар". Нашла ссылку, что более подробно о П. С. Попове можно посмотреть в предисловии М. О. Чудаковой к публикации писем М. А. Булгакова: Новый мир. 1987. № 2. С. 143 — 149.
Кот: В МГУ, на философском факультете, надеются выпустить сборник, посвященный Попову, где он будет представлен в разных его ипостасях. Там будут напечатаны некоторые уже трудно доступные его работы, а также и вовсе не публиковавшиеся, а также статьи и воспоминания о нем. Но все это будет, если им удастся получить грант. Уважаемая Muza, поделитесь, если можно, сведениями: откуда Ваши анкетные данные о Попове 1922 г.? Есть такая книга: "Когда я вскоре буду умирать...": Переписка М.А.Булгакова с П.С.Поповым. 1926-1940. - М.: ЭКСМО, 2003. Во вступительной статье даны биографические сведения о Попове и рассказано о его взаимоотношениях с Булгаковым. Там говорится и о Шапошникове. Каких-нибудь дополнительных сведений об отношениях Попова с Шапошниковым у меня нет. Архивный фонд Попова находится в рукописном отделе Ленинской библиотеки, но он с прошлого лета переезжает в новое помещение, и неизвестно, когда станет доступен для исследователй.
Muza: О, многоуважаемый Кот! Мне трудно поверить, что из поля Вашего пристального зрения выпала такая статья: Галушкин А. После Бердяева: Вольная академия духовной культуры в 1922-1923 гг. //Исследования по истории русской мысли. Ежегодник-1997. СПб.: Алетейя, 1997. Анкетные данные Попова приведены в ней на стр. 240.
Кот: Уважаемая Muza! Эта статья не просто выпала из моего поля зрения, но и никогда в него не попадала. Я плохо ориентируюсь в истории русской мысли конца XIX - начала XX вв. Это просто неожиданое занятие биографией Попова затянуло меня в эту область. Спасибо огромное за справку!
Muza: Приятно, если я чем-то смогла помочь наимудрейшему из всех Котов!
Cаша: Как давно молчит ветка. Непорядок! Сейчас заставим ее говорить!
Cаша: Тропу к Пушкину первым проложил отец Ларисы Черкашиной - Андрей Андреевич. Он уже ушел из жизни 15 лет назад. Родословное древо Пушкина,составленное им, было помещено в качестве приложения во Временник пушкинской комисси, вышедший 1991 г. Тот научный сборник работ о Пушкине был последним, а потом наступил достаточно долгий перерыв... Как же Черкашин пришел к Пушкину? История очень занимательная. Вот что об этом имеется в сети Интернет. Ветвистое дерево полного родословия А. С. Пушкина воссоздавалось на берегах той же Яузы, где родился поэт, в полутора верстах выше по течению—в старинном и достославном некогда селе Преображенском, а ныне большом новом районе Москвы. Правда, от времен любимого героя Пушкина—Петра I—времен его юношеских потех и великих государственных реформ остались, разве что, извивы речного русла да названия улиц: Потешная, Игральная, 9-я Рота, Знаменская, Зельев переулок... Именно здесь, сначала на Игральной, затем на Знаменской, появились на белизне ватманского листа первые веточки гигантского генеалогического древа поэта, изумляющего всех, кто его видел, обширностью и неожиданностью родственных связей русского гения. Всю эту грандиозную и кропотливую работу проделал самодеятельный историк, офицер в отставке, инвалид минувшей войны Андрей Андреевич Черкашин. Помимо библиотек и архивов, помимо собственной комнатки-кабинета, заваленной книгами, рукописями, свитками черновиков, завешанной репродукциями портретов людей из пушкинского окружения, многолетняя и каждодневная работа продолжалась и в палате старинного—опять-таки петровских времен—госпиталя на Яузе, куда фронтовые раны время от времени приводили командира гвардейской части. Врачи приемного отделения уже привыкли к тому, что на каталке, увозящей в палату их необычного пациента, обычно лежала чертежная туба, набитая свернутыми листами, и уже знали, что через день-другой придет навещать Черкашина не кто иной, как правнук великого поэта—Григорий Григорьевич Пушкин. В сорок первом они оба защищали Москву, правда, на разных участках. Григорий Григорьевич приносил своему другу не только пакеты с яблоками, но и новые сведения для разрастающегося пушкинского древа. Ни врачи, ни медсестры деликатно не замечали явных нарушений строгой больничной жизни. Знали, что дело только поможет их пациенту. Работа над схемой поддерживала его жизненные силы не менее эффективно, чем самые действенные лекарства—на это время, как под наркозом, отступала боль. А из окна палаты можно было разглядеть, как над крышами золотом поблескивают купола Елоховского собора, где на исходе восемнадцатого столетия крестили новорожденного Александра Пушкина... К Пушкину природа шла долго. Собирала, связывала воедино разрозненные ниточки родословных, словно сплетала какой-то особый, неведомый доселе узор. Возможно ли понять, осмыслить его закономерности и случайности? “Имя предков моих встречается поминутно в нашей истории”—этой пушкинской строке суждено было стать ключом к задуманному Черкашиным полному родословию поэта. Пушкин—это наша российская история, и в ней кроются истоки пушкинского рода. Поэтому Черкашин и принялся за составление родословия старинных русских княжеских фамилий и царствующих домов: Рюриковичей, Чингизидов, Гедиминовичей, Романовых, династий византийских императоров, английских, греческих и польских королей. Помните, поэт писал: “Водились Пушкины с царями...”. И когда завершил задуманное, оказалось, что составленная схема вобрала в себя более пяти тысяч исторических имен; в их числе прославленные государственные деятели, полководцы и воеводы, святые православной церкви. В этом густом генеалогическом лесу предстояло проложить тропинки, ведущие к пушкинскому роду. Одно необычное обстоятельство открылось ему тогда: в сущности, невозможно восстановить в полном объеме родственные связи ни одного из ныне живущих. Но история будто сама позаботилась сохранить для будущих поколений имена предков Александра Сергеевича Пушкина. Поистине, история его рода неотделима от судеб Отечества—без Пушкиных, Ганнибалов, Головиных, Чичериных, Ржевских, Беклемишевых и множества других славных русских фамилий не было бы полной истории России. Род Ржевских стал связующим меж новгородским князем Рюриком и его далеким потомком Александром Сергеевичем Пушкиным. Цепочка родословия соединила славные имена великих предков поэта, первых русских князей: Игоря, Святослава, Владимира Красное Солнышко, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха, Мстислава Великого. Нити родословной, переплетаясь в веках, порой терялись на крутых поворотах истории и вновь, возрождаясь, по непреложным законам бытия вели к году 1799-му. В прямом родстве с поэтом и великий князь Александр Невский, осененный при жизни за свои ратные подвиги ореолом святости. Александр Невский—правнук основателя Москвы князя Юрия Долгорукого, седьмого сына Владимира Мономаха. А сам Владимир Мономах—правнук великого киевского князя Владимира Красное Солнышко, тысячелетие назад крестившего Русь. От Александра Невского родственная ветвь протянулась к поэту через князей суздальских. Своей родословной у Черкашина нет. Она обрывается, как и у многих из нас, на деде. Но в историю своей фамилии он, по исследовательской привычке, заглянул глубоко. Заглянем и мы, чтобы лучше понять, почему именно этот человек взялся за титанический труд и почему он оказался ему по силам. ... Название “народ черкасы” упоминалось еще в царских грамотах семнадцатого столетия: “черкашка”—так звали украинца, “черкашинска”—украинку. Своему происхождению слово это обязано тюркскому “чири киши” или “чири киси”, что значило “люди армии”. В достославные былинные времена древнерусской истории на рубеже XI-XII веков русские князья доверяли защиту своих городов полкам тюркской конницы, воины которой селились по берегам реки Рось, в городах Черкасах, в Берендичеве (нынешнем Бердичеве). Позже воины ассимилировались с местным населением. Но многие века их правнуки и внуки не расставались с казацкой саблей. Возможно, что и вольнолюбивое запорожское казачество унаследовало от них свои воинские традиции. В середине прошлого века потомки “людей армии” вместе с тысячами других своих земляков—украинцами, русскими, белорусами—потекли обживать суровые сибирские края. Среди переселенцев были и прадеды А. А. Черкашина. Он родился в Иркутске, в тех краях, где отбывали сибирскую каторгу и ссылку опальные друзья Пушкина—декабристы, где некогда возводил крепости прадед поэта “Петра питомец”, Абрам Петрович Ганнибал. Впрочем, о декабристах и Ганнибале узнал он довольно поздно. Парнишка из большой рабочей семьи рано оставил школу и пошел доучиваться на паровозоремонтный завод. Никогда не думал Черкашин, что станет историком. Историю России он постигал не на школьной скамье—на ратных полях под Москвой, в “Наполеоновых воротах” под Смоленском, в лесах и болотах Белоруссии. В сорок третьем на краткосрочных офицерских пехотных курсах в Тушине (тоже историческое место!) он впервые увидел замечательный фильм—“Александр Невский”. Двадцатитрехлетнего лейтенанта потрясло, что легендарный князь, громивший во главе русских полков псов-рыцарей, был даже чуть младше его! По прихоти судьбы через несколько недель “гвардии Андрюшка”, как прозвали сослуживцы Черкашина, надел на себя латы, почти такие же, в каких ходили на врага воины Невского, и повел свою штурмовую роту в прорыв немецкой обороны. Вот как сам он об этом рассказывает: —Однажды перед штурмом так называемых “Наполеоновых ворот”, дефиле, по которому рвались на Москву еще полчища Бонапарта, нас, командиров рот и батальонов 133-й стрелковой дивизии, собрал подполковник Сковородкин, только что вернувшийся из Москвы. Мы с удивлением разглядывали фигурные стальные пластины защитного цвета, лежавшие перед ним на куске брезента. “Это противопульные панцири. Личное средство защиты пехотинца в бою,—сказал Сковородкин, поднимая одну из броняшек с заметным усилием.—Ну, кто хочет примерить?”. Почему-то охотников не нашлось. Не знаю отчего, но взгляд подполковника остановился на мне. Может быть, потому, что у меня на гимнастерке сверкал рубином тогда еще редкий знак “Гвардия”, а может, потому, что я не утратил еще спортивную форму—до войны занимался вольной борьбой. Черкашин взвалил панцирь на грудь. Сначала показалось тяжеловато: панцирь, да еще каска, да автомат... Но ведь дрались же русские воины в панцирях и кольчугах. Неужели мы, их далекие потомки, слабее? —Так тому и быть,—улыбнулся Сковородкин.—Войдешь, Черкашин, в историю, как командир первой панцирной роты. Ну вот и настал их час. Атака! —Вперед! За землю русскую! —Рота поднялась хорошо—встали все, развернулись в цепь,—вспоминал Андрей Андреевич.—Тяжести панциря я почти не ощущал, ноги в пылу атаки несли сами. Не помню, как ворвались в немецкую траншею. Рукопашная началась, выстрелы в упор... Никогда не забуду лицо фашистского автоматчика. Я наскочил на него в одном из поворотов траншеи. Вжавшись спиной в земляной траверс, палит в меня с дуэльной дистанции... Три сильных толчка в грудь—три попадания в панцирь. Едва устоял на ногах, но устоял... Автоматчик видит, что его пули отскакивают от меня как горох. За стеклами очков—обезумевшие от ужаса глаза... Не стал в него стрелять, перепрыгнул, и—вперед! ... За тот бой по прорыву “Наполеоновых ворот” лейтенант Черкашин был представлен к ордену Александра Невского. Как ни странно, но именно война привела его к Пушкину—к главному делу жизни. Еще в декабре сорок первого боец одного из сибирских полков, переброшенных для обороны Москвы, Андрей Черкашин оказался на калужской земле. Полк получил боевую задачу—выбить немцев из небольшого поселка со странным названием Полотняный Завод. Уже после боя, бродя по заброшенному, искалеченному войной парку, наткнулся он на старинное полуразрушенное здание. Там же повстречался ему и словоохотливый старичок из местных жителей. Он-то и поведал своему единственному и благодарному слушателю историю старой усадьбы: здесь еще в Отечественную войну 1812 года шли жаркие схватки с французами, а в доме останавливался сам Кутузов. Узнал тогда Андрей, что в этой усадьбе подрастала красавица Наташа Гончарова, ставшая женой Пушкина, матерью его детей. И сам поэт дважды бывал в Полотняном, любил эти края, купался в здешней речке с необычным названием Суходрев и даже будто бы хотел поселиться тут вместе со своим семейством... Тогда впервые подумалось солдату, что знает он о Пушкине непростительно мало, куда меньше, чем тот разговорчивый старик в заснеженном парке... На войне Андрей Черкашин чудом остался жив—уцелел в жестоких боях под Москвой, не тронули пули под Смоленском, не убил шальной осколок под Витебском. Сам-то он считал—выжил, уцелел во всех жизненных передрягах только потому, что в жизни его ждало дело. И пока он не довершит его, не поставит последнюю точку в пушкинском родословии, ничего с ним случиться не может... В двадцатых годах нынешнего века на закате своей жизни известный отечественный пушкинист Б. Л. Модзалевский сожалел, что так и не было создано “единого Пушкина”. “Я буду счастлив,—писал он,—если когда-нибудь найдется такой человек, который, задавшись целью написать историю рода Пушкиных, использует собранные мною сведения, на накопление коих я потратил около трех десятков лет...”. Когда Черкашин брался за свою Пушкиниану, то не подозревал, что обширные материалы, собранные Муравьевым, Модзалевским, другими виднейшими пушкинистами, хранятся в Пушкинском доме. Ему пришлось начинать с азов, идти неведомым для профессионалов путем, и, как всякий новый путь, он привел к совершенно неожиданным результатам. Теперь-то он уверен, что судьба и здесь благоволила ему: если б раньше довелось ему увидеть все те увесистые тома научных работ, то не дерзнул бы он соперничать с маститыми авторами. Конечно, полное родословие поэта не состоялось бы без того фундамента отечественного пушкиноведения, который закладывался не одним поколением российских историков: Татищевым, Ломоносовым, Карамзиным, Соловьевым, Ключевским, Всеволожским, Веселовским и теми безвестными древними летописцами, писавшими “земли родной минувшую судьбу”. Все это пришлось не просто прочитать—проштудировать. Пушкин живо интересовался собственным родословием, гордился именами своих знаменитых предков. Помните? Люблю от бабушки московской Я слушать толки о родне, Об отдаленной старине, Могучих предков правнук бедный, Люблю встречать их имена В двух-трех строках Карамзина... Но многие родственные линии, которые смогли проявиться лишь графически в полном родословии, не были ведомы поэту. Не знал Александр Сергеевич, что в жилах его течет кровь Юрия Долгорукого и Александра Невского. Не ведал, что состоит в дальнем кровном родстве с прославленными полководцами—бесстрашным князем Дмитрием Пожарским и не знавшим поражений генерал-фельдмаршалом Михаилом Кутузовым. Открылся и такой знаменательный факт: оба полководца—Дмитрий Пожарский и ровно через двести лет повторивший его подвиг Михаил Кутузов—связаны родственными узами. Их матери Ефросинья Федоровна и Анна Ивановна принадлежали одной фамилии Беклемишевых. Предок поэта, стольник Петр Петрович Пушкин имел двух сыновей, один из которых стал прадедом поэта по Холмской линии, другой же—прапрадедом—по Ржевской. В связи с подобными перемещениями колен линий Холмских и Ржевских мать Пушкина Надежда Осиповна приходится одновременно своему сыну четвероюродной сестрой, а мужу—троюродной племянницей. Жена поэта, Наталья Николаевна Гончарова, по женской линии идущая от Ратши, доводится поэту сестрой в одиннадцатом колене. Наталья Николаевна состояла в дальнем родстве с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым, своим пятиюродным братом, поэтому и Александру Сергеевичу Лермонтов—тоже брат в далеком одиннадцатом колене. И другой поэт—Дмитрий Веневитинов оказался в числе родных Пушкина, он его четвероюродный брат. Родство это, известное пушкинистам, идет через прабабку Александра Сергеевича Лукию Васильевну, дочь бригадира Василия Ивановича Приклонского—ее родная племянница Анна Николаевна Оболенская, в замужестве Веневитинова, стала матерью Дмитрия. В числе потомков родной бабушки поэта Ольги Васильевны Чичериной и известный дипломат, первый советский нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин. Ну а в общем, схема пушкинского родословия дает полный простор для новых поисков и открытий. Думается, в чем-то ее можно уподобить Периодической системе элементов Менделеева—она так же дает простор уму пытливому, ищущему. И так хотелось бы, чтобы все пустующие клеточки родословия наполнились жизнью—в истории страны, в народной памяти не должно быть ни белых пятен, ни забытых имен... Пушкин разомкнул круг неизбежных пенсионерских досугов, и Черкашин был богат необыкновенными знакомствами: летчики-космонавты Владимир Губарев и Георгий Береговой, ректор Московской духовной академии владыка Александр и владыка Владимир—глава Московской епархии, балерина Наталья Бессмертнова, академик Борис Рыбаков, прапраправнучка поэта герцогиня Александра Аберкорн из Англии... Он получал сотни писем отовсюду, где живут люди, для которых свято имя Пушкина, ему звонили, спрашивали, приглашали на выступления. И это великое беспокойство, настигшее его на склоне жизни, пожалуй, и была самой большой наградой за свершенный труд. Самой щедрой для Черкашина оказалась осень жизни, та самая, приход которой так страшит многих. Черкашин воздвигал свой памятник Пушкину не из бронзы и мрамора. “Третий памятник” поэту, как метко окрестил его творение кто-то из друзей, взрастал на бумажных листах. К старости гаснут желания, блекнут радости. А тут—взрыв энергии, мысли, дела! К старости дом магнитом держит человека. А тут—только за последние годы жизни—тысячи километров по стране: Минск, Барнаул, Псков, Севастополь, Петербург, Ульяновск, Оренбург. Аудитории—самые разные. Чудаки украшают мир, но мир не жалует чудаков. Вот и уникальное родословное древо поэта, составленное Черкашиным, вдвойне уникально, ибо существует в единственном рукотворном экземпляре. До сих пор ни одно отечественное издательство, несмотря на самые авторитетные отзывы и рекомендации, так и не удосужилось обнародовать полное родословие Пушкина. Правда, Черкашину предлагали свои услуги японцы. Он отказался—издание должно появиться прежде всего на Родине! “...хорош ли я собой или дурен, старинный ли дворянин или из разночинцев... Будущий мой биограф, коли Бог пошлет мне биографа, об этом будет заботиться”,—писал некогда Пушкин. И Бог послал Андрея Черкашина. Бог и уберег его, двадцатилетнего, в одной из самых кровопролитных мировых войн, он же и пожалел его потом—не дал тихой и унылой старости. Отвел ровно столько земного бытия, чтобы сумел он завершить свой труд, порадоваться его признанию и передать свое дело единомышленникам. Шестого мая 1993 года, в день Святого Георгия-воина, Андрей Черкашин ушел из жизни. В жизни был Андрей Черкашин светлым, лучезарным человеком,—свет этот не рассеялся и после его смерти. И лучшим памятником Черкашину стало бы издание написанной им книги “Поэт и вся Россия” и полного пушкинского родословия. http://www.whoiswho.ru/russian/Password/journals/11998/cherkashinr.htm
Марта: Уважаемый Саша, я благодарю Вас и дарю Вам розу Вы всегда рассказываете так интересно! Сколько хороших книг ещё не прочитано...
Natalie: Cпасибо, уважаемый Саша, за то, что вспомнили об этом интересном человеке. Но убедительная просьба: помещайте, пожалуйста, такие огромные тексты через опцию "скрытый текст", чтобы он не казался единственным на всем пространстве ветки.
бык: А эту книгу кто-нибудь читал? Обложка и реклама смахивают на популистское издание! http://www.giftbooks.ru/ws/85/8449.htm
Зизи: А что Вы думаете об этом сочинение, уважаемый Саша? Реклама книги, приведенная уважаемым Быком, действительно, не внушает доверия. Читать не хочется! Но, может быть, это тот случай, когда нельзя судить по одежке?
Cаша: Конечно, уважаемая Зизи,по одной обложке судить нельзя. Часто автор передавая права на издание, неволен выбирать ни оформление и как-либо распоряжаться дальнейшей судьбой своего детища. Я, к сожалению, не держал книги Черкашиной в руках. Но если судить по другим ее книгам, то и эту вряд ли можно назвать популистской.
барышня-крестьянка: Я ничего не читала, к сожалению, из сочинений Л. Черкашиной. Скажите, пожалуйста, Саша, что бы Вы мне посоветовали прочитать. С чего начать, чтобы составить представление об авторе? Потому что в магазине, увидев книгу в такой обложке, я бы решила, что это роман или что-то подобное. Но никак не серьезная литература.
Cаша: Милая Барышна-крестьянка, попробуйте начать с ее работ, помещенных в Интернете. Многие из них посвящены Н.Н., генеалогии Пушкиных. Это ее любимые темы.
Марта: Новая книга Аринштейна называется "Пушкин. Непричесанная биография". Кто-нибудь читал? Мы о ней не говорили?
Зизи: Это не совсем новая книга, милая Марта. В 2007 г. вышло уже 4-е издание, насколько я знаю. Не помню, говорили ли мы о ней.
Cаша: Да, книга Аринштейна достаточно давняя. Она издается уже около десяти лет. Наверное, как и книга Р.Скрынникова, первое издание которой отмечает десятилетие.
Марта: Не знала. На обложке Пушкин и сзади за ним плетется, если не ошибаюсь, Хвостова пожалуйста, поправьте меня, если я ошиблась. Я-то её не читала. При случае прочту. Спасибо вам, дорогие Зизи и Саша!
барышня-крестьянка: И я не читала. Но теперь обязательно прочту!
Марта: Вот ещё одно новое для меня имя. Мне сегодня принесли почитать книгу "Чехословацкие находки" Л.С. Кишкина. Кто-нибудь читал?
Кот: По-моему, хорошая книга. Она у меня есть, но читал я ее давно (она же вышла в 1980-х годах). Там достаточно обстоятельно рассказывается о хранящихся в Чехословакии материалах, так или иначе касающихся Пушкина.
Марта: Она как-то перекликается с книгой Раевского?
Зизи: Я бы сказала, что это совсем другая книга! У Раевского больше лирики! А эта книга написана ученым-славистом. Это итог его поисков пушкинских материалов в Чехии и Словакии. В этой книге есть то, чего нет у Раевского. Например, рассказ об оказавшейся в Праге уцелевшей части знаменитой библиотеки А.Ф.Смирдина,которую считали бесследно пропавшей. Кроме того, речь идет и об архиве А.Н.Фризенгоф, обнаруженном в Словакии, о портретах и рукописях Д.Ф.Фикельмон. В этой части может быть книга Кишкина и перекликается с книгой Раевского. Но все-таки, повторюсь, это - совсем другая книга! Мне она нравится. В этом году вышла книга Л. Кишкина "Люди пушкинской поры". Видела ее в магазинах, но не читала пока.
Марта: Тоже буду искать эту книгу...
Марта: На одной из веток одного пушкинского форума (нашего ли, не помню) один из участников спросил, изменится ли отношение к поэту (не обязательно к Пушкину) или его произведению, если будут найдены какие-либо новые документы, идущие вразрез с общепринятым, уже устоявшимся, мнением? Не помню, кто и что отвечал и была ли вообще у нас (или не у нас?) дискуссия по этому поводу. Но вот передо мной статья Владимира Новикова, филолога и критика, профессора МГУ, "Новый век перепишет биографии классиков". Возможно ли это?
Cаша: "Переписали" в свое время Шолохова-обладателя Нобелевской премии. Подвергли сомнению авторство лауреата столь высокой награды мирового значения. Так что все возможно. Главное, чтобы пересмотр не превращался в произвол и цинизм, во вседозволенность. Иначе, это уж страшно. Иное дело,когда автор возвращается к читателю, или самобытный и интересный творец приоткрывается с новой, неизвестной широкому читателю, стороны. А это уже позитивный момент.
Кот: Уважаемая Марта, а что пишет Новиков и где он это пишет? Какой смысл он вкладывает в солово "перепишет"? Писать и преписывать будут, конечно. Ведь по-настоящему удовлетворительной биографии Пушкина до сих пор нет. Вряд ли изменится отношение к пушкинскому "Я помню чудное мгновение" из-за того, что было принято верить, что оно посвящено А.П.Керн, а "переписывающий" пытается убедить нас, что оно посвящено императрице.
Марта: Сейчас я работаю со "Студенческим меридианом", поэтому статья оттуда, № 9 и " 10, 2005 год. Обратила же внимание на эту статью из-за отзыва Вл. Новикова о книге, изданной в Англии, о Чехове. Он пишет, что у нас так пока писать не умеют. А я слышала от уважаемых мною людей совсем другое мнение об этой книге. Статья в десятом номере называется иначе: "Прививка от алексии". Термином "алексия", если кто не знает, в медицине обозначают потерю способности читать. Автор статьи этим словом назвал читательский кризис 90-х годов
Зизи: Марта пишет: изменится ли отношение к поэту Мое личное отношение к творчеству того или иного человека не менялось, если я узнавала какие-то подробности их биографии, не симпатичные лично мне. Когда я впервые прочитала книгу "Моя жизнь дома и в Ясной Поляне", мне перестал быть по-человечески симпатичен Лев Толстой. Но я не перестала любить "Войну и мир". Теперь я понимаю, что любые воспоминания - субъективны и к ним надо относиться очень осторожно. То же самое могу сказать и о Шолохове, и о Пушкине. Тем более, что сейчас о Пушкине не пишет только ленивый. И чем сенсационней "открытие", тем больше спрос на произведение. Только Пушкин-то здесь при чем? А тем более ни при чем его творчество!
Марья Гавриловна: Согласна с уважаемым Котом, нет "удовлетворительной биографии Пушкина"! Надо обладать смелостью, почти наглостью - чтобы взяться за такое непростое дело, и у этого человека должен быть свой взгляд на многое - иначе это будут просто реферат))) - ведь так много уже написано... Но отношение к Пушкину вряд ли изменится...Да как-то и не верится, что могут всплыть документы, которые заставят нас это сделать! Пушкин - хороший!
Марта: Спасибо, Марья Гавриловна!
бык: http://lev-trotski.narod.ru/07.htm
Марта: Об этом я уже читала у Лациса.
Cаша: Вспоминается давняя "реконструкция" Ходасевичем судьбы Ольги Калашниковой, как она была представлена у Щеголева в книге "Пушкин и мужики" .
Марта: Уважаемый Саша, а можно ли Вас просить подробнее рассказать об этом? И еще. Не дадите ли ссылку, где можно прочесть ХОдасевича о Пушкине.
Cаша: Милая Марта, очень интересная подборка работ Владислава Ходасевича о Пушкина: http://az.lib.ru/h/hodasewich_w_f/
Cаша: В конце 1920-х годов П.Е.Щеголев задумал цикл книг, посвященных Пушкину. Давно и глубоко занимаясь темой дуэли и смерти поэта, в 1928 г. он выпустил третье издание своей знаменитой книги. Когда Павла Елисеевича уже не было в живых, вышла книга "Из жизни и творчества Пушкина", содержащая работы ученого разных лет. Отдельно следует сказать о книге "Пушкин и мужики", вышедшей в издательстве "Федерация", в 1928 г. В ней Щеголев предпринял попытку осветить материальный быт Пушкина-помещика, собрать материалы,относящиеся к данной теме, привести документы, письма, касающиеся управления нижегородским и псковским имениями. Со временем многие материалы должны были войти в третью книгу задуманной, но неосуществленной Щеголевым "пушкинской серии". В книге "Пушкин и мужики" Щеголев поместил свою статью "Крепостная любовь Пушкина", увидевшую свет годом ранее в журнале "Новый мир" № 10, 1927 г. Надо отдать должное Щеголеву- он впервые, опираясь на имеющиеся в его руках документальные материалы, письма Ольги Калашниковой к Пушкину, болдинский архив поэта, по возможности, полно и точно изложил последующую судьбу "пушкинской Эды" после 1826 г. В статье Щеголев полемизирует с Ходасевичем, с его весьма вольной фантастической трактовкой судьбы Ольги. Не располагая документальными данными, Ходасевич романтизировал судьбу О.Калашниковой, представит в трагическом ракурсе незавидную судьбу обесчещенной крепостной, которую Пушкин "неосторожно обрюхатил".
Марта: Спасибо, дорогой Саша, за ссылку и за рассказ.
Марта: В Санкт-Петербурге, в издательстве "КОЛО" (что за такое издательство?) в 2008 году вышла книга Б.П. Захарчени "Радость творчества". Б.П. Захарченя академик РАН, доктор отделения физики твердого тела. Его имя носит малая планета Солнечной системы. Разговор о нем на форуме уже как-то был в связи с дуэлью Пушкина. В конце 80-х ученый, листая воспоминания о Пушкине, задумался о месте дуэли и решил восстановить мельчайшие детали того рокового дня. Его тщательно аргументированная гипотеза была когда-то опубликована в одном из журналов и сейчас вошла в названный выше том его воспоминаний.
Кот: Что-то про Захарченю я не помню ничего.
Марта: Наверное, это было на другом форуме Из статьи: "Проанализировав все известные свидетельства поединка, исследователь /Захарченя - М./ просчитал по секундам дорогу к месту, где и прозвучали выстрелы, и неожиданно обнаружил "дефицит времени", который по-новому высветил хронологию событий. При быстро надвигающихся петербургских сумерках дуэль могла состояться засветло при одном условии: она была не на Черной речке, а на более близком расстоянии к центру города. Скорее всего - на Каменном острове, у дома Доливо-Добровольского, где Пушкин снимал дачу". Если об этом на форуме разговор не заходил, то о "дефиците времени" мы все же говорили.
Зизи: Мне нравится такая версия: стреляться у своего дома. Очень удобно!
Марта: Дорогая Зизи, мы ведь об этом уже писали? О "дефиците времени"?
Марта: И.Золотусский пишет о Гоголе, поэтому свое сообщение я помещаю не на ветке "Пушкинисты" , а на другой - "Хочу рассказать". Хотя в приведенном отрывке имя Пушкина присутствует.
Таша: Приношу тысячу извинений, но случайно стерла сообщение нашего гостя, который вошел под именем "Зануда". По счастью, сообщение скопировано, поэтому привожу его здесь: [Поговорим о... ] - Новая тема Сегодня 21:26 премодерация [Зануда] Давно минувшее% о "создателях" иузея в Приютине Случайно натолкнулся на сообщение Таши (9.07.08) о совместном создании в Приютине музея Л.Тимофеевым и В. Файбисовичем, который был там зав. фондами и "из ничего сформировал уколоссальную коллекцию..." В. Файбисович никогда не работал вместе с Л.Тимофеевым, и никогда не был зав. фондами во время его пребывания в Приютине. Мемориальное собрание музея, которое в настоящее время находится в музее, почти полностью, за исключением нескольких предметов, состоит из того, что удалось разыскать Л. Тимофееву. В. Файбисович пришел в музей уже после увольнения из него в связи с несоотвествием Л.Тимофеева. Его приход стоил казне немалых затрат в связи с "открытиями" в период реставрационных работ. Я гооврила о деятельности музея со слов Виктора Михайловича, но, возможно, я его не так поняла. Прошу прощения, если ввела всех в заблуждение, но при встрече с В. М. обязательно спрошу его об этом.
Марта: Н.А. Раевский Исследователь и краевед из Нарвы Юрий Алексеевич Мазанов приехать на конференцию не смог, но текст его выступления «Николай Раевский: «Неизвестная судьба известного пушкиниста» был зачитан. В выступлении было сказано о книге Тамары Милютиной, где есть глава, посвященная Николаю Алексеевичу Раевскому. Несколько слов о Т.Милютиной. Тамара Павловна Милютина в книге воспоминаний «Люди моей жизни» (Тарту: Крипта, 1997) освещает жизнь русских в Эстонии в первой половине ХХ века, а также судьбы представителей русской интеллигенции в годы сталинских репрессий, их пребывание в ссылке. В 1997 г. ее воспоминания были удостоены премии имени Игоря Северянина. Книга была напечатана на средства, выделенные фондом Kultuurkapital,ом Эстонии и Фондом Открытой Эстонии. С Н.А.Раевским Т.Милютина познакомилась в Минусинске, где отбывала ссылку. Во время ссылки лаборантом в больнице. Н.А.Раевский общался в Минусинске только с двумя семьями, одной из которых была семья Т.Милютиной. Было зачитано несколько писем Раевского Милютиной, в одном из них были строки о «злобных латышах». Учился он в Праге, в Карловом университете, знал четыре иностранных языка. Раевский – доктор биологических наук. О своих литературоведческих исследованиях пишет, что у него серьезное заболевание – страсть, и называется это «Пушкин». Так в пушкиноведении появился еще один дилетант /так в тексте выступления – М./, забывший свою диссертацию и посвятивший свою жизни исследованию жизни и творчества Пушкина. Перед началом войны посетил замок Бродзяны. Его исследования были прерваны войной и лагерным сроком, о котором он никогда не рассказывал. В Праге гестапо посадило его на два месяца в тюрьму, а потом, после освобождения Праги нашими войсками, начался долгий лагерный срок. Даже из лагерных стен он делает попытку заинтересовать находкой пушкинских материалов в Теплице. Пишет заявление начальнику НКВД с просьбой сохранить найденные документы, особенно дневник Долли. Это были мои краткие записи на конференции. Следующий, вечерний, рассказ - по книге Т.Милютиной.
Зизи: Извините, что прерываю Вас, уважаемая Марта, но раз зашел разговор о дилетантах-пушкинистах, хочу показать Вам Владимира Сысоева - автора книги "Анна Керн", выпущенной в серии ЖЗЛ. Мы с ним познакомились в Смоленске на конференции. На этой фотографии он в центре Я книгу еще не читала.
Марта: Дорогая Зизи, это фото не открывается. Так жаль... Ой, открылось! Я видела его книгу, но не купила. Эх... Прежде, чем говорить о Раевском по книге Милютиной, предлагаю вам текст о нем из Википедии: Родился 30 июня (12 июля) 1894 года в уездном городке Вытегре Олонецкой губернии (ныне Вологодской области) в семье судебного следователя. По отцовской линии будущий писатель принадлежал к одному из старинных дворянских родов Раевских. Его дед был известным петербургским юристом, прадед Николай Раевский — протоиереем, настоятелем кафедрального собора в Санкт-Петербурге. Мать происходила из олонецкой ветви дворянского рода Пресняковых (народоволец Андрей Пресняков, казнённый в 1880 году, был её двоюродным братом). Из-за частых разъездов отца по служебным делам воспитанием детей в основном занималась мать — Зинаида Герасимовна. Через два года после рождения Николая семья переехала по новому месту назначения отца — на железнодорожную станцию Малая Вишера (недалеко от Петербурга). В 1899 году пятилетнего Николая привезли из Малой Вишеры на побывку к бабушке и дедушке. Через много лет Николай Алексеевич воспроизвёл слова жившей там прабабушки Софии, обращённые к нему: «Вот, Колечка, когда ты подрастешь, то вспомни, что я рассказываю тебе сейчас. Когда мне было 16 лет, на одном балу я видела Александра Сергеевича Пушкина, а моим учителем в Патриотическом институте благородных девиц был Николай Васильевич Гоголь. Когда подрастешь, узнаешь, кто были эти великие люди». В 1902 году Раевские переехали в Подольскую губернию. Николай учился в гимназии в Каменце-Подольском. Там он увлёкся энтомологией. Закончив в 1913 году Каменец-Подольскую гимназию с золотой медалью, Раевский стал студентом естественного отделения физико-математического факультета Петербургского университета. Начавшаяся Первая мировая война повлекла Раевского к себе: он добровольно оставил университет и поступил в Михайловское артиллерийское училище. Подпоручик Раевский получил боевое крещение во время Брусиловского прорыва. В Карпатах поручик Раевский мечтал добыть георгиевское оружие. Через много лет в письме сестре он вспоминал: «Осень 1916 г. Я — двадцатидвухлетний поручик артиллерии. В Карпатах готовится наш прорыв (развитие Брусиловского). Мне очень хочется заработать георгиевское оружие, а начальство не прочь дать мне возможность отличиться, потому что молодой артиллерист на хорошем счету. Словом, я вызываюсь быть передовым наблюдателем дивизиона — роль и весьма почётная, и весьма опасная. В другой батарее тоже есть желающие. Бросают жребий, и он падает не на меня. Часа за три до артподготовки телефонный гудок — подпоручик такой-то по пути к пехотным окопам ранен в руку, поручику Раевскому немедленно отправляться. За полчаса до открытия огня я оказался в 300 шагах от германцев на самом важном участке плохо подготовленной операции... Еще один офицер-артиллерист был ранен. У меня, 22-летнего юноши, сосредоточилось управление огня 24 пушек. Я пристрелял их, но очень быстро стала рваться телефонная связь. Вдобавок ещё один дивизион гаубичной артиллерии, впервые прибывший в горы, начал стрелять так неудачно, что снаряды ложились прямо на нас и добивали раненых. Командир батальона сказал мне шепотом: «Поручик, если вы не добьётесь переноса огня (к которому я не имел никакого отношения), пехотинцы вас перестреляют»... Мне удалось вызвать к телефону (последняя не перебитая линия) начальника артиллерии и прекратить гаубичное безобразие. Одновременно я очень категорически доложил всероссийски знаменитому артиллеристу, что, если наша артиллерия не потушит «электрической лампочки» (участок германской позиции против нас), операция не удастся. Через несколько минут германцы перебили последний мой провод, но их гора уже кипела, как котёл, от наших разрывов. Атака всё-таки не удалась, потери были большие, георгиевского оружия, я, понятно, не заработал, но осталось сознание, что свой долг я исполнил достаточно толково». Когда в 1918 году Раевскому довелось встать в ряды Белой гвардии, он был уже опытным офицером, убежденным противником советской власти. В 1920 году капитан Раевский с остатками разбитой армии Врангеля покинул Родину. Жил в Греции, Болгарии, потом на долгие годы осел в Чехословакии. В Праге Раевский в 1924 году начал учёбу на естественном факультете Карлова университета. Одновременно он поступил во Французский институт имени Эрнеста Дени (тоже в Праге), чтобы усовершенствоваться в знании французского языка и впоследствии попытаться устроиться на службу в качестве энтомолога в одну из французских африканских колоний. В 1927 году выпускника Французского института Николая Раевского за конкурсное сочинение о французском классицизме наградили месячной командировкой в Париж. А в 1930 году Раевский получил в Карловом университете диплом доктора естественных наук и одновременно предложение напечатать свою студенческую диссертацию в «Трудах» Чехословацкой академии наук и искусств. В 1941 году Раевский два с половиной месяца сидел в гестапо. Его выпустили под подписку о невыезде, посчитав старого русского офицера безвредным. 31 декабря 1943 года Раевский записал в дневнике: «Хотел бы конца войны, как и все, но боюсь, боюсь большевизма — не за собственную шкуру только, за немногих дорогих мне людей, за все, что есть хорошего в европейской культуре, за право жить не по указке духовного хама… Для себя же лично — пережить две недели после конца войны. Кто-то сказал, что это будут самые страшные две недели». 13 мая 1945 года Раевский был арестован советскими властями. Его по статье 58-4 «б» «за связь с мировой буржуазией» приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей и трём годам поражения в правах. Пунктом отбывания наказания был определён Минусинск. В январе 1960 года Николай Раевский после одиннадцати лет, проведенных в Минусинске, переехал в Алма-Ату, получив работу переводчика в Республиканском институте клинической и экспериментальной хирургии. Работал в институте до 82-х лет. Составлял библиографию работ по щитовидной железе на восьми иностранных языках, выполнял переводы статей по разным разделам хирургии, участвовал в создании музея по истории хирургии Казахстана. Писатель скончался в Алма-Ате в декабре 1988 года на 95-м году жизни. После смерти Раевского заместитель председателя правления Советского фонда культуры Олег Карпухин написал в журнале «Наше наследие»: «Чем глубже я вникал в эту долгую и удивительную жизнь, тем больше печалился тому, что нет книги об этой жизни. Более того, нет даже сколько-нибудь обстоятельного очерка. В судьбе этой, между тем, есть всё, чтобы на её основе воссоздать, без преувеличения, историю двадцатого века со всем блеском, трагедиями, величием, потерями и обретениями». Извините, чточ такой большой текст. .
Кот: Большое спасибо, уважаемая Марта! Не помню откуда (по-моему, из его публикации "Жизнь за отечество" в журнале "Простор"), но у меня осталось в памяти, что Раевский успел еще побывать с армией в Закавказье, в тех местах, через которые проезжал Пушкин по дороге в Арзрум.
Зизи: Спасибо, дорогая Марта! Я многого из того, что Вы написали о Раевском, не знала!
Марта: А теперь слушаем милый голос доброго человека - Тамары Милютиной: «Феокрит (Николай Алексеевич Раевский) Рассказывали, что лаборантом в Минусинской городской больнице работает образованный и интересный человек, долгие годы проживший в Праге, затем отбывший срок в наших лагерях. С тайной надеждой, что этот человек в Праге мог знать Ивана Аркадьевича Лаговского /муж Т.Милютиной – М./, я отправилась в лабораторию. Это был небольшого роста полноватый человек лет шестидесяти, чрезвычайно вежливый, с изысканными старомодными манерами, пересыпавший свою речь французскими фразами и словами. При знакомстве он, представляясь, неизменно после Николай Алексеевич Раевский, добавлял: доктор биологических наук, член корреспондент французского института! … Он стал у нас часто бывать. … Так наша ссыльная кампания обогатилась интереснейшим посетителем. Наши сборища теперь стали литературными! Очень интересны были его рассказы о чехословацкой «пушкиниане». … Николай Алексеевич увлеченно рассказывал, как долгие годы искал архив австрийского посла в Петербурге – графа Фикельмона и его жены Дарьи Федоровны (внучки Кутузова), в литературе о Пушкине известной под именем Долли. Узнал, что в замке Теплиц живет правнук графини, получил от него копии дневниковых записей Долли о дуэли и смерти Пушкина и письма Пушкина к ней. Поиск прервался войной и долгим лагерным сроком. О лагерной жизни он никогда не рассказывал. Для того, чтобы прожить, Раевский был лаборантом, а для души приводил в порядок богатейший гербарий музея …, а также писал своего «Феокрита», впоследствии изданного под названием «Последняя любовь поэта». (Продолжение будет) Спасибо всем, кто читал, а также тем, кто откликнулся!
Таша: Зизи пишет: Владимира Сысоева - автора книги "Анна Керн" Жаль, что Вы не спросили у него, с какойц свечой он стоял у постели Анны Керн, когда она приезжала в Тригорское и по версии Сысоева "понесла" от А. С. Пушкина
Марта: … Мне кажется, ему захотелось написать об этом греческом поэте, жившем, предположительно, в начале III в. До Рождества Христова, именно потому, что о жизни Феокрита решительно ничего не было известно. Раевский мог писать как бы о самом себе: приписать свои черты характера и вкусы, даже образ жизни, … а главное – пережить с Феокритом то, чего его лишила реальная жизнь – романтические приключения и любовь молодой «гетеры». … Постепенно мы все (за глаза) стали звать Николая Алексеевича Феокритом. Запомнились пустяки: переехав на новую квартиру на улице Сталина, Раевский со вздохом сказал, что теперь живет на улице, «не к ночи будь помянутого». У прежней хозяйки хоронили кота – очередного Ваську. Даже камень какой-то достал и масляной краской написал по латыни: Basileus IV. Anno Domini 1956 (римскими цифрами). Летом 1957 г. мы из Минусинска уехали в Эстонию. У меня сохранилось десять писем Н.А.Раевского и поздравительные открытки.
Зизи: Таша пишет: и по версии Сысоева "понесла" от А. С. Пушкина Ой! Но я же книгу не читала, поэтому и не спросила. Единственное, что меня сразу смутило в этом человеке, что он - предприниматель, как было сказано. Все книги, которые он пишет издаются на его деньги (м.б. частично). Я знаю, как сейчас трудно издать книгу, как трудно найти спонсоров (у нас у самих книга "зависла" на стадии печати), поэтому я его только спросила, как ему удалось "пробить" книгу в ЖЗЛ, не будучи профессионалом. Теперь точно прочитаю эту "Керн", чтобы быть "вооруженной". Спасибо, уважаемая Таша!
Марта: Золотые слова о Раевском: В судьбе этой, между тем, есть всё, чтобы на её основе воссоздать, без преувеличения, историю двадцатого века со всем блеском, трагедиями, величием, потерями и обретениями Портрет из книги Тамары Милютиной:
Таша: Спасибо, дорогая Марта, за этот рассказ, который украсил "ветку" о пушкинистах
Марта: Рада была поделиться. Да и книги Раевского люблю перечитывать. Вот сейчас опять пришла пора.
Cаша: Такие коллекции Пушкинианы собирают годами. Не осилить...
Таша: И это все Ваше?
Cаша: О, если бы.. Это кто-то собирал годами. А сейчас пожелал продать через Интернет и выставил свое собрание. Так и хочется заглянуть под кое-какие обложки...
Марта: А под какие?
Cаша: Самые крайние сверху- 4 тома в бежевых суперах - Пушкин в прижизненной критике. Последний том совсем свеженький, вышел только четыре месяца назад. А сколько еще в тех закромах...
Марта: Да, хорошее собрание. Но, наверное, то, что на картинке - это не все собрание? Дорогой Саша, не дадите ли ссылочку?
Марта: Вернусь у пушкинистам. О Раевском большая статья в шестом номере журнала "Природа и человек" за этот год: Владимир Уразовский "Я выброшен ветром...: к двадцатой годовщине со дня кончины выдающегося русского писателя -пушкиниста Николая Алексеевича Раевского". Но в этом году исполняется (или исполнилось?) 90 лет со дня трагической гибели не менее известного (но почти забытого в наши дни) ученого,историка, пушкиниста Бориса Владимировича Никольского. К сожалению, я не читала его книгу "Последняя дуэль Пушкина", изданную в 1906 году. У Таши ссылка на эту книгу есть в ее книге "Я жить хочу". Дорогая Таша, не расскажете ли о Б.Н.Никольском и его книге?
Таша: Марта пишет: не расскажете ли о Б.Н.Никольском и его книге? Возможно когда-нибудь, когда у меня образуется хоть сколько-нибудь свободного времени...
Кот: Уважаемая Марта! Биография Б.В.Никольского приведена здесь Правда, в ней о Никольском как пушкинисте почти ничего не говорится. В основном - о его социально-политических взглядах и деятельности, причем с одной определенной точки зрения.
Таша: Какая тяжелая биография...
Марта: Спасибо, уважаемый Кот! Очень благодарна Вам за отзывчивость. Его биографию я знаю. Мне хотелось услышать Ташу. Особенно о книге. Вот это я вряд ли смогу где-то получить.
Cаша: Спасибо,уважаемый Кот! В какой же водоворот он попал.
Марта: Статью о Н.А.Раевском (в журнале "Природа и человек"; я о ней уже говорила на форуме) написал Владимир Уразовский, которому Раевский помогал в работе над книгой о Пушкине. Вчера вечером думаю, дай посмотрю в ИНтренете, что за пушкинист Уразовский. Открываю - а там ссылка на наш форум, на мою информацию. Вот я удивилась... А больше ничего не нашла.
Арина: была в книжном магазине и поразилась,сколько продолжают писать о том,очем давно столько написано! И все-пушкинисты!!
Зизи: Я тоже думаю об этом книжном "мусоре", когда прихожу в магазины. Пишут все, кому не лень! И где только деньги берут на издание подобной литературы?!
Марта: Наверное, есть спонсоры.
Зизи: Марта пишет: Наверное, есть спонсоры
Cаша: а кому-то для издания достойного труда так никогда и доведется найти спонсора.
Марта: Спонсоров надо воспитывать. Как же им, бедным, разобраться, что достойно, а что нет.
Арина: а как их воспитывать-то?мне очень нужен спонсор!
Марта: In memoriam Кичатов Феликс Зиновьевич (13.04.1936 – 27.08.2009) Феликс Зиновьевич Кичатов родился в Нижнем Новгороде. Профессиональный военный (полковник в отставке), прослуживший 30 лет в инженерных войсках. После увольнения в запас работал в Калининградском университете, четыре года возглавлял областное отделение Российского Фонда культуры. Пушкиноведением начал заниматься с 1988 года, когда в Калининграде было создано Областное общество почитателей А.С.Пушкина. В прошедшем году Обществу исполнилось двадцать лет. Все эти годы Ф.З.Кичатов был бессменным Председателем Общества. На счету Общества немало добрых дел, способствующих увековечению памяти о нашем великом поэте. В Калининграде две улицы и один переулок носят имя Пушкина, а в Пушкинском сквере стоит памятник поэту, выполненный академиком М.К.Аникушиным. Здесь проходит самый большой праздник Общества почитателей Пушкин – 6 июня, день рождения поэта. В Калининграде эта традиция существует с 1993 года. В 2005 году открылся обновленный пушкинский сквер. Позади бюста поэта вместо бывшей "доски почета" установлена колоннада в виде ротонды. Сквер вымощен новой тротуарной плиткой, его украсили красивые светильники в старинном стиле. Здесь же установили скамейки, разбили цветники. Это одно из самых любимых мест отдыха калининградцев. А также место, где обычно собираются почитатели поэта. В городе Советске (бывший Тильзит) к 200-летию поэта открыт памятный знак Пушкину на улице, названной его именем. 5 июня 1999 г. по ходатайству Калининградского областного общества почитателей А.С.Пушкина военный корабль Балтийского флота КИЛ-926 получил новое имя «Александр Пушкин». Инициатором и вдохновителем всех этих дел был Феликс Зиновьевич, заслуженный работник культуры Российской Федерации. В 2001 году был награжден медалью Пушкина, а в 2004 году внесен в энциклопедию «Лучшие люди России». Ф.З.Кичатов – автор многочисленных публикаций и нескольких книг: «Я сам обманываться рад…» (1999) «Пушкин. Взгляд из зарубежной России» (2005) Кофейный портрет. Невыдуманные истории (2006) Эти книги были написаны историком, литературоведом, исследователем, учителем и просто очень добрым и счастливым человеком , которому было интересно жить, у которого было много встреч с удивительными людьми, объединенных именем Александра Сергеевича Пушкина. В понедельник, 31 августа, мы прощаемся с дорогим Феликсом Зиновьевичем
Кот: Уважаемая Марта, поклонитесь его праху и от нас.
Марта: Спасибо, дорогой Кот
Арина: А о чем книга "Кофейный портрет?
Марта: О событиях и людях, связанных с именем А.С.Пушкина. О потомках поэта, об известных пушкинистах, о простых людях, с которыми встречался автор.
Марта: Саша пишет о Никольском: ... В какой же водоворот он попал. В такой же водоворот попал и Н.А.Раевский, мы писали о нем, и пушкинист из Германии профессор Рольф-Дитрих Кайль. О нем рассказал в своей книге Ф.З.Кичатов. Кто-нибудь из вас знаком с ним? Я могла бы о нем написать. Сегодня 40 дней, как не стало Феликса Зиновьевича, Председателя нашего Общества почитателей Пушкина.
Кот: Расскажите, расскажите, пожалуйста, уважаемая Марта!
Марта: Начало рассказа Кичатова о докторе Кайле я пишу с большими сокращениями. А весь рассказ можно прочесть в Интернете. Сссылка дана в конце . Ф.З.Кичатов Пушкинист Впервые я узнал о докторе Кайле в 1984 году из статьи во Временнике Пушкинской комиссии, посвященной выходу в свет очередного перевода на немецкий язык пушкинского романа в стихах «Евгений Онегин». … Целых восемнадцать лет доктор Кайль работал над этим переводом, который … был назван советскими пушкинистами лучшим …из предыдущих. … первой пробой пера Кайля-переводчика стала поэзия Бориса Пастернака. … На этой почве завязалась переписка Кайля с Пастернаком. Ознакомившись с переводом …, Пастернак отметил…, что перевод Кайля передает не только букву, но и дух его стихов. Первая встреча с Дмитрием Федоровичем (так именуют Рольфа-Дитриха в России) произошла в Москве, в 1990 году, на учредительной конференции Российского Пушкинского общества. Говорили об «Андре Шенье», доклад о котором только что был прочитан доктором Кайлем, о проблемах пушкинских обществ у нас и в Германии (Немецкое Пушкинское общество было учреждено за год до Калининградского, в 1987 году, /и его возглавил доктор Кайль/), об издательской деятельности. … Расстались мы друзьями. Эта короткая встреча положила начало нашей дружбе и многолетней переписке. …………………………………………… По-русски он говорил в совершенстве, без малейшего акцента. … В дальнейшем я обнаружил … у него огромный арсенал знаний в области русской культуры. Оказалось, что он великолепно знаком с русской литературой, …хорошо изучил русский фольклор, характер и быт русского народа. … Но больше всего доктор Кайль любил Пушкина. … В немецкой биографии, написанной Р.-Д. Кайлем, отражено современное состояние пушкиноведения и учтены новейшие исследования наших ученых. ………………………. Я с трудом сумел взять у него несколько интервью. ………… А началась эта история с 1930-х годов прошлого века в одном из районов Берлина, который называли «русским», где осели многие эмигранты первой волны из России. ………. Девятилетний берлинский мальчишка по имени Рольф именно там увидел впервые русских. http://zhurnal.lib.ru/k/kichatow_f_z/8_pushkinistdoc.shtml
Кот: Уважаемая Марта! Получил огромное удовольствие от кичатовской статьи. Очень интересно, и написано очень хорошо. Спасибо большое!
Natalie: Да! Читается с огромным удвольствием. Спасибо!
Марта: Лев Сергеевич Кишкин (1918-2000). Писала ли я о нем? Его книгу о чехословацких находках я когда-то читала, а сейчас у меня его новая книга "Люди пушкинской поры". Перехожу на ветку "Поговорим о книгах...".
Арина: такая книга у меня есть!!!
Зизи: Спасибо, дорогая Марта, за статью Кичатова!
Зизи: http://www.vesti.ru/videos?vid=258953
Марта: Спасибо, дорогая Зизи!
Марта: Об этой лекции я узнала гораздо позже, поэтому на ней не была. С автором не знакома. Он вообще-то не пушкинист, но вот узнала, что занимается он и Пушкиным. 07.06.2010 http://www.lib39.ru/index.php?ELEMENT_ID=709 Лекторий-семинар по истории художественной культуры 4 июня состоялось лекция профессора В. Х. Гильманова на тему: «Пушкин. Последние дни». Лекция была приурочена к 211-й годовщине со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина и посвящена последним дням его жизни. Профессор Гильманов детально описал обстоятельства дуэли Пушкина с Дантесом; рассказал о возможных причинах дуэли и трагической ситуации, сложившейся в семье Пушкиных и Гончаровых; представил свидетельства друзей Пушкина о последних 46 часах жизни поэта. Особое внимание было уделено отношениям Пушкина с Православной Церковью, в частности знаменитой поэтической полемике с митрополитом Филаретом Московским, а также спору с Чаадаевым о католицизме и православии. В. Х. Гильманов высказал точку зрения, согласно которой последняя дуэль Пушкина – это попытка защиты своей души, своей жены, а значит, России. Объяснение поступка поэта следует искать в его женоцентричной поэтике, а также в его понимании национальной души. Профессор не согласен с известным пушкиноведом В. Непомнящим, который в своей статье «Удерживающий теперь» придает гению Пушкина онтологическое значение. По мнению В. Х. Гильманова, пушкинская природа имеет нуменозный статус – «знак, в котором участвуют сакральные силы и энергии мирового процесса». По окончании лекции состоялась дискуссия. Участники семинары обсудили вопросы соотношения Пушкина-поэта и Пушкина-человека, его религиозные и духовные убеждения, а также проблему преподавания творчества Пушкина в школе.
Кот: Когда речь заходит о чем-нибудь вроде "нуменозного статуса", "сакральных сил" и "энергии мирового процесса", мне становится просто скучно.
Марта: Меня удивило другое. Ведь публика, я думаю, была неподготовленной. Специальная лексика была ей непонятна. Что такое "нуменозный" не знаю и я.
Кот: Я тоже не знаю, что такое "нуменозный", и узнавать как-то не хочется.
Марта: А я все-таки посмотрю, что это значит. Хоть это мне никогда и не пригодится. В Интернете об этом много. Например, вот это: Нуменозный http://www.hadit.ru/blog/religio/132.html «..... По Канту номен — это Вещь в себе. Вещь умопостигаемая и в отличие от феномена (проявления), не зависящая от нашего восприятия. Если перевести с латыни «nomen» – означает «имя». С одной стороны это даёт нам бесконечный простор для семантических спекуляций. И для Канта и для римлян слово нумен было тождественно понятию «бог»......» . Можно ли в таком случае сказать, что синоним слова "нуменозный" - "божественный"?
Кот: Уважаемая Марта! Как справедливо замечено в приведенной Вами цитате, "это дает нам бесконечный простор для семантических спекуляций". Поэтому толковать можно как угодно.
Таша: Марта пишет: Профессор Гильманов детально описал обстоятельства дуэли Пушкина с Дантесом; рассказал о возможных причинах дуэли и трагической ситуации, сложившейся в семье Пушкиных и Гончаровых; представил свидетельства друзей Пушкина о последних 46 часах жизни поэта А разве до того, как уважаемый профессор решил "детально описывать" названные обстоятельства они никем не были описаны и исследованы? Из сказанного следует, что профессор просто пересказал некоторые страницы "Летописи жизни Пушкина". Только с какой целью? Разве что "для семантических спекуляций"?
Марта: "Семантические спекуляции" мне тоже запомнились. А вы не находите, что это самое "детальное описание" не ко времени? На дворе-то было 6 июня ... Можно было бы детально описать, как, например, родился Пушкин.
Natalie: Что выучил, то и пою... Забавный профессор...
a:
Кот: Уважаемое а, добрый день! Вы что-то хотели сказать о пушкинистах?
барышня-крестьянка: Интересное имя! Аааааа...
Таша: Среди пушкинистов такого имени не встречала
бык:
Марта: Это автор книги?
Таша: книг, дорогая Марта! Это ненаглядный наш Вадим Петрович СТАРК
Марта: Я так и знала, так и чувствовала!
Зизи: А что Вы чувствовали, дорогая Марта? Что именно так и должен выглядеть В.П. Старк? Или что-то другое?
Марта: Чувствовала большую радость узнавания!
Зизи: Я все-равно ничего не поняла! От чего радость узнавания? Или от кого? Да это и не важно! Главное, чтобы пушкинисты книжки свои писали. Мы тут с Аннет увидели книгу Бушкова, Пушкину посвященную. Роман!!!! Детектив!!! Или блокбастер!!! Теперь, значит, и Бушков - пушкинист???
Марта: Радость от того, что я его узнала. Мне передали в подарок новую книгу В.И. Порудоминского "Одинокая птица на кровле". Это не о Пушкине, как я думала. Но прекрасно! Вторая повесть о студентах-филологах.
Марта: Зизи пишет: Теперь, значит, и Бушков - пушкинист??? Вот что я нашла: http://www.openspace.ru/literature/projects/162/details/18210/ Петрушевская пишет о Пушкине.
Зизи: У меня галлюцинации??? Мне кажется, что вчера я читала информацию о творениях Бушкова, которую нам предоставила Таша. Сегодня хотела показать ЭТО своей коллеге, а ничего НЕТ!!!!
Кот: Спасибо за ссылку, уважаемая Марта! Мне было интересно, что напишет Петрушевская. В целом - лучше, чем я ожидал, но про последнюю дуэль - неудачно. Сказать о Пушкине: он в конце концов потерял в жизни все, то есть свою честь, и пошел на гибель это значит все-таки не понимать его как личность.
Natalie: Действительно, мистическим образом информация о Бушкове и его интервью куда-то соскочили со страниц форума. Но мы легко это восстановим. Тем более, что интернет считает Бушкова одним из самых ярких и самобытных авторов современности. самым известным и самым любимым писателем России Таких героев нужно знать в лицо! Цитата из и нтервью с этой странной личностью: "Я всегда говорю: у меня в физиономию получит каждый, кто меня назовет либо интеллигентом, либо педерастом. Для меня это два оскорбительных слова. Все остальное допускается" Впрочем на яркость и известность эту и критика отыскалась!
Марта: А почему мы о нем тогда здесь говорим? Пишет себе человек и пишет, и прекрасно! К случаю стихи у меня нашлись, а обычно я стихи не пишу Как не остановить бегущего бизона, так не остановить хорошего Бушкова!
Natalie: Марта пишет: почему мы о нем тогда здесь говорим? Чтобы никто случайно не прикупил его шедевры, сохраняя российские леса от их изведения на такую никчемную бумагу
Зизи: Марта пишет: А почему мы о нем тогда здесь говорим? Заговорили потому, что он начал Пушкина делать героем своих шедевров! Да пусть пишет, конечно. Спрос-то есть, раз пишет и пишет. Только навряд ли это прекрасно, милая Марта!
Таша: Зизи пишет: Только навряд ли это прекрасно Согласна: вряд ли прекрасно мягко говоря
Марта: Под "прекрасно" я имела в виду не его продукцию, а сам процесс. Смысл таков: человек занят и - прекрасно! А читать или не читать - не вопрос. Кто-то будет читать, кто-то - нет. Только непонятно, почему мы пишем на ветке "Пушкинисты"? Есть же ветка, где можно поговорить о книгах и статьях.
Таша: Долой Бушкова из ПУШКИНСТОВ!!!!
Зизи: ДА НУ ЕГО!!!!
Саша 2: В начале 1930-х гг. Викентий Викентьевич отдыхал в Доме творчества писателей "Малеевка" в Старой Рузе под Москвой. Один писатель из Архангельска, желая привнести в унылый зимний вечер разнообразие, придумал занимательную историю: он рассказал,что видел старинную книгу для приезжих, хранившуюся в тех местах, откуда сам прибыл на отдых. В книге имелась запись о том, как незадолго до роковой дуэли в одну из холмогорских деревень приезжал из Петербурга человек от Геккерна и заказал местным оружейникам кольчугу для приемного сына. Вересаев, готовивший в то время очередное издание "Пушкина в жизни", ухватился за это "открытие", глаза загорелись, стал наводить справки. Так и родилась легенда, дожившая до наших дней.
Таша: Живо представляю, как "человек от Геккерна" записал в книгу для приезжих цель своей поездки: "Заказать Вашим местным оружейникам кольчугу для приемного сына моего благодетеля господина барона Геккерна. Тайну прошу не разглашать".
Саша 2: Точно! Наверное из таких сказок и родился шергинский "Пинежский Пушкин"
Зизи: Таша пишет: "человек от Геккерна" записал в книгу для приезжих цель своей поездки: Милый Саша, Ваше сегодняшнее появление на форуме ТАК меня повеселило (начиная от ЭХО и заканчивая Вересаевым). Не покидайте нас надолго! Ну их, эти статьи!!!
Кот: Уважаемая Таша! Вот что вспоминал Цявловский о "работе" Вересаева над его книгой "Пушкин в жизни". Эти воспоминания записала в 1932 г. Татьяна Григорьевна под диктовку Мстислава Александровича. Кстати о Вересаеве-пушкинисте. Таковым он сделался совсем недавно на моих глазах. Не помню, как я с ним познакомился, но помню, как он пришел ко мне, прося указаний в области воспоминаний о Пушкине. По его словам, он решил прочесть все мемуары о Пушкине. К этому времени у меня уже имелась картотека таковых. Я ее ему и предоставил. Пользуясь ею, он стал систематически у меня брать книги, между прочим, перебрал весь «Исторический вестник». В результате этого чтения, как он сам рассказывает в предисловии к первому изданию своей книги «Пушкин в жизни», получился этот труд. Придя как-то ко мне, Вересаев не без заметного смущения «признался» мне, что он выпускает книгу, явившуюся результатом штудирования моей картотеки и чтения взятых у меня книг. Нужно сказать, что до этого я неоднократно говорил Викентию Викентьевичу о своем плане издания полного собрания мемуаров о Пушкине с моим предисловием и комментариями. По выходе в свет первого выпуска «Пушкина в жизни» Викентий Викентьевич утешал меня, что его книга ни в какой мере не помешает перепечатыванию мемуаров о Пушкине не в выдержках, а полностью. Но, конечно, это неверно. Его книга преградила путь задуманным мною книгам. «Стряпня» Вересаева («окрошка а-ля Вересаев», по выражению злого Лернера) имела огромный успех, и пять изданий одно за другим вышло в течение шести лет с 1926 по 1932, дав удачливому «исследователю» десятки тысяч. Насколько он удачлив, говорит, например, такой факт: последнюю часть первого издания «Пушкина в жизни» (извлечение о преддуэльной истории, дуэли и смерти Пушкина) Викентий Викентьевич отдал в «Красную новь» А. К. Воронскому, который заплатил за эти сплошные цитаты без каких-либо комментариев по 400 рублей с листа, гонорар, в то время совершенно необыкновенный и объяснявшийся милейшим Александром Константиновичем тем, что, по его словам, извлечения, сделанные Вересаевым, «читаются, как роман». Мне кажется, этот случай единственный в истории не только пушкиноведения, но и русской науки. Среди специалистов и читателей, так сказать, первого ранга труд Вересаева не пользуется хорошей репутацией, но в так называемых широких читательских кругах книги Вересаева играют огромную роль, являясь своего рода настольной энциклопедией по Пушкину. В настоящее время (ноябрь 1932 г.), после выхода в свет в июле этого (1932) года пятого издания, Викентий Викентьевич готовит уже шестое, которое, надо думать, выйдет в 1933 г. Итак, шесть изданий в течение <8> лет, в общей сложности в количестве <...> экземпляров — факт, тоже не имеющий себе подобного в истории русской литературы. Первые четыре издания мало чем отличаются друг от друга. Самое существенное, пожалуй, это то, что по моим настояниям Викентий Викентьевич обозначил звездочкой воспоминания, которые нужно признать или явно вымышленными, или весьма далекими от исторической действительности. Введение этих мемуаров — большая ошибка составителя, который, я думаю (да простит мне будущая тень Викентия Викентьевича Вересаева), не исключает эти лживые мемуары, не желая уменьшить свой гонорар. Отличием пятого издания от предшествующих являются включенные в книгу портреты. Список лиц, портреты которых собирался дать в книге Вересаев, он как-то принес к нам на просмотр и утверждение, признаваясь в своем полном невежестве в области иконографии. Татьяна Григорьевна, имея списки портретов лиц, близких Пушкину, в Эрмитаже и Пушкинском Доме, указала ему те, что, по ее мнению, нужно было бы поместить в книгу; посоветовалась с братом, служащим в Эрмитаже, и все указанные ею портреты были помещены. Но и выбор всех остальных портретов в конечном счете был сделан нами. Полученные из ИРЛИ фотографии без подписи были принесены Вересаевым нам же на предмет атрибуций. Наконец, даже одна из корректур портретов была прислана нам. За все это мы получили экземпляр книги Вересаева с теплой сердечной надписью, говорящей о благодарности за оказанную ему помощь (без указания о ней в предисловии). М.А.Цявловский. Записки пушкиниста. / М.Цявловский., Т.Цявловская. Вокруг Пушкина. М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 58 – 59.
Таша: Спасибо за эту обширную цитату, уважаемый Кот. Читать все это грустно и стыдно. Стыдно за наших ученых, которые сами дали флаг в руки шарлатану, а потом еще и помогали ему украсить его шедевр.
Марта: Как грустно разочаровываться....
Зануда: Вересаевские издания никогда не вызывали у меня доверие и восторг, но история их появления, соучастие околпаченныйх ученых просто потрясающи! Вот это да!!
Таша: Соучастие меня и угнетает. Как он ловко втерся... А они-то, при этом как старались помогать ему. Просто диву даешься!
Марта: Около университетской библиотеки памятник Ю.М.Лотману. Когда-то я уже показывала на форуме фото памятника, но то была фотография зимняя. Вот вчерашнее фото:
Марта: По вашей просьбе :
бык: это что правнук с прадедом?
Марта: Это всё он. Только в разное время жизни.
МИМИ: Это Ракитянский "из другой жизни"?
AlexeyTuzh: И другого пола! Что-то не везёт его изображениям на этом форуме!
Зизи: Ну, да: один из них явно из другого времени! Или он специально так изображен? Для какого-нибудь театрализованного события?
Таша: А почему другого пола??????? Там, кажется, оба мужчины
Марта: Таша совершенно права. Мужского пола, из другого времени. Столько внимания к уважаемому Анатолию Тихоновичу, что я чувствую неловкость и какую-то вину перед ним: не то показала, не так показала. Хоть он об этом и не узнает. Поэтому его портрет из другого времени я убрала. Добавлю, что именно в таком образе он хотел прийти к нам на форум. Но не получилось. Он очень занят.
Таша: А мог бы и прийти.... Мы все заняты!!!
Марта: Я сожалею. Интересный был бы у нас с вами собеседник!
Зизи: А я так и не поняла, кто же был изображен на втором портрете. И что это означает - "из другого времени"? Простите мне мое тугодумие, дорогая Марта!
Кот: А я так и вообще ничего "другого" увидеть не успел. Вот что значит - нет постоянного выхода в интернете. А Ракитянского, простите, я не знаю, вероятно, к моему стыду.
Таша: Ракитянский - интересный библиофил из Риги
МИМИ: А ещё Ракитянский - создатель и собиратель экслибрисов.
барышня-крестьянка: я тоже ничего про него не знала!Спасибо.
Кот: Спасибо за информацию о Ракитянском. Буду знать.
МИМИ: Печальная весть пришла мне из Михайловского. Сегодня в Опочке хоронят исследовантеля судеб потомков Пушкина Виктора Михайловича Русакова. Он умер 8-го ноября.
Таша: Светлая ему память и благодарность за его подвижнический труд
Марта: Светлая память
Зизи: Печальное известие!
Кот: Присоединяюсь и с моей печалью о нем!
Саша 2: Земля пухом и свелая память!
AlexeyTuzh: Светлая память...
Таша: Не могу сказать, что эта дама является таким уж пушкинистом, но все-таки сведения о ней помещаю именно сюда: кандидат юридичних наук, доцент Ципенюк Софія Абрамівна, Київський науково-дослідний інститут судових експертиз МЮ України, старший науковий співробітник лабораторії почеркознавчих досліджень. Это данные из АВТОРЕФЕРАТА 2003 года, где почерковед С. А. Ципенюк, известная как эксперт по почерку автора пушкинского пасквиля, названа в числе официальных оппонентов!
Кот: Уважаемая Таша! Я пытался найти ее собственный автореферат в Ленинке, но его там не оказалось.
Таша: Уважаемый Кот! Думаю, что ее автореферат следует искать в Киеве.
AlexeyTuzh: А мы же уже смотрели на неё: http://www.1tv.ru/news/world/44404 И кандидат юридических наук она ещё с советских времён. Просто у юристов и у врачей своя система хранения и доступа к диссертациям. Я не думаю, что в её автореферате что-то есть о А.С. Пушкине! Если только в диссертации она упоминает о своей работе над пасквилями (но возможно она защитилась ранее 1973 года). Дело-то громкое, по заказу журнала "Огонёк", но с точки зрения диссертации и научной новизны - вряд ли какой-то уникальный прецедент. Да и Софья Абрамовна Ципенюк в той работе - просто более раскрученный в прессе персонаж! Галина Романовна Богачкина из Москвы, которая параллельно работала с пасквилями в Москве (в центральном институте, а не в киевском филиале) - ничем её не хуже! И экспертиза была за двумя их подписями.
AlexeyTuzh: Ципенюк С.А. "Криминалистическое исследование рукописных текстов, выполненных с подражанием печатному шрифту и специальным шрифтам", Диссертация на соискание учёной степени кандидата юридических наук, Киев, 1961. А заказ от "Огонька" был в 1973 году. Экспертизу делали в 1974-м. Зачем тогда нужен автореферат?
Кот: Уважаемый AlexeyTuzh! Я искал ее автореферат только для того, чтобы узнать ее имя и отчество, так как во всех других публикациях приводились только инициалы. А его название и год защиты я знал. За ссылку - спасибо! Я этого раньше не видел.
AlexeyTuzh: Уважаемый Кот! А я же пересылал вам, вроде бы, статьи С.А. Ципенюк и Р.Г. Богачкиной? И, по-моему, Хаит приводил в своих статьях её имя-отчество. Но возможно и нет, я как-то не обращал на это специально внимание. Институты в Киеве и в Москве работают до сих пор, дело в архиве и там и там, но его выдают только почитать. Жаль, что не разрешают копировать. Таким образом, и по вопросу о том, как выглядели оборотные стороны пасквилей - Т.И. Краснобородько мне уже не нужна. P.S. Недавно пересматривал "Воспоминаньем упоённый" - она там аж в двух сериях была! http://www.tvkultura.ru/news.html?id=77116&cid=p А кстати, она считается пушкинистом? Или как и Р.Г. Богачкина и С.А. Ципенюк - только примкнувшая к ним?
Кот: Уважаемый AlexeyTuzh! Статей Ципенюк и Богачкиной Вы мне не пересылали. В статье Хаита даны только инициалы Ципенюк. А как понимать, что по вопросу о том, как выглядели оборотные стороны пасквилей - Т.И. Краснобородько мне уже не нужна Вы их видели в деле в московском институте? Вы об этом ничего не сообщали.
AlexeyTuzh: Уважаемый Кот! Про Т.И. Краснобородько я конечно же шутил! К чудом вышедшему факсимильному воспроизведению "Альбома Елизаветы Ушаковой" она написала комментарий. Уже хотя бы за это спасибо. Мне казалось, что присылал, но возможно мы только беседовали о них. Если они нужны - могу выложить. Да, я быстро понял, что что-то просить у Т.И. Краснобородько и ездить ради этого в Санкт-Петербург - пустое и дорогое занятие. Сначала я решил, что дело с фотографиями оригиналов в Киеве и уже собрался туда, но когда прочёл в РНБ (помните, Вы мне ещё рассказали как туда доехать?) статью Богачкиной - понял, что копии заключения и материалы к делу должны быть в Москве. Вечер в Интернете, советы друзей, запись на приём в институт - и через неделю дело было уже у меня в руках. Не писал, так как боялся, что его (а они от меня узнали, что вообще была такая экспертиза) - далеко уберут и будут хранить а ля Краснобородько. Потом увидел сюжет из Киева, узнал, что Ципенюк периодически выступает с ним перед публикой и журналистами - и понял, что могу спокойно написать здесь об этом. Если честно, я вообще не понимаю, почему факсимильные копии обеих сторон двух экземпляров пасквиля и одного конверта до сих пор не опубликованы. Видимо кому-то это нужно, либо всем - не нужно. Но и этому я не сильно удивлён. Когда Галина Михайловна Седова (Вы - свидетель!) просила выкинуть её книгу "Я жить хочу..." как устаревшую, промелькнула у меня мысль, что в новой её книге будут какие-то новые иллюстрации и возможно (наконец-то) пасквилей тоже. Поживём, увидим... В конце концов, с того времени как часть из них напечатал П.Е. Щёголев - ещё сто лет не прошло!
Таша: Уважаемый AlexeyTuzh! Вы напрасно надеетесь, что в новой книге Седовой будут какие-то новые иллюстрации и возможно (наконец-то) пасквилей тоже Дуэльная история будет показана в книге примерно в том же ключе, что и в книге "Я жить хочу..." Тут новостей искать не приходится... Ход преддуэльных и дуэльных событий изложен также, как и в прошлой книге. Все новины касаются творчества и духовной биографии Пушкина. Теперь о том, что я случайно нашла на французском генеалогическом портале и что меня буквально взбесило. Посмотрите, пжлста, СЮДА Для тех, кому лень вчитываться во французский текст, обращаю внимание на 2 фразы, связанные с д'Антесом: там вместо одной жены указано два персонажа: в первой строчке поразившая меня фраза: Georges de HEECKEREN d'ANTHÈS, Voir Duels 1812-1895 relation avec Nathalie Gontcharova GONTCHAROV 1812-1863 напоминаю, что по-французски "relation" это "связь" заметьте: эта связь даже не имеет другой фамилии, а так и осталась девицей Гончаровой
AlexeyTuzh: Да уж... Это даже забавным не назовёшь... А меня сегодня тоже разозлило одно место в книге "Чёрная речка". Пришлось из-за Старка или Витале немецкую готику разбирать и... всё впустую. Обманули...
Таша: Меня даже лично Старк с Витале не смогли бы заставить разбирать немецкую готику. Свихнешься! А с чем Вы разбирались, уважаемый AlexeyTuzh?
Кот: Уважаемая Таша! На том же портале можно прочитать и про самого Дантеса и про дуэль здесь Моего французского не хватает, но смысл понятен.
Кот: Уважаемый AlexeyTuzh! Если Вы выложите или пришлете статьи Ципенюк и Богачкиной, буду очень Вам благодарен. Я все-таки не понял: Вы в деле экспертов видели факсимильные копии обеих сторон двух экземпляров пасквиля и одного конверта или нет?
Таша: Уважаемый Кот пишет: На том же портале можно прочитать и про самого Дантеса и про дуэль Да! Полнейшая белиберда! Но это все цветочки по сравнению с "официальной связью"!
AlexeyTuzh: Постараюсь ответить по порядку: 1) Статьи сегодня выложу (Г.Р. Богачкиной и С.А. Ципенюк). 2) Дело в Москве я видел. В нём - фотографии оригиналов пасквилей (с двух сторон), фотографии конверта (тоже, как ни странно) с двух сторон, таким образом - 6 фотографий оригиналов (два пасквиля и конверт с обеих сторон). Указаны размеры и совпадение типа чернил и в тексте и на конверте. Не знаю, насколько можно судить и делать выводы по фотографиям, но на безрыбье и рак - рыба! Эксперты делали (они анализировали почерк по фотографиям оригиналов). Также там много фотографий почерков дворян конца XVIII - начала XIX века. Видимо с ними и сравнивали. 3) Теперь о Старке и Витале. У них в "Чёрной речке" на стр. 22 есть ссылка: "Отто фон Брей-Штейнбург, граф (1807 - после 1871) - секретарь баварского посольства в Петербурге (июль 1833 - февраль 1836 и позднее), знакомый Пушкина, Карамзиных, Виельгорских, автор воспоминаний, где идёт речь о последней дуэли поэта". Скачал его книгу. Долго мучил (почти год). Ничего о последней дуэли не нашёл! Обманули... Вот о нём же примечание в книге П.Е. Щёголева: "Графъ Отто фонъ-Брей, бывшій въ 1833—1836 годахъ секретарёмъ Баварскаго посольства и въ февралѣ 1836 года переведённый изъ Петербурга въ Парижъ, уже былъ свидѣтелемъ того тяжёлаго положенія, которое привело Пушкина къ трагическому концу. Графъ Брей, живя въ Петербургѣ, вращался въ салонахъ Карамзиной и Віельгорскихъ, поддерживалъ знакомство съ княземъ П.А. Вяземскимъ. См. Graf Otto von Bray-Steinburg. Denkwürdigkeiten aus seinem Leben. Mit einem Vorwort von Prof. Dr. K. von Heigel, Lpz. 1901, S. 11, 14". На стр. 11 и 14 есть упоминания о Пушкине (косвенные), но никак не о дуэли 1837 года. Да и книга - о дипломатии, а не о культурных впечатлениях.
Таша: Статью Богачкиной хотелось бы увидеть. Имеется ли разница с тем, о чем писала Ципенюк? Тепер о Брее. Уважаемый AlexeyTuzh! А не могло быть так, что С. Витале известны другие его воспоминания, не вошедшие в прочитанную Вами книгу? А вообще-то хорошо, что Вы ее осилили: многое узнали, да и в языке попрактиковались
AlexeyTuzh: Ничего хорошего! Во-первых, немецкий знаю пока очень плохо, поэтому мучились вместе с другом, а его дипломатия Баварии XIX века волновала постольку-поскольку. Во-вторых, не думаю, что Старк и Витале знакомились с какими-то другими воспоминаниями. Иначе дали бы точную ссылку, а не "пойди туда, не знаю куда...". Со следующего года у дочки - и немецкий и французский начинается в школе. Поневоле подниму уровень немецкого языка!
Таша: Поневоле подниму уровень немецкого языка! Ждем неожиданных открытий, в том числе в пушкиноведении!!!
AlexeyTuzh: Я же уже писал ранее: я не писатель, я - читатель! Мне приходится лезть в первоисточники не от хорошей жизни! Устал лапшу с ушей снимать, читая книги!
AlexeyTuzh: Обещанные мной статьи: http://files.mail.ru/7YOHN5
Кот: Уважаемый AlexeyTuzh! Спасибо за статьи! Скачал.
Таша: И от меня спасибо! О статье Богачкиной я не знала. А откуда она?
AlexeyTuzh: Знали, знали! В зелёненьком сборнике, в котором, кстати, была опубликована статья уважаемого Кота, Геннадий Хаит в своей статье ссылается именно на статью Г.Р. Богачкиной!
Таша: Пришлось искать ссылку в интернете, но нашлось только то, что Вы, уважаемый Алексей, сообщали на нашем форуме: Богачкина Г.Р. "Случай из практики исследования рукописей первой половины XIX века, выполненных на французском языке" в издании "Экспертная практика и новые методы исследования", ВНИИСЭ, Москва, 1975 год, стр. 11-13 А номер выпуска какой?
AlexeyTuzh: Это, кстати, была одна из самых сложных задач при поиске. Во-первых, в РНБ нужно указывать, что это - "экспресс-информация", а выпуск - самый первый! Но я полностью статью привёл. Больше ничего там нет. А зелёная книжка, если Вы догадались, была эта: Наиболее подробная и обстоятельная статья Г. Хаита была именно там, а не в "Огоньке".
Таша: Да, да! Помню!
полная версия страницы